Тайна Красного Дома
Шрифт:
— Лег пятнадцать назад или что-то вроде. Ты, конечно, был еще мальчиком.
— Да, я помню, что один раз видел его примерно тогда, но, возможно, он приезжал позднее?
— Нет. То есть, насколько известно мне. — Марк, все еще явно расстроенный, снова взял письмо.
— Лично я считаю, — сказал Билл, — что родственники — это большая ошибка.
— И все-таки, — сказала Бетти, чуть перегибая палку, — это же так забавно — иметь скелет в шкафу.
Марк хмуро посмотрел на нее.
— Если, по-вашему, это забавно, я вручу его вам, Бетти. И если он хоть немного такой, каким был и каким являл себя в редких
Кейли хмыкнул.
— Я знаю только, что задавать про него вопросы не полагалось.
Возможно, это был намек в адрес излишне любопытного гостя больше вопросов не задавать или напоминание гостеприимному хозяину не болтать лишнего перед посторонними людьми, хотя произнес он свою фразу просто как констатацию факта. Однако тема была оставлена, сменившись более увлекательной: предстоящей партией в гольф вчетвером. Миссис Колледайн намеревалась поехать с игроками, чтобы разделить ланч со старой приятельницей, живущей неподалеку от поля для гольфа, а Марк и Кейли оставались дома — из-за дел. Видимо, «дела» теперь включали и блудного брата. Но партию в гольф это не делало менее увлекательной.
Примерно в то время, когда майор (какова бы ни была причина) промазал по шестой лунке, а Марк и его кузен занимались своим делом в Красном Доме, привлекательный джентльмен по имени Энтони Джиллингем вручал свой билет, сойдя на станции «Вудхем», и спрашивал, как пройти к деревне. Получив указания, он оставил свой чемодан у начальника станции и неторопливо удалился. Он важный персонаж в этой истории, а потому нам следует узнать про него что-нибудь, прежде чем выпустить его сюда на волю. Давайте под каким-нибудь предлогом остановим его на вершине холма и хорошенько разглядим.
Мы сразу замечаем, что разглядывает он повъедливее нашего. Правильные черты чисто выбритого лица того типа, который обычно ассоциируется с военно-морским флотом, пара серых глаз, и они словно всасывают каждую подробность нашей особы. Незнакомых людей этот взгляд почти пугает, пока они не обнаруживают, что очень часто мысли глядящего пребывают где-то еще; что он, так сказать, оставил свои глаза стоять на страже, пока сам он следует за ходом мысли в другом направлении. Разумеется, многие люди проделывают то же самое, когда, например, разговаривают с одним человеком, пытаясь слушать другого, но глаза выдают их. В отличие от глаз Энтони.
Этими глазами он повидал мир, хотя и не как моряк. Когда в двадцать один год он унаследовал от покойной матери четыреста фунтов годового дохода, старый Джиллингем оторвался от «Газеты скотовода», чтобы спросить, что он намерен с ними делать.
— Повидать мир, — сказал Энтони.
— Ну, присылай мне строчку-другую из Америки или еще откуда-нибудь.
— Ладно, — сказал Энтони.
Старый Джиллингем вернулся к газете. Энтони был его младшим сыном и в целом менее ему интересен, чем юные отпрыски других семей, например, Чемпиона Беркета. Но ведь Чемпион Беркет был самым лучшим быком хертфордской породы, каких он выращивал.
Однако Энтони дальше Лондона ехать не собирался. Под «миром» он подразумевал не страны, а людей, и под наиболее разными углами зрения, насколько возможно. А Лондон полон крайне разными людьми, если знать, как смотреть на них. Вот Энтони и смотрел на них, причем с самых неожиданных точек зрения — камердинера, репортера, официанта, продавца в магазине. И при поддержке четырехсот фунтов в год наслаждался во всю меру. Он никогда не задерживался на одной работе излишне долго и обычно обрывал свою связь с ней, изложив своему нанимателю — противу всех правил этикета, теоретически определяющего отношения между хозяином и слугой, — что именно он о нем думает. Обрести новую профессию ему никакого труда не составляло. Вместо опыта и рекомендаций он предлагал свою личность и пари. Первый месяц он будет служить без жалованья и — если удовлетворит своего нанимателя — получит двойное жалованье за второй. И всегда его получал.
Теперь ему было тридцать. В Вудхеме он сошел потому, что ему понравилась станция. Билет давал ему право ехать дальше, но в подобных вопросах он привык угождать себе. Вудхем понравился ему, а его чемодан был при нем в вагоне, как и деньги в кармане. Так почему бы и не сойти?
Хозяйка «Георга» была только счастлива предоставить ему кров и обещать, что к вечеру ее муж съездит на станцию за его багажом.
— И, думается, вам потребуется ланч, сэр?
— Да, но не затрудняйтесь. Сойдет все, что у вас есть холодного.
— Как насчет говядины, сэр? — спросила она, будто в ее распоряжении была сотня сортов мяса, и она предлагала ему наилучший.
— Отлично. И пинту пива.
Он завершал свой ланч, когда вошел хозяин спросить его про багаж. Энтони заказал еще пинту и скоро разговорил его.
— Наверное, веселое дело содержать деревенскую гостиницу, — сказал он, прикидывая, что, пожалуй, пора приобщиться к еще одной профессии.
— Ну, я б не сказал, что такое уж веселое, сэр. Но мы сводим концы с концами и немножко откладываем на черный день.
— Так вам надо съездить отдохнуть где-нибудь, — сказал Энтони, задумчиво глядя на него.
— Странно, что вы сказали это, — улыбнулся хозяин. — Джентльмен из Красного Дома сказал то же самое только вчера. Предложил заместить меня и всякое такое. — Он басисто хохотнул.
— Красный Дом? Не Красный ли Дом в Стэнтоне?
— Он самый, сэр. Стэнтон — следующая станция за Вудхемом. Красный Дом около мили отсюда. Мистера Эблетта.
Энтони вытащил из кармана письмо. Обратный адрес — «Красный Дом, Стэнтон». Подписано «Билл».
— Старина Билл, — пробормотал он про себя. — Растет над собой.
Энтони познакомился с Биллом Беверли два года назад в табачной лавке. Джиллингем был по одну сторону прилавка, мистер Беверли — по другую. Что-то в Билле — может быть, его юность и свежесть — вызвали у Энтони симпатию. И, когда сигареты были заказаны с распоряжением отправить их по такому-то адресу, он вспомнил, что познакомился с теткой Беверли, когда гостил у друзей в их загородном доме. Беверли и он встретились еще раз чуть позднее в ресторане. Оба были в смокингах, но по-разному обращались с салфетками, и Энтони был более полированным из них двоих. Однако Билл продолжал ему нравиться. И потому во время одних своих каникул после очередной потери работы он через одного из общих друзей познакомился с ним официально. Беверли, казалось, был чуть шокирован напоминанием об их предыдущих встречах, но овладевшая им неловкость вскоре рассеялась, и они с Энтони незамедлительно сблизились. Однако Билл, когда писал ему, употреблял обращение «дорогой псих».