Тайна королевы
Шрифт:
Пардальян также в одиночестве бродил по Парижу. Очевидно, он что-то или кого-то искал. Искал ли он малышку Лоизу? На этот вопрос мы с уверенностью можем ответить отрицательно. Мы помним, как он сказал Фаусте, что не станет искать девочку. У нас есть все основания полагать, что он не бросал слов на ветер, ибо Пардальян всегда знал, что говорит.
К тому же нам известно, что он всегда выполнял свои обещания.
Пардальян пообещал не разыскивать свою внучку — значит, он был уверен, что ему не нужно ее разыскивать. А раз ему не нужно ее разыскивать, значит, не стоило и тратить время на поиски.
Но что же он тогда искал? Вскоре нам предстоит это узнать, а сейчас давайте удовлетворимся тем, что мы уже знаем.
В этом очередном и наверняка последнем сражении с Фаустой Пардальяна ужасало — да, именно ужасало — одно: что его сын Жеан приедет в Париж и примет участие в этом смертельном поединке. Шевалье был уверен, что Жеан без колебаний примет его сторону.
Но мысль о том, что сын вступит в борьбу с матерью, была для него непереносима.
Пока ему помогал случай: Бертиль все еще не выздоровела, и Жеан оставался в Сожи подле больной жены. Но Пардальян все же боялся, как бы Жеан внезапно не объявился в Париже.
Чтобы обезопасить себя, Пардальян послал в Сожи Эскаргаса.
Тому было поручено сообщить Жеану, что шевалье вместе с ним и Гренгаем отправляется в далекий путь на поиски малышки Лоизы: шевалье уверен, что напал на след ее похитителей.
Натасканный Пардальяном Эскаргас превосходно справился со своей миссией: Жеан поверил всему, что ему рассказал его бывший приятель, и спокойно остался подле жены. Через два дня Эскаргас вернулся к шевалье.
Теперь Пардальян был спокоен: раз Жеан поверил, что его отец покинул Париж, значит, он туда не поедет.
Отчитавшись об исполненном поручении и снискав заслуженные комплименты, Эскаргас вынул из кармана и положил на стол увесистый мешок, издававший приятный серебряный звон.
— От господина маркиза на дорожные расходы господину шевалье. Когда от этих пятисот пистолей ничего не останется, вам следует только послать гонца — и господин маркиз пришлет вам следующие пятьсот монет.
Окинув горделивым взором присутствующих, он заявил:
— Теперь мы, слава Богу, богаты!
Удовлетворенно улыбнувшись, Пардальян взял мешок и запер его в сундук.
— Вот уж действительно кстати, — довольно ворчал он. — Черт меня побери, я совсем забыл о деньгах, а они мне скоро очень даже пригодятся!.. К счастью, Жеан хорошо меня знает и сам обо всем подумал.
Затем он открыл ящик стола, вытащил оттуда полновесную горсть монет и ссыпал их в кошелек. Только после этого он вновь занял свое место напротив Эскаргаса. Протянув достойному малому кошелек, он отрывисто произнес:
— Возьми этот кошелек и слушай.
Эскаргас подчинился: он взял кошелек и принялся слушать. Пардальян говорил довольно долго. После этой беседы Эскаргас сел в седло и отправился в путь. Неспешной рысью выехав из Парижа, он с видом человека, путешествующего для собственного удовольствия, направился по дороге в Орлеан.
Нам в точности неизвестно, куда по указанию Пардальяна поехал Эскаргас. Однако мы знаем, что дорога на Орлеан вела дальше, на юг… до самой Испании. А как известно, Эскаргас был родом из Южной Франции, поэтому он говорил и по-испански, и по-итальянски, и по-провансальски, и по-гасконски.
Что же касается Гренгая, то он, будучи чистокровным парижанином, был отряжен на улицу Сен-Никез, где находился дворец Соррьентес. Он бывал у жилища Фаусты каждый день и каждый вечер отчитывался господину шевалье о том, что ему удалось увидеть и услышать. Всякий раз он изменял свой облик и делал это так успешно, что даже Вальвер, не раз встречавший его на улице, не узнавал его.
Итак, как мы видим, Пардальян не бездействовал; возможно, он готовил ответный ход, о котором Фауста не должна была знать заранее. Вероятно, вы уже заметили, что Пардальян совершенно не использовал Вальвера. Но шевалье пока не нужна была его помощь. К тому же он знал, что юноша влюблен, и не хотел отвлекать его от радужных мечтаний во время той краткой передышки, что предоставил им противник.
Ибо Пардальян был уверен, что подаренные им дни спокойствия уже подходят к концу. Именно это он и говорил Одэ де Вальверу, удивлявшемуся бездействию Фаусты и Кончини.
— Не волнуйтесь, — успокаивал его шевалье, — они не уснули и не забыли нас. Они плетут свои гнусные интриги, а наше дело — быть готовыми отразить их удар, который они, смею вас заверить, не замедлят нанести.
— А мы постараемся его отразить, чтобы нас не застали врасплох, — беспечно ответил Вальвер.
Однако ему не удалось провести Пардальяна: шевалье прекрасно понял, что юноша начеку и готов к борьбе не на жизнь, а на смерть. Уроки Пардальяна пошли впрок.
Мы вынуждены признать, что Пардальян не ошибся. И Фауста, и Кончини действовали. У Фаусты даже возникла мысль заключить с Кончини союз против Пардальяна. Для этого она покинула свой дворец и отправилась повидать королевского фаворита.
Ей не пришлось долго уговаривать итальянца. Кончини равно возненавидел и Пардальяна, и Вальвера. В результате этого временного соглашения — а оно и не могло быть иным, ибо каждая договаривающаяся сторона преследовала только свои ближайшие цели, — Фауста, Леонора (она также присутствовала при встрече) и Кончини расстались лучшими друзьями. По крайней мере — с виду.
Сразу же после разговора Кончини и Леонора проводили Фаусту в Лувр; с их помощью она тут же получила аудиенцию у королевы. Не стоит и говорить, что вышеупомянутая супружеская чета тоже участвовала в беседе.
Как и Леонора, Мария Медичи испытывала перед своей соотечественницей, принцессой Фаустой, восхищение, смешанное со страхом. Она оказала ей самый любезный прием. Королева была особенно благосклонна к Фаусте, ибо, не зная о соглашении, заключенном принцессой с Кончини, она решила, что та бескорыстно оказывает ей важную услугу.
Фауста умела нравиться. Она умела показать себя с самой лучшей стороны. Она употребила все свои таланты, все свое обаяние, дабы завоевать расположение королевы. Ее план блистательно удался: обмануть такую поверхностную и — признаемся в этом! — ограниченную женщину, каковой была Мария Медичи, не составило никакого труда. Фауста полностью подчинила ее своей воле — тем более что Леонора и Кончини, являясь союзниками Фаусты, и не подумали помешать ей, уверенные, что со временем сумеют раскрыть королеве глаза на Фаусту.