Тайна лотоса
Шрифт:
— А можно мне домашние тапочки, а то ноги мёрзнут.
Она вообще-то у Аббаса спросила, но Реза не запланировано среагировал на вопрос: принялся ладонями растирать ей ступни.
— Мне не холодно! — Сусанна попыталась забрать ногу, но потерпела то же фиаско, что и в их первый ужин, когда подвернула ногу. Могла бы привыкнуть к силе мистера Атертона! — Я просто хочу тапочки, когда встану.
— Пока ты не встанешь. Я хочу, чтобы ты немного поспала.
Реза забрал стакан и сунул в руки Аббасу. — Оставь нас вдвоём.
Тот подчинился и даже закрыл за собой дверь.
— Я хочу, чтобы ты поспала, а то мать распереживалась,
Сусанна даже не пыталась вырвать руку.
— Я не смогу уснуть. Мне кажется, я уже спала.
— Тебе это кажется. Это нормально после обморока, что ты немного потеряла связь со временем.
— Немного? Я не помню ни чая, ни душа. Что я ещё не помню? Только не надо больше шутить со мной!
— Не буду, а то ты меня возненавидишь, — Реза так быстро коснулся её губ, что она даже дёрнуться не успела. — Поспи. Я не хочу потерять тебя после первого бокала шампанского.
Намёк понят, мистер Атертон, и не надо так громко стучать кольцами!
— Я хочу написать сестре, — прошептала Сусанна.
Реза кивнул и почти молниеносно протянул ей телефон. С замирающем сердцем она открыла приложение «Вконтакте» и прочитала: «Мама уже не может дождаться воскресенья! Я тоже соскучилась и больше тебя одну никуда не отпущу». Сусанна быстро набрала краткое «Я тоже уже хочу домой» и отдала телефон Резе.
— Хочешь, я почитаю тебе продолжение рукописи? Я забрал её из библиотеки.
Сусанна кивнула, но тут же почувствовала разочарование, когда он поднялся с постели. Листы оказались на второй тумбочке. Мог бы и перевалиться через её ноги. Суслик, спрячь бесстыжие глаза и не следи за каждым его движением! Сусанна покорно опустила ресницы и даже подтянула к носу край простыни. Матрас скрипнул — Реза улёгся рядом и сунул ноги под простынь, но, увы, не дотронулся до её пяток.
— Ты где остановилась?
Листы легли ей на груди и пришлось приподнять голову и вытащить руку, чтобы ткнуть в строчку про лотос. Простынь сползла к груди, но Реза ловко подтянул ткань обратно к её носу.
» Кто же достал лотос? Должно быть, Райя, и его рука коснулась светлых, что солнце, волос. Недозволительная ревность сжала сердце фараона, и он заставил себя отвести взгляд от розового цветка — если он помедлит хотя бы минуту, то не избежит кары Хатор, потому как в руках не осталось иных желаний, как только сжать едва прикрытые светлыми волосами плечи. Но Богиня сжалилась над ним — спасение принесла пара легкокрылых ног. Райя с блестящей от воды кожей дрожащими руками протянул отцу очищенный от тины кнут. Фараон медлил, глядя на склонённую чуть ли не до земли голову сына — какие мысли сейчас растревожили дерзкий чуб? Хоть одной малой надеждой вспыхивала ли в его голове мысль, что он может унаследовать чёрную землю? И когда следует открыть мальчику его предназначение? Явят ли Боги ещё знак или теперь самому следует искать подходящий момент, чтобы поговорить с сыном?
Фараон забрал кнут. Взгляд упрямо тянулся к красной полосе, пересекающей ладонь сына. Он не станет извиняться. Царевич должен знать, что занесённый кнут если и не опустится на тело, то обязательно тронет душу — даже в сердцах оброненное фараоном слово будет передаваться из уст в уста и в конце концов обретёт силу свершённого деяния. И пусть помнит, что каким бы безнаказанным он не чувствовал себя среди людей, на суде Осирис спросит с него много больше, чем с простого землепашца. Таков удел правителя двух земель.
— Оставайтесь с миром, — изрёк фараон, пытаясь скрыть в голосе горечь разлуки, и молча зашагал к стене. Впереди его ждал полный забот день и кнуту не придётся просохнуть, так крепко он станет сжимать его во время судилища.
И ночь не принесла желанного спокойствия. Фараон вновь проворочался без сна, и с губ его пару раз почти сорвалось имя брата. Он хотел крикнуть прислужнику привести к нему Сети — хотелось вновь уйти на террасу под звёзды, куда он не успел привести сына. Фараон сел в кровати полный решимости с утра отправить Сети за Райей. Пусть мальчик целый день проведёт с ним, пусть узнает, что народ Кемета требует от правителя. Только с утра слуги напрасно искали Сети, а потом стража у ворот сообщила, что возница фараона поздним вечером ушёл домой. При этом известии пальцы фараона невольно сжались в кулаки — какие беседы он ведёт с Нен-Нуфер, ведь не могут же они завтракать врозь. И, подойдя к столику, он ударил кулаком по блюду с такой силой, что все финики подлетели в воздух и пали на пол.
— Подай завтрак в покои Хемет! — крикнул фараон перепуганной прислужнице.
Длинное одеяние мешало быстрой ходьбе, и фараон безотчётно подтянул его к коленям, неожиданно ощутив в них дрожь. Он уже лет пять не видел мать Райи и вдруг испугался, что не признает её. Женитьба на Никотрисе и смерть отца положили конец их общению — они даже толком не простились, он просто перестал приходить к ней и сыну. Последним воспоминанием были раскиданные по циновке самоцветы, из которых шестилетний мальчик выкладывал простые иероглифы. Хемет перед зеркалом красила глаза. За долгие годы, проведённые вместе, он видел её и чисто умытой, и с потёкшей от зноя и любви краской, но никогда с разными глазами — подведённым и нет. Он не желал обидеть её, просто не сдержал улыбки, а Хемет со злости швырнула в него зеркалом. Он, к тому времени уже молодой властитель двух земель, развернулся и, не простившись, навсегда покинул покои любовницы.
Сейчас фараон считал комнаты, чтобы не ошибиться и всё же поднял не ту занавеску. Невольница, совсем юная девочка, вскрикнула и, выронив парик, распростёрлась перед ним на полу. Он уже думал выйти, но тут дрогнула внутренняя занавеска и замерла, а потом он услышал поспешное шлёпанье босых ног. Неслыханная наглость убегать от фараона, и он быстро пересёк комнату и шагнул во внутренние покои, тёмные утром из-за опущенной тростниковой занавески.
— Дай мне минуту, повелитель, и я выйду к тебе. Позволь только моей служанке принести парик.
Он не узнал голоса, но исполнил просьбу и даже придержал занавеску, когда девочка поспешила на зов, а потом уселся в кресло, не понимая, почему просто не объяснил, что ошибся покоями. Что сказать обладательнице тихого незнакомого голоса?
Девочка придержала занавеску и выпустила на свет госпожу. Только лица он всё равно не увидел — сквозь плотную вуаль едва просматривался пышный парик.
— Что привело тебя в покои Ти, мой повелитель?
Слава Богам, она назвала своё имя. Она была одной из последних жён отца, ливийская царевна. Он пытался вспомнить её лицо и не смог.