Тайна моего двойника

Гармаш-Роффе Татьяна Владимировна

Мне снилась Шерил. Она сказала, что нужно иметь волю к жизни…

И вдруг я поняла: Шерил пришла в сознание!

Я надела халат – длинный шелковый халат чудесного брусничного цвета с золотисто-бежевыми отворотами – и, заперев свою комнату, направилась по коридору к номеру Джонатана.

Спит он? Отчего бы ему не спать в три часа ночи? Неудобно будить… Но – пусть я эгоистка, – но я знаю, что я больше не смогу уснуть. Мне необходимо с ним поговорить, рассказать ему свой сон, сказать про Шерил, услышать слова поддержки и увидеть его глаза… Глаза, в которых столько раз я чувствовала странную, глубокую нежность… Именно нежность, а не любовь и не страсть. Хотя нежность

есть следствие любви, не так ли? Но если это и было проявлением любви, то и любовь его была странной, необычной. В ней не было жажды обладания. В ней не было ничего собственнического, ничего потребительского – всего того, что любви свойственно. В самом деле, если мы любим – мы же хотим получить ответные чувства? Мы же хотим обладать предметом нашей любви? Обладать им во всей смысловой гамме этого слова!

Именно этого желания у Джонатана не было. Или – я его не чувствовала. Как будто его любовь была самодостаточна, как будто он уже был вполне счастлив, любя меня…

Я припомнила свои философствования на предмет корыстности любви и вдруг поняла одну важную вещь. Да, без сомнения, все мы, любя, эгоистичны и корыстны, все мы в любви потребители, нам непременно нужно получить взамен от предмета наших чувств, и получить многое… Но это – нормально! А если что и ненормально – то любить так, как любит меня Джонатан – ничего не желая и не требуя взамен. И что мне, спрашивается, делать с такой любовью?..

Я была уже перед его дверью.

Впрочем, у меня есть его поддержка. Это уже немало. Это именно то, в чем я нуждаюсь больше всего теперь.

Я постучала.

Джонатан открыл сразу, будто и не спал. Может, действительно не спал, во всяком случае, на его лице не было следов заспанности. На нем тоже был халат из синего шелка с какими-то мелкими бледно-голубыми ромбиками.

Он даже не удивился.

– Заходи, – пропустил он меня. В его номере горела настольная лампа, и я подивилась, как такое нехитрое приспособление, дающее неяркий круг света на столе, способно создать ощущение уюта и разогнать все страхи. – Не спится?

– Кошмары снятся.

– Ложись у меня, если хочешь.

Я кивнула. Помедлила: у меня под халатом ничего не было. Глянула на него – у него, кажется, тоже. Лечь в халате – мне это показалось каким-то лицемерием. Пойти в свой номер за ночной рубашкой – тоже как-то неудобно, вроде как сама пришла, а теперь… Снять, однако, халат и остаться нагишом – это практически предложение с моей стороны, а я сейчас была меньше всего настроена на секс. Если я и была способна испытывать какие-то чувства, то только платонические.

Джонатан стоял у письменного стола, на котором лежали русские газеты, купленные утром, и внимательно их разглядывал. Он что, по ночам русский язык изучает?!

Нет, это чтобы не смотреть на меня, не смущать меня.

Решившись, я скинула халат и юркнула в постель. Будь что будет.

Джонатан повернулся ко мне:

– Тебе удобно? Ну, расскажи, что за кошмары тебе приснились.

Я описала. Джонатан сидел возле меня, вглядываясь в полумраке в выражение моего лица.

– Я уверена, что Шерил пришла в сознание. Скорей бы все это закончить и поехать к ней…

– Тогда, чтобы все закончить поскорее, нам нужно быть в форме. А именно: выспаться. Чем мы и попробуем заняться, да?

Я кивнула, прикрыв глаза. Джонатан погасил свет, и в темноте я увидела, как халат соскользнул с его плеч. Моя догадка была верна – он был в чем мать родила. Я затаила дыхание. Довольно интересная перспектива выспаться, когда двое влюбленных

находятся в одной постели и при этом их не разделяет ни одеяло, ни одежда…

«Игорь, – подумала вдруг я. – Мне снился Игорь, и он смотрел на меня так, будто я умерла. Где же он, что с ним, жив ли?..»

* * *

Если бы не часы на руке, исправно показывающие дату, Игорь бы давно сбился со времени.

Если бы не вишневоглазая Катя, он давно бы сошел с ума.

Прошел почти месяц со времени его заточения. До сих пор он не видел никого, кроме Кати. Против всех его ожиданий, никто не пришел к нему ни с вопросами, ни с упреками, ни с угрозами.

До сих пор он толком не знал, у кого это в гостях он так сильно подзадержался. Он подозревал, что дача – Васина, но знать с точностью не мог и спросить было не у кого. У Кати или у парня, охранявшего металлическую дверь, спрашивать можно было еще лет пять с тем же успехом: ответным молчанием.

Даже тот факт, что Катя спала у него на руке, прижавшись большой мягкой грудью к его боку, ничего не изменил в правилах игры: Катя спала с ним, но не разговаривала.

Странное дело, он испытывал нежность к этой девушке. Это чувство его удивляло, но анализировать его он боялся: там комплекс вины перед Олей мог обнаружиться, там бесполезные страдания и никчемное раскаяние притаились…

Лучше было так, не задаваясь лишними вопросами, жить. Просто жить… Теперь Игорь был уверен, что жизнь свою он выиграл. Что-то перетянуло на неведомых ему весах в его пользу. Что дальше будет, какой еще торг предстоит, он пока не знал, – ну так и нечего было об этом и думать. Пока он жив, здоров и даже в неплохих условиях: кормят нормально, комфорт есть и даже Катя – есть…

И хоть и подозревал он, что Катя с ведома хозяина находится тут, что получила она разрешение – если не задание – лечь к нему в постель, а вот, поди ж ты, испытывал к ней странную нежность…

Вышло это так. По истечении первых нескольких дней его заточения он стал ловить себя на том, что округлые Катины формы его волнуют. Он ждал ее прихода и получал удовольствие, сопровождая взглядом колыхания и переливания ее тела под дурацкой пятнистой формой. Катя заметила; стала медлить, накрывая на стол, отвечать понемногу взглядом, задерживаться. Вместо того, чтобы уйти, принеся еду, и вернуться потом за грязной посудой, она стала присаживаться возле стола и ждать, пока он поест. Игоря она не смущала: он заговаривал с ней, и если тема не касалась его местонахождения и его будущего, то она охотно поддерживала разговор. Она была из Краснодара, и Игорь уже все знал про ее родителей, про ее сестру с братом и даже про кошку.

На исходе третьей недели Катя, убирая после ужина, сказала просто: «Хочешь, ночевать к тебе приду?»

Игорь чуть было не спросил: а тебе разрешат? И тут же сам себе ответил: скорее всего, уже разрешили.

Игорь удивлялся себе: он принял Катю как данность, как часть сценария, по которому его заточили на даче и «маринуют» в неизвестности, по которому он до сих пор жив и по которому еще что-то предстоит и откроется ему, когда придет назначенный срок. Не Игорем назначенный срок, как и Катя – не им назначенная любовница…