Тайна «Красной Москвы»
Шрифт:
Орехов взял конверт, равнодушно посмотрел на него, положил на столик рядом с использованными блоттерами.
— Я вас провожу. Ваш аромат будет готов дней через десять.
— Мне казалось, по готовой пирамиде духи составить — это быстро.
— У меня нет всех компонентов, придется кое-что заказать. Я вам позвоню.
— Хорошо, договорились. Буду ждать с нетерпением.
Я щебетала, улыбалась — а сама думала только об одном: клюнет ли парфюмер на мою наживку или нет?
Если поведется — то я, вполне возможно, смогу получить новую информацию…
Я сижу
Мне любопытно все: морщинки на лице работяги, наглый взгляд молодой девчонки, улыбка рассматривающего игрушку ребенка, суетливость носильщиков, оценивающая хитрость таксистов.
В такие моменты я понимаю, что в моей деревенской изолированной и комфортной жизни есть и свои минусы. Я редко сталкиваюсь с посторонними людьми, я теряю связь с их проблемами, интересами, стремлениями. Мне надо чаще выходить из нашего коттеджного поселка. Иначе в моих книгах и сценариях не останется настоящей жизни. Бутафорские судьбы и высосанные из пальца проблемы — это всегда очень печально, и…
Задумавшись, я едва не пропустила то главное, ради чего, собственно говоря, и пришлось ехать на вокзал.
«Я все знаю про духи «Красная Москва». Мое молчание стоит 100 тыс. рублей. Положите их к 15 часам в ячейку камеры хранения на Белорусском вокзале, а ключ прикрепите скотчем к обратной стороне доски барной стойки в кафе «Бульбаш».
Вот такое послание получил сегодня парфюмер Станислав Орехов.
Как я и предполагала, Орехов появился на вокзале и старательно выполняет полученные от меня инструкции. Вижу, как он, оглядываясь по сторонам, подклеивает ключ скотчем. О ножницах он заранее не позаботился, оторвать кусочек липкой ленты не получается, мужчина уже покраснел от неловкости и напряжения. Пора прекращать весь этот спектакль.
У меня остался только один вопрос: ставил ли Орехов в известность полицию о письме «шантажиста»? И очень скоро я получу на него ответ.
— Вам помочь? — деловито осведомляюсь я, доставая из косметички маникюрные ножницы. — Оторвать кусок такого скотча без спецсредств нереально.
Орехов все еще ничего не понимает. Он неловко поворачивается, пытаясь закрыть спиной болтающийся моток скотча с висящим на нем ключом. Поскольку Орехов прекращает поддерживать хлипкую конструкцию пальцами, она с предательским треском пикирует на пол.
Итак, ко мне все еще не бегут крепкие парни с явно читающимися намерениями взять под белы рученьки и препроводить в красивую машину с мигалками. Похоже, полиции сегодня вечером не предвидится. Орехов молчал, как партизан — и это еще больше укрепляет меня в уверенности, что этому человеку есть что скрывать.
— Какими судьбами здесь? Встречаете, провожаете? Неожиданная встреча. — Парфюмер пытается вести великосветскую беседу и невольно морщится: в кафе стоит такой угар от кухни, что и человек с менее развитым обонянием начнет задыхаться. — Надо же, бывают такие совпадения. Недавно расстались — и вот опять встретились.
— Это не совпадения, — поднимаю с пола скотч, отрываю от него ключ и беру парфюмера под руку. — Пойдемте к камере хранения, заберем ваши деньги. А потом вы все мне расскажете.
Он вырывается и становится красным, как помидор.
— Какие деньги? Это уже, знаете, все границы переходит!
Пожимаю плечами:
— Деньги, которые вы оставили для шантажиста. Не хотите общаться со мной — придется откровенничать с полицией. Я слышала, как вы говорили кому-то о том, что у вас украли духи «Красная Москва». Я случайно оказалась втянута во всю эту историю. Но ездить мне по ушам не позволю. Просто вопрос самоуважения.
— Вы ошибаетесь, нет никакого шантажиста.
У меня невольно вырывается:
— Да вы еще глупее, чем я думала!
Разворачиваюсь, ухожу. Достаю мобильник, чтобы набрать Миронова. И тут раздается дрожащий голос:
— Хорошо, я все вам расскажу…
Глава 4
1913–1917, Москва, Эмиль и Александр Брокары
Весна явно не спешила в печальную кладбищенскую обитель — рыхлый потемневший снег лежал на памятниках, оградках и лавочках. Но запах воздуха уже стал весенним: чуть оттаявшая древесина с ближайших берез добавляла ему бархатистой мягкости.
Эмиль и Александр добрались до могилы Шарлотты, смахнули с медальона снежное покрывало и в почтении склонили головы.
— Матушка, мне не хватает вас, — прошептал Эмиль, напоминавший мать высокими скулами и капризным, четко очерченным ртом.
Александр, внушительным ростом и худощавой фигурой пошедший в отца, вздохнул:
— По крайней мере, мы можем прийти к матушке на могилу. Такова была ее воля — покоиться тут, подле нас, не в фамильном склепе отца.
— Как быстро и неожиданно они ушли от нас, — Эмиль стянул перчатки, очистил скамью от снега и присел. — Когда у отца выявили водянку и болезнь печени, доктор прямо сказал: надо ехать на воды и жить там. Только батюшке все было недосуг. Зато он съездил в Париж, где на выставке наши духи собрали все золотые медали. Хорошее лечение!
— Анри Брокар работал на износ, не думал о своем здоровье. Но с такой напряженной жизнью, наверное, он чувствовал себя счастливым. Отец с матушкой были очень близки. Думаю, Шарлотта не смогла надолго разлучиться с отцом, ушла вслед за ним.
— Сейчас они счастливы на небесах. — Эмиль достал из пальто хрустальный флакончик, поставил его на ладонь — так, чтобы взирающая с медальона Шарлотта могла его как следует рассмотреть. — Видишь, матушка, тут написано — «Любимый букет императрицы». А рядом! Рядом еще один вензель императорской семьи! Теперь мы еще и поставщики всего императорского двора!
Александр присел подле брата, принюхался:
— Матушка, для меня всегда этот запах — запах твоих духов, запах той большой любви, какая была между тобой и отцом. Когда стало понятно, что грядет трехсотлетие дома Романовых и надобно изготовить красивые подарки от нашей фабрики, мы с Эмилем всю голову сломали, что дарить Александре Федоровне. «Майскую розу», «Персидскую сирень», «Звонкий ландыш»? Потом все-таки решили смешать «Букет Шарлотты», как память о тебе.