Тайна мастера
Шрифт:
Вскоре к машине вернулся Курт. Обратив внимание на исчезновение Ангелины и оглядевшись по сторонам, он сел за руль автомобиля и поехал. Курт был взволнован и о чем-то думал. Под сидением он нащупал рукоятку парабеллума и сунул его за пояс. При въезде в район Далем его остановил полицейский и, проверив документы, произнес:
— Вам необходимо ехать в объезд, сейчас в этом месте проезд запрещен.
— Спасибо, господин фельдфебель.
Автомобиль развернулся и, выехав на другую улицу, скрылся за поворотом.
Был вечер, Генрих внимательно исследовал документы. Ему будто бы послышалось, как кто-то постучал в дверь. Он быстро спрятал бумаги и посмотрел в окно. На крыльце стоял Курт. Генрих
— Что случилось?
Игнорируя вопрос, гость произнес:
— Дай попить, в горле все пересохло.
Курт вошел в дом и присел на стул. Генрих налил ему стакан воды. Гость жадно отпил несколько глотков и сказал:
— Ангелина исчезла.
— Куда исчезла? Расскажи подробнее, — взволнованно спросил Генрих.
Курт рассказал все, что знал, затем добавил:
— Ее странное исчезновение наводит меня на нехорошие мысли.
Гость немного помолчал, достал сигарету и закурил, потом, внимательно посмотрев на Генриха, спросил:
— А что ты думаешь по этому поводу?
— Пока ничего. Надеюсь, рацию ты забрал у инвалида? — спросил Штайнер.
— Нет, я больше к нему не возвращался.
— Необходимо ее перепрятать.
— Хорошо, Генрих, я все сделаю.
— И еще, Курт, сейчас я напишу шифровку, которую ты передашь в центр. На случай провала предусмотрен экстренный выход в эфир. В какое время тебе будет удобно наладить связь?
— Сегодня в десять часов вечера.
Генрих быстро написал текст и произнес:
— Это очень важно, передашь это сообщение на запасной частоте.
Генрих аккуратно вывел несколько цифр на бумаге.
— Все, теперь ступай и жди указаний.
— А как ты меня найдешь?
— На этот раз будем пользоваться резервным вариантом связи.
— Через почтовый ящик? — уточнил Курт.
— Пока это безопасный способ связи.
Когда за Куртом закрылась дверь, Генрих решил за ним проследить и вышел следом. Курт сел в свой автомобиль и поехал по направлению в центр Берлина. Генрих ехал за ним на удалении. Доехав до полицейского участка, Курт бросил свою машину и пошел пешком. Был вечер, Генрих не выпускал Курта из поля зрения. Неадекватность в поведении Курта вызвала у него подозрение. После двухчасового блуждания по городу на хвосте у Курта Генриху показалось несколько странным поведение своего подопечного. Тот не заходил в общественные места, не меняя направления, курсировал по большому кругу и уже в третий раз подходил к одному и тому же дому, на Ляйпцигенштрассе, тринадцать, при этом каждый раз посматривая на часы. Стало смеркаться. Потолкавшись некоторое время около этого дома, он наконец вошел в подъезд. Генрих посмотрел на часы: время приближалось к десяти часам вечера.
«Это время выхода в эфир, а рацию у немого он так и не забрал. Как же он собирается выходить на связь?» — подумал Генрих.
Через пару минут зажегся свет в окне первого этажа. Генрих подкрался и заглянул в окно. Сквозь щель в шторах он увидел Альфреда Бергера, беседовавшего с Куртом. Генрих, отскочив от окна, был ошеломлен.
Ангелина Вильберг очнулась на бетонном полу тюремной камеры. Она подняла голову и осмотрелась. В углу стояла железная кровать без матраца, стол и стул были привинчены к полу. Высоко под самым потолком виднелось маленькое зарешеченное окошко, оттуда и пробивался солнечный лучик света, который зайчиком отражался на противоположной стороне. Повсюду на стенах виднелись множество надписей прежних обитателей камеры.
— Сколько же несчастных людей здесь побывало, — прошептала она.
Ангелина вдруг почувствовала боль в плече, а на лице саднили кровоподтеки. Она вспомнила, как накануне вечером подверглась допросу и жестокому избиению. С ней работали сотрудники в черной униформе, вероятно, эсесовцы, которые требовали от нее признания. Они кричали на нее и оскорбляли грязной бранью. Ее ударили, и она потеряла сознание.
Неожиданно с лязгом открылась железная дверь, и на пороге камеры она увидела полноватого следователя в черной униформе. Ангелина вспомнила своего вчерашнего мучителя штурмбанфюрера Вагнера и почувствовала ужас к этому человеку. Она была в отчаянии. От безысходности своего положения Ангелина была на грани помешательства.
Штурмбанфюрер Вагнер помог Ангелине подняться и усадил ее на стул. Его круглая физиономия приблизилась к ней вплотную, и она увидела саркастическую ухмылку. Он рассматривал ее, как биолог насекомое, и от этого ей становилось невыносимо. Она почувствовала слабость во всем теле и тут же рухнула на бетонный пол. Вагнер вновь поднял ее и усадил на прежнее место. Обращаясь к своему помощнику, воскликнул:
— Вернер, ну сделайте же что-нибудь!
Помощник тут же вылил на подследственную ведро воды. Ангелина очнулась. Вагнер поднес ей нашатырь, от чего ее голова слегка откинулась назад, и, окончательно придя в себя, она мутными глазами испуганно посмотрела на своего мучителя.
— Вот и славно, фрау Вильберг. Будем дальше продолжать допрос? — спросил штурмбанфюрер, потирая руки.
Бруно Вагнер прибыл с докладом на загородную резиденцию Рейнхарда Гейдриха. Войдя в дверь и услышав музыку, он остановился у порога в ожидании приглашения. Скрипач в черном мундире виртуозно играл на своем инструменте. Казалось, музыкант был полностью поглощен своим занятием и, кроме скрипки со смычком, его больше ничего не интересовало. Он, как Шерлок Холмс в минуты глубоких раздумий, играл на скрипке. Именно классическая музыка способствовала его активному мышлению. В присутствии Вагнера Рейнхард Гейдрих мог позволить себе эту прихоть, ибо своему подчиненному он все же доверял.
Бруно знал, что в Берлине ходили разные слухи о его начальнике, и он к ним всегда прислушивался. Со временем в голове сложился противоречивый его образ: «Сентиментальный музыкант, романтический моряк, хитрый и жестокий шеф главного управления имперской безопасности (РСХА), прекрасный фехтовальщик, коллекционер женщин, образцовый отец, грациозный наездник и бесстрашный летчик-истребитель — все это одно лицо, имя которому — Рейнхард Гейдрих. Он был, без сомнения, одной из самых одиозных фигур третьего рейха, выдающийся интеллект которого признавали все, даже его враги. Все в его мыслях было подчинено захвату и целевому использованию власти»*.
Вагнер умел ждать, вот и сейчас он стоял и терпеливо ждал, когда шеф закончит играть на скрипке. Его мысли перенеслись на конец июня и начало июля 1934 года. Тогда в числе отряда эсесовцев Бруно Вагнер участвовал в подавлении мятежных штурмовиков. «Начальник штурмовиков СА Эрнст Рем перессорился почти со всеми властными группировками режима — рейхсвером, Гиммлером, Герингом, партией национал-социалистов. В случае его ликвидации многие бы избавились от опасного конкурента и вздохнули спокойнее. Вот тут-то к делу и подключился Гейдрих, чтобы преодолеть нерешительность Гитлера (Рем был его старым другом), он стал собирать и готовить материалы, которые должны были доказать антигосударственную суть планов Рема. Гейдрих не гнушался фабрикацией документов (одним из его трюков явилась рассылка сфабрикованных приказов Рема) и откровенной ложью. При этом у него появилась идея об одновременной ликвидации вообще всех противников режима и собственных врагов. Списки эти впоследствии получили все исполнители операции, даже сам Геринг. Операция прошла «как по нотам» благодаря четкому сценарию Гейдриха, в котором свои роли прекрасно сыграли Гиммлер, Геринг и отряды СС. В итоге Гейдрих убил сразу нескольких зайцев. День тридцатого июня 1934 года оставил глубокий след в истории третьего рейха и в последующем стал называться «Ночь длинных ножей». Акция ускорила становление единоличной власти Гитлера и основала ось Геринг-Гиммлер, определявшую положение в партийной иерархии национал-социалистов»*.