Тайна любви
Шрифт:
— А рядом с нашим-то дом богачихи-купчихи… Ольги Ивановны Зуевой… миллионерша…
Последнее слово Антиповна выговорила почти молитвенно.
Караулов молча ожидал продолжения.
— Так у ней племянница, Конкордия Васильевна Батищева, в павловский институт на выучку отдана, на праздник, видно, к тетке погостить приехала сейчас, говорю, встретила, красоты неописанной.
Сердце Федора Дмитриевича окончательно упало.
— Это она! — мелькнуло в его уме.
— Тоже богачиха страсть, одна у тетки племянница, больше и родных у старухи нет, да у самой девушки-то, сказывают, капитал в два миллиона… Ишь прорва денег-то,
— Да, большое богатство… — заметил Караулов.
— И какое еще большое богатство, Федор Дмитриевич, большущее. Ну и сбудется, кажись, старухина-то затея… С деньгами чего нельзя… Все можно…
— Какая затея? — спросил Федор Дмитриевич.
— Чуть не принцу заморскому племянницу-то свою готовит. За князя или графа, а не за иного прочего отдам, говорит… И отдаст… Попомните мое слово, отдаст… Ничего, что из купеческого рода… В лучшем виде в графини или княгини выйдет, потому что ныне князьям-то да графам, почитай, многим есть нечего… А тут деньжищ, ишь, уйма какая… Не пересчитать иному князю или графу.
Федор Дмитриевич Караулов сидел в глубокой задумчивости.
Эти слова старухи Антиповны, продолжавшей еще словами сыпать как орехами, отнимали у него последнюю надежду, открывали между ним и любимой девушкой целую пропасть.
Ему нечего было и искать знакомства, так как красавица-миллионерша и он — бедный студент — два полюса.
— В этом году ученье кончает… — продолжала между тем тараторить Антиповна. — Поживем увидим, какой такой заморский принц выищется… Налетят, чай, на деньги-то, как коршуны на падаль, и, попомните мое слово, протрет будущий муженек глаза денежкам и отцовским, и теткиным… На это их взять, сиятельных…
Такая враждебность «к титулованным» в Антиповне имела свои причины: единственный жилец, который прожил у нее довольно долго и уехал, не заплатив значительную, по крайней мере для нее, сумму, был какой-то захудалый князь.
Наконец старуха была позвана кем-то из постояльцев и вышла из комнаты Караулова.
XI. Письмо
Умом, рассудком Федор Дмитриевич хорошо понимал все безумие своего увлечения, а между тем сердце его не подчинялось рассуждениям и продолжало трепетно биться, а чудный образ виденной им девушки неотступно стоял перед его глазами.
Он чувствовал, что он любит эту девушку всеми силами своей души, негодовал на себя за это, но… продолжал любить.
Он видел ее еще несколько раз в мае месяце.
Словоохотливая хозяйка сообщила ему, что племянница Зуихи окончила ученье и что они с тетушкой собираются в заграничные земли.
— Видно за заморским принцем тащутся… — Поживем, увидим… — прибавила старуха.
Сообщила она своему жильцу своевременно и об их отъезде.
— Укатили сегодня наши… Поминай как звали.
Федор Дмитриевич сам скоро уехал в деревню к матери.
Это было именно в то роковое для него лето, когда дорогая для него старушка умерла на его руках.
По возвращении в Петербург ему предстоял другой тяжелый удар.
Читатель не забыл, что при посещении им своего друга графа Белавина он узнал, что заморским принцем для Конкордии Васильевны Батищевой явился не кто иной, как именно граф Владимир Петрович.
Чутьем любящего сердца угадал он, что боготворимая им девушка не может быть счастлива с этим себялюбивым, испорченным человеком.
«И это он… он на ней женится…» — глухим рыданием вырвалось у него из груди по выходе из квартиры графа.
Федор Дмитриевич решил не встречаться со своим другом, пока не излечится от своего чувства к его жене.
Ему казалось ужаснее забыть, нежели страдать.
Таков закон истинной любви.
Караулов стал усиленно работать, надеясь в труде найти забвение и, действительно, находил его.
Лишь часы отдыха, вместо покоя, приносили ему одни страдания.
Перед отъездом из Петербурга он оставил графу Белавину письмо, в котором в вежливых выражениях поздравлял его с законным браком и уведомлял о своем отъезде из Петербурга, причем сообщил и свой адрес.
Он долго не получал ответа и уже решил, что дружба между ним и графом Владимиром Петровичем окончательно порвалась.
Горькое чувство появилось в его сердце.
Он жил под гнетом двух величайших страданий — безнадежной любви и разрушенной дружбы.
Прошло два года.
В один прекрасный день Федору Дмитриевичу подали письмо, на конверте которого адрес был написан рукой графа Белавина.
Караулов быстро разорвал конверт и стал читать послание своего старого, почти забывшего его друга.
Он хорошо сознавал, что в этом письме Владимир Петрович непременно будет говорить о своей жене, своей семейной жизни и этим до невыносимой боли будет бередить его сердечную рану, но бывают состояния души, когда подобное самоистязание составляет своего рода наслаждение.
По мере того, как Федор Дмитриевич читал письмо графа, он делался все бледнее и бледнее.
Он ожидал от этого послания всего, но не того только, что оно в себе заключало.
Письмо было на восьми страницах; это была почти исповедь, написанная человеком, разочарованным в любви, несчастным в супружестве. Оно было полно сожаления о прошедшем.
«Несчастный устал от счастья и принимается за старое!» — воскликнул с горькой усмешкой Федор Дмитриевич, окончив чтение и бросив письмо на письменный стол.
Одно место этого письма-исповеди поразило его. Он даже вторично взял письмо и прочел его.
Граф Белавин писал.
«О, мой друг, какое гнусное соединение правды и лжи во всех этих россказнях о прелести и счастье брачного союза. Не женись никогда, оставайся старым холостяком! Верь мне, что только свободные люди счастливы. Женщина — это низкое, презренное существо. Прав, тысячу раз прав какой-то современный мудрец, сказавший, что женщина хороша только как забава, как необходимый атрибут комфорта. Чем менее она добродетельна, тем лучше. Добродетель уничтожает всю пикантную прелесть женщины. Увы, я пришел к этому грустному выводу после двухлетнего общения с воплощенной добродетелью — с моей женой. Меня упрекнут в чудовищности подобной жалобы. Ваша жена прелестна! — скажут мне. Черт возьми! — Я это знаю. Я иду далее: я женат на женщине, обладающей всеми классическими достоинствами: она молода, красива, любит домашний очаг, покорна, мягкосердечна, великодушна, все что хочешь, словом, это, ангел. К несчастью, этот ангел не годится для компании с неисправимым грешником, подобным мне, который имел во всю свою жизнь столько сношений с демонами. Я ей не пара; в мои двадцать восемь лет я моложе моей девятнадцатилетней жены. Семейный очаг! Да сохранит тебя Аллах от этого очага, мой милый Караулов!»