Тайна «морского ежа»
Шрифт:
— Это будильник, — прошептал Сапожник. — Интересно, сколько сейчас времени?
Я с трудом согнул руку, чтобы посмотреть на светящийся циферблат часов.
Полтретьего, но они немножко спешат.
Да ну? Интересно, зачем им вставать посреди ночи?
Может, у них будильник сломался… или они хотят поехать куда-нибудь пораньше.
Но не в такое же время… и не в такую погоду.
Прошло еще несколько минут. Нет, будильник не сломался. В трейлере кто-то встал; пол над нашими головами задрожал от шагов. Я шепотом велел Кафи молчать. Потом мы услышали
Насторожившись, мы ждали, пока дождь поутихнет и мы сможем что-нибудь расслышать. Но дождь не утихал, а странный монолог продолжался, изредка прерываясь.
— Ты прав, Тиду, — шепнул Сапожник. — Она действительно больна. Может, она бредит? Но почему вторая не просыпается?..
Наконец все затихло. Из трейлера больше ничего не было слышно.
— Поскольку дождь все еще идет, нам тоже стоит поспать, — пробормотал Малыш.
Но неудобная поза не давала мне заснуть. Вскоре я услышал рядом с собой ровное дыхание друга. Он заснул так глубоко, что даже захрапел. Я испугался, как бы его храп не разбудил тех женщин, и дернул его за руку, чтобы заставить замолчать. Сапожник резко поднял голову, забыв, где находится, и сильно ударился о днище фургона.
Почти сразу же доселе темный фургон осветился, и на песок легли узкие полоски света.
— Не двигайся, Тиду, они сейчас уснут.
Но они не уснули. Мы услышали шаги, потом щелкнул замок. Не обращая внимания на дождь, женщины сбежали по лесенке. Я зажал рот Кафи. Свет фонарика прошелся вокруг фургона, потом вдруг ослепил нас. Женщины испуганно вскрикнули.
— Что вы здесь делаете?
С трудом разгибая затекшие суставы, я сконфуженно выполз из-под фургона. За мной полз Сапожник.
— Зачем вы залезли сюда с этой мерзкой собакой?
Они светили нам прямо в глаза, мы почти не видели их, но по их голосам было слышно, как они разозлились. Я извинялся, как мог.
— Наша палатка рухнула от ветра. Мы спрятались под вашим фургоном, чтобы переждать грозу…
Вы могли бы найти другое место! Давно вы здесь лежите?
С того времени, как началась гроза, где-то с полуночи.
А может, вы врете насчет грозы?
Что вы! — запротестовал Сапожник. — Вы что, принимаете нас за воров? Посмотрите, вон наша палатка!
— Убирайтесь отсюда! Слышите, убирайтесь!..
Растрепанные и мокрые, они дождались, пока мы ушли. Спотыкаясь о колышки и путаясь в веревках, мы побежали к навесу у выхода. Наши друзья стояли там, все четверо, прижавшись друг к другу, окоченевшие и почти такие же мокрые, как мы. Увидев нас, злых и запыхавшихся, Корже поинтересовался:
— Где вы были? И что с вами случилось?
Я-то думал, что туристы должны помогать друг другу, — вздохнул Сапожник. — Мы с Тиду и с Кафи залезли под фургон тех двух женщин, около нашей палатки.
Они нас приняли чуть ли не за воров! Причем они видели нашу палатку! — возмущенно добавил я.
Ничего страшного, — сказал Гиль. — Понятно, что они вас приняли за грабителей. Я слышал, что на таких стоянках часто воруют. Эти женщины живут одни, вот они и перепугались. Завтра они извинятся перед вами.
Мы забыли об этом происшествии и остались под навесом вместе с остальными. Вскоре рассвело, и в тот же момент дождь перестал, как будто специально ждал восхода солнца.
— Пошли подсчитывать потери, — вздохнул Стриженый. — Представляю, что стало с нашими вещами…
Но с вещами ничего не случилось. Хотя палатка была в плачевном состоянии, она оказалась так любезна, что накрыла все, что было внутри. В частности, спальные мешки были совершенно сухие. Через пятнадцать минут наша конусообразная крыша вновь возвышалась над лесом прочих палаток. Я снял с себя мокрую одежду и с наслаждением закутался в мешок.
— Утренний душ отменяется, — объявил Гиль, тоже залезая в спальник. — Мы его уже приняли ночью. Спим до обеда!
КОРОБКА ИЗ-ПОД ЛЕДЕНЦОВ
Мы проснулись в половине двенадцатого. Солнце вновь сияло высоко в небе. Мы вылезли из палатки, и первым делом я посмотрел в сторону фургона тех двух женщин, которые так «любезно» выгнали нас вчера. Сейчас я подумал, что они, вероятно, очень испугались, и готов был простить им их агрессивность. Теперь они сидели под голубым тентом с бахромой, натянутым рядом с фургоном, и готовили обед. Сапожник, который тоже уже не так возмущался, заявил:
В конце концов, мы разбудили их среди ночи. Может, нам надо извиниться?
Если хочешь, пойдем.
Но в этот момент женщины так подозрительно и нелюбезно посмотрели в нашу сторону, что наши благие намерения немедленно испарились.
— А они злопамятные, — сказал Сапожник. — Что ж, пусть им будет хуже. В конце концов, мы не сделали ничего плохого.
И он снова залез в палатку.
Семь часов беспробудного сна компенсировали бессонную ночь, но зато мы пропустили завтрак. Голод, восхитительный голод, который только усиливался с каждым днем, проведенным на море, терзал наши желудки. Общими усилиями мы помогли нашему шеф-повару приготовить обильную трапезу, большей частью состоявшую из купленных по дешевке помидоров и фруктов.
Наконец, около половины третьего, когда большинство отдыхающих было уже на пляже, мы тоже покинули свою палатку. Она все равно не закрывалась, поэтому мы оставили ее открытой и всей компанией спустились на пляж, намереваясь немного вздремнуть перед купанием. Наши соседки — «парижанки», как мы их прозвали за машину с парижскими номерами, — уже лежали на песке в больших соломенных шляпах и темных очках и загорали. Когда мы проходили мимо них, мне показалось, что они наблюдают за нами из-под очков.