Тайна корабля

Стивенсон Роберт Льюис

Между тем время подошло к десяти часам, и мы вошли в аукционный зал. «Летучее Облачко», хотя и важное для нас, по-видимому, лишь в очень скромных размерах привлекало всеобщее внимание. С дюжину зевак окружали аукциониста — почти все рослые ребята, настоящего западного пошиба, длинноногие, широкоплечие и одетые (на взгляд простого человека) с ненужным щегольством. Они держали себя с шумной фамильярностью. Бились об заклад, сыпали прозвищами. «Ребята» (как они величали себя) слишком веселились, и ясно было, что они пришли сюда для забавы, а не для дела. За ними я заметил фигуру моего друга

капитана Трента, явившегося, как мне, естественно пришло, в голову узнать об участи своего старого судна, и представлявшего резкий контраст с этими джентльменами. Со вчерашнего дня он успел нарядиться в новенькую черную пару, не совсем хорошо сидевшую; из верхнего левого кармана торчал уголок шелкового платка, из нижнего на другом боку высовывались бумаги. Пинкертон только что приписал ему высокие качества. Конечно, он казался очень откровенным, и я снова всматривался в него, стараясь подметить, если возможно, эту добродетель на его лице. Оно было, красно, и широко, и взволновано, и, как мне казалось, фальшиво. Казалось, этот человек томился какой-то неведомой тревогой; не замечая, что за ним наблюдают, он грыз себе ногти, хмурился или бросал быстрые, пытливые и испуганные взгляды на проходящих. Я все еще смотрел на него, точно очарованный, когда начался аукцион.

Кое-какие формальности были исполнены при непрерывном непочтительном дурачестве ребят; а затем при чуть-чуть большем внимании аукционист распевал песню сирены:

— Прекрасный бриг, ценные принадлежности, новая медь, замечательный, отборный груз; аукционист может назвать его безусловно надежным обеспечением; да, джентльмены, он пойдет дальше, он определит цифру; он не колеблется (все тот же самый аукционист) определить цифру; покупатель может рассчитывать, продав то и се, и пятое и десятое, выручить сумму, равную полной оценке стоимости груза; иными словами, джентльмены, сумму в десять тысяч долларов.

В ответ на это скромное заявление с потолка, как раз над головой аукциониста (полагаю, не без участия какого-нибудь зрителя с чревовещательными способностями) раздалось ясное «кукареку», встреченное общим хохотом, к которому любезно присоединился сам аукционист.

— Итак, джентльмены, что вы скажете? — продолжал этот джентльмен, поглядывая на Пинкертона. — Что вы скажете по поводу этого замечательного благоприятного случая?

— Сто долларов, — сказал Пинкертон.

— Мистер Пинкертон дает сто долларов, — объявил аукционист, — сто долларов. Не надбавит ли кто-нибудь из джентльменов? Сто долларов, только сто долларов…

Аукционист тянул свою песню, а я с каким-то смешанным чувством симпатии и удивления следил за нескрываемым волнением капитана Трента, как вдруг мы все были поражены заявлением надбавки.

— И пятьдесят, — раздался резкий голос. Пинкертон, аукционист и ребята, которые все участвовали в деле, разом встрепенулись.

— Прошу прощения, — сказал аукционист, — кто-нибудь набавляет?

— И пятьдесят, — повторил голос, принадлежавший, как я мог теперь убедиться, какому-то маленькому, невзрачному человечку. Кожа его была серая, в прыщах; голос надорванный, переходивший из тона в тон; жесты, казалось, не совсем повиновались его воле, как при болезни, называемой

пляской святого Витта; он был плохо одет и держал себя с какой-то трусливой надменностью, как будто гордился тем, что находится в таком месте и делает такое дело, а в то же время ждал, что вот-вот его вытолкают. Мне кажется, я никогда не видал такой характерной фигуры, и тип был новый для меня, я никогда раньше не замечал подобных, и невольно вспомнил Бальзака и низшие типы его Com'edie Humaine.

Пинкертон с минуту смотрел на незнакомца не совсем дружелюбными глазами, затем вырвал листок из записной книжки, набросал несколько слов карандашом, повернулся, позвал посыльного и шепнул ему «Лонггерсту». Посыльный исчез, а Пинкертон снова повернулся к аукционисту.

— Двести долларов, — сказал Джим.

— И пятьдесят, — отозвался враг.

— Это похоже на что-то серьезное, — шепнул я Пинкертону.

— Да, каналья хочет нам испортить коммерцию, — отвечал мой друг. — Ну, он получит урок. Подождите, пока придет Лонггерст. Триста долларов, — прибавил он громко.

— И пятьдесят, — откликнулось эхо.

В эту минуту мой взгляд снова упал на капитана Трента. Глубокая тень лежала на его лице; новый сюртук был расстегнут и распахнулся; он мял в руках шелковый платок, и глаза его, светло-голубые глаза моряка, блестели от возбуждения. Он все еще волновался, но в его волнении, если я правильно объяснил выражение его лица, проскальзывала теперь надежда.

— Джим, — шепнул я. — Взгляните на Трента. Держу пари на что угодно, что он ожидал этого.

— Да, — был ответ. — Тут затеяна какая-то скверная штука.

И он снова надбавил.

Цифра приближалась к тысяче, когда я заметил по лицам находившихся против меня, что случилось что-то сенсационное, и, оглянувшись через плечо, увидел высокого, приличйого, элегантного господина, который сделал знак аукционисту.

— Одно слово, мистер Борден, — сказал он, а затем обратился к Джиму. — Ну, Пинк, на какой мы цифре?

Пинкертон назвал цифру. «Я надбавлял до нее на свою ответственность, мистер Лонггерст, — прибавил он, краснея. — Дело, мне кажется, верное».

— Правильно, — сказал мистер Лонггерст, ласково потрепав его по плечу, точно довольный дядюшка. — Можете надбавлять до пяти тысяч, если же он даст больше, то и на здоровье.

— Между прочим, кто он такой? — спросил Пинкертон. — Выглядит он проходимцем.

— Я послал Билли навести справки…

В ту же минуту один из экспансивных молодых джентльменов вручил мистеру Лонггерсту свернутую бумажку. Она перешла от Лонггерста к Пинкертону, затем ко мне, и я прочел:

— Гарри Д. Беллэрс, адвокат; защищал Клару Варден; дважды рисковал быть исключенным из сословия.

— Ну, это пустяки! — заметил мистер Лонггерст. — Кто бы мог нанять подобного ябедника? Никто из денежных людей, во всяком случае. Что если вы сразу наддадите, Пинк? Я бы сделал это. Ба! Да это ваш компаньон, мистер Додд? Счастлив познакомиться с вами, сэр.

С этими словами великий человек удалился.

— Ну, что вы думаете о Дугласе Б.? — шепнул Пинкертон, почтительно глядя вслед уходящему. — Совершенный джентльмен и культурный человек с головы до ног.