Тайна моего мужа
Шрифт:
– Мне тоже.
Сесилия начала погружаться в сон.
Все вернулось на круги своя. Все так, как должно быть. Завтра еще столько дел…
– А что ты сделала с тем письмом?
Ее глаза распахнулись, и она уставилась в темноту прямо перед собой.
– Убрала обратно на чердак. В обувную коробку.
Это была ложь. Настоящее, бесстыдное вранье, слетевшее у нее с языка так же легко, как и невинная ложь об удовлетворении от секса. Письмо лежало в шкафу для документов, в кабинете чуть дальше по коридору.
– Ты
В самом его голосе было нечто особенное. Он явно пребывал в полном сознании, но следил за тем, чтобы говорить сонно и безразлично. Она ощущала напряжение, исходящее от его тела, словно электрический ток.
– Нет, – ответила она, постаравшись, чтобы и ее голос прозвучал сонно. – Ты просил не вскрывать, и я не стала.
Обнимающие ее руки как будто чуть расслабились.
– Спасибо. Мне так неловко.
– Не глупи.
Его дыхание замедлилось. Она позволила расслабиться и себе.
Сесилия солгала, чтобы сохранить возможность прочесть письмо, когда и если она решит с ним ознакомиться. Теперь между ними лежала настоящая ложь. Проклятье! А ей просто хотелось забыть о чертовом конверте.
Она так устала. Она подумает об этом завтра.
Невозможно было сказать, как долго она проспала, прежде чем снова проснулась – в одиночестве. Сесилия сощурилась на часы с цифровым дисплеем, но без очков разглядеть время не удалось.
– Джон Пол? – окликнула она, приподнявшись на локтях.
Из примыкающей к спальне ванной не доносилось ни звука. Обычно после дальних перелетов он спал как убитый.
Зато над головой раздался шум.
Она села, окончательно проснувшись, и ее сердце загрохотало в груди. Мгновенно все стало ясно. Джон Пол залез на чердак. Он никогда там не бывал! Вспомнилось, как крошечные бисеринки пота выступали у него над губами, когда на него накатывал приступ клаустрофобии. Должно быть, ему позарез понадобилось это письмо, если он был готов ради него карабкаться на чердак.
Когда-то он сказал: «Не полезу туда, разве что это будет вопрос жизни и смерти».
Так письмо было вопросом жизни и смерти?
Сесилия не стала мешкать. Поднявшись с постели, она прошла по темному коридору в кабинет. Включила настольную лампу, приоткрыла верхний ящик шкафа с документами и вытащила красно-коричневую папку с пометкой «Завещания».
Потом села в обитое кожей офисное кресло, развернула его к столу и открыла папку в небольшом пятне желтого света от настольной лампы.
Моей жене, Сесилии Фицпатрик.
Вскрыть только в случае моей смерти.
Она выдвинула верхний ящик стола и достала нож для бумаг.
Над ее головой послышались беспокойные шаги, грохот – что-то опрокинулось. Он вел себя как безумец. Да
Ради всего святого, Джон Пол, какого черта вообще происходит?
Одним быстрым решительным движением Сесилия вспорола конверт и вытащила исписанный от руки лист. Еще какой-то миг ее взгляд не мог сосредоточиться. Слова плясали перед глазами.
…нашей новорожденной дочерью Изабель…
…прости, что взваливаю на тебя это бремя…
…подарила мне больше счастья, чем я заслуживал…
Она принудила себя прочесть текст как полагается. Слева направо. Предложение за предложением.
Глава 15
Тесс проснулась внезапно, чувствуя себя непоправимо бодрой. Посмотрела на часы близ кровати и застонала – еще только половина двенадцатого ночи. Она включила лампу у изголовья и откинулась обратно на подушку, уставившись в потолок.
Это была ее старая спальня, но в ней не осталось почти ничего, что напоминало бы о детстве. Стоило Тесс покинуть родительский дом, как мама превратила ее комнату в изящную спальню для гостей с кроватью поистине королевских размеров, соответствующими тумбочками и лампами. Полная противоположность тетушке Мэри, которая благоговейно поддерживала комнату Фелисити точно в том же состоянии, в каком та ее оставила. Комната Фелисити напоминала тщательно оберегаемое место археологических раскопок, и даже плакаты из журнала «ТиВи Вик» по-прежнему висели на стенах.
Лишь потолок в комнате Тесс остался прежним. Она скользнула взглядом вдоль волнистого края белых карнизов. По воскресеньям с утра она часто лежала в постели, глядя в потолок, и беспокоилась о том, что сказала вчера на вечеринке, или чего не сказала, или что ей следовало бы сказать. Тогда вечеринки ее пугали. Они до сих пор ее пугали: отсутствие четкого плана, свободная атмосфера, недоумение, где сесть. Если бы не Фелисити, она ни за что бы на них не ходила, но сестру вечно туда тянуло. Она любила стоять в уголке, тихонько отпуская язвительные замечания в адрес гостей и смеша Тесс.
Фелисити ее просто спасала.
Разве нет?
Накануне вечером они с мамой присели выпить по бокалу бренди и закусить шоколадом. «Именно так я справлялась, когда ушел твой отец, – пояснила Люси. – Это в медицинских целях». И заодно обсудили телефонный звонок Фелисити.
– Вчера вечером, – вспомнила Тесс, – ты угадала, что все дело в ней. Откуда ты знала?
– Фелисити никогда не позволяла тебе иметь что-то только для себя.
– Что? – в ошеломлении, недоверчиво переспросила Тесс. – Неправда.