Тайна монаха Алдо
Шрифт:
Несмотря на оптимистические мысли, Глебов не мог успокоиться до конца. Неприятное чувство страха затаилось внутри, собралось в комок и никак не хотело уходить. За окнами покапывала влагой сырая прохладная погода, а на лбу Глебова от напряжения проступили бисеринки пота, тело охватила непонятная слабость. Окружающее показалось ему нереальным и враждебным. Молодой мужчина пошел вымыть руки и освежить лицо, но тут же передумал и решил вначале прочесть загадочное письмо. Вспомнив о письме, ему захотелось непременно увидеть штамп визы в паспорте. Зачем это надо и откуда взялось странное желание, объяснить он не мог. Просто ему нужно это сделать именно сейчас, сию минуту. Желания выпрыгивали из Глебова, как черт из табакерки и осознать их казалось невозможно.
Паспорт, как назло, прятался где-то в сумке и никак не находился. Саша Глебов долго рылся в сумке, с которой в путешествиях не расставался пока, потеряв терпение, не вывалил ее содержимое на кровать. Он наклонился над кучей высыпавшихся оттуда вещей и начал медленно откладывать по одному предмету в сторону. Казалось, все они нужные и важные.
Толстый блокнот с торчащей из него ручкой. Коробочка с леденцами без сахара. Карандаш. Два начатых пакета бумажных носовых платков. Измятая банковская выписка. Расческа. Две ручки. Мобильный телефон в красивом футляре. Большой кожаный кошелек. Несколько визитных карточек. Исписанный телефонами плотный флайер из бюро путешествий. Надорванный пакет влажных салфеток. Запечатанное письмо, полученное от нотариуса. Ключи от квартиры Андреа, ее почтового ящика, гаража, подвала и других неведомых ему помещений, соединенные карабином с фигуркой металлического ангела.
Паспорта в сумке не было.
Глебов растерянно перебрал разложенные на кровати предметы и отчетливо понял: ему явно нужно посидеть и подумать. Тяжелая, окончившаяся неожиданным сюрпризом встреча у нотариуса внесла дополнительный хаос в его душевный покой. И хотя он согласился принять наследство, теперь ему казалось, что решение оказалось опрометчивым и необдуманным. Отказываться от квартиры Андреа Глебов пока не собирался, но что с ней делать – тоже не знал. К тому же многочисленные родственники дарительницы однозначно дали понять, что решение умершей относительно распределения богатств их явно не устраивает.
«Успокоиться и не волноваться! Не так страшен черт, как его малюют. Нужно просто взять себя в руки!»
Глебов нервно дернул плечами и отправился в ванную комнату. Он умыл лицо и руки холодной водой, тщательно вытерся перед большим зеркалом и вернулся в комнату. Немного постояв в раздумьи, он открыл дверь встроенного шкафа, сунул руку во внутренний карман куртки и похвалил себя, что наконец-то вернулся в обычное спокойное состояние: паспорт был на месте, причин для переживаний больше не было. Настало время принимать следующее решение.
Глебов опять подошел к кровати, где лежало содержимое сумки, взял в руки конверт, прихватил связку ключей и уселся в кресло.
«Ключи ключами, а в квартиру Андреа идти придется. Когда бы лучше это сделать, чтобы не наткнуться на ее племянников? Неприятности мне совсем не нужны, как, впрочем, и диалог с ними. Хотят оспаривать завещание – пусть оспаривают, мне все равно. Лучше с ними в суде встретиться, на людях, чем наедине где-нибудь в темном переулке. Мало ли что… Германия, конечно, не Россия и не Англия, но с этой минуты придется быть более осторожным – мало ли что обделенные родственники придумают и какие пузырьки у них в головах забулькают… Ах да, слесарь же сменил замок, теперь, кроме меня, никто не сможет зайти в квартиру. Что ж, отличное решение – за закрытой дверью с ключом в кармане чувствуешь себя намного уверенней!»
Он отложил связку ключей в сторону и взял в руки конверт. Обычный конверт из плотной белой бумаги – в таких обычно высылают приглашения, поздравления, в общем, хорошие новости. Глебов протянул руку к кровати, взял карандаш, продел острый кончик в небольшой зазор, сделал глубокий вдох-выдох и аккуратно вскрыл конверт. Письмо, доставившее ему столько волнений, написано аккуратным понятным почерком на нескольких листах желтоватой хорошей бумаги.
***
«Дорогой Саша! Даже сейчас, наблюдая за тобой из другого мира, вижу твое удивление и слышу множество вопросов. Не переживай, мой мальчик, ты получишь исчерпывающие ответы на каждый из них. На эти строки я потратила три последних дня жизни и горжусь собой, потому что успею в них передать важную информацию. Надеюсь, нет, уверена – ты сможешь выполнить мою самую последнюю просьбу. Тебе следует разыскать и помочь понадежней спрятаться одному несчастному мужчине.
Не волнуйся и читай дальше!
Знаю, ты не только любитель загадок и путешествий, но и ответственный человек, именно поэтому я вручаю судьбу монаха Алдо в твои руки. Не могу точно сказать, будет ли он нуждаться к этому времени в чьей-то помощи, но ты ему обязательно поможешь, если разыщешь. И хотя мое больное сердце подсказывает другое, оно тоже может ошибаться. Позднее ты решишь по обстоятельствам, что делать дальше, а теперь послушай историю, которой стоит посвятить небольшую часть жизни…»
Глебов поднял глаза от начальных строчек письма и уставился в окно. Сердце его билось неровно – оно явно чувствовало важность надвигающейся тайны. Было понятно, что за каждой строкой письма стоит судьба неизвестного человека, нуждающегося в срочной помощи. Возможно ли выполнить последнюю просьбу Андреа и помочь незнакомцу, Саша не знал. Если бы могла, наверняка помогла бы монаху сама, не привлекая никого другого. Видимо, что-то не получилось, не срослось.
Что – непонятно.
Но если просьба Андреа сопровождается мощной финансовой поддержкой, то поиски пропавшего человека, скорее всего, будут очень сложными. Насколько сложными – можно только догадываться. Глебов судорожно вздохнул и продолжил чтение.
«Родственников-мужчин, приходивших в наш дом, можно посчитать по пальцам: это сыновья рано умершего брата Карла, наши племянники Ларс, Эмиль и Флориан. На мое пятидесятилетие я получила от них странный юбилейный подарок: большое фото в серебряной раме, где они запечатлены все трое. Меня такой презент не столько разозлил, сколько рассмешил. Мы всегда были с Карлом щедрыми на подарки и я ожидала получить на свой юбилей, как минимум, что-нибудь запоминающееся. Хотя бы приглашение на премьеру оперы, совместное посещение музея, или что-нибудь подобное – пусть не оригинально, зато близко моему сердцу. Впрочем, не буду утомлять тебя рассуждениями – день рождения давно прошел, хотя осадок остался. В общем, я поставила фото в прихожую на бюро. Чтобы подсластить горькую пилюлю, я написала над каждым из них крупными буквами имена. Этим мне хотелось показать – вас, молодые люди, тоже в этом доме помнят и любят. Конечно, не по-христиански, но историю с подарком к юбилею забыть я не смогла, как и то, что ни один из племянников ни разу не навестили меня в больнице. Долгие недели я лежала, разбитая на кусочки, и даже не могла приехать на похороны сына. Ни злости, ни обиды у меня в душе нет, только разочарование и неприятное чувство утраты доверия к людям. Когда я диктовала новое завещание нотариусу, то мысленно говорила племянникам: Мне не нужны ни ваши соболезнования, ни цветы на могиле. Но если при жизни я не видела от вас ни внимания, ни любви, ни уважения, радуйтесь, что получите от меня по несколько тысяч, завещанные даже не вам, а памяти брата моего мужа.
Это предыстория, мой мальчик.
А теперь сама история. Она началась около пяти лет назад, в то время, что умер муж Карл. В день похорон, когда родственники после поминок покинули дом, раздался стук в дверь. Не звонок, как обычно, а именно стук. Мои мысли были еще на кладбище, с мужем. Все же я подошла к двери, не спрашивая, открыла. На пороге стоял невысокий мужчина с очень худым лицом, одетый в грязный монашеский хабит, с закинутыми на плечо лямками холщового мешка. Странно было видеть монаха в нашей части города. В самом Франкфурте, насколько я знала, был только один действующий монастырь капуцинов с очень маленьким числом монахов. Обычно они просто так никуда не забредают и уж точно не стучат в двери незнакомым людям. Мое удивление усилилось, когда он знаками попросил приюта. До сих пор не могу понять, что сподвигло меня пригласить незнакомца в дом – то ли его внушающий доверие вид, темные открытые глаза, жалость к явно голодному путнику, или просто сострадание к несчастному. Непонятно почему, но страха к незнакомцу у меня не возникло.