Тайна Муромской чащи
Шрифт:
– Исполать тебе, добрый молодец! – ехидно проговорила старуха, кивнув слегка головой одеревеневшему лесорубу.
Егор Иванович, лишившийся вмиг дара речи, молчал и только хлопал глазами.
– Старшой ваш спит, а тебе неймется? – строго спросила Баба Яга, так и не дождавшись, когда с ней поздороваются. – Или вы наше предупреждение не получили?
– По-ппо… – забормотал Ведмедев.
– Поппо? – удивилась Баба Яга, складывая на груди усталые руки. – Это еще что за «поппо»?
– Пополучили… – выдавил из себя через силу Егор Иванович.
– И все-таки рубите? Такую
Ведмедев огляделся. Он словно впервые увидел Муромскую Чащу, увидел ее будто чужими глазами: сказочную, великолепную, неповторимую…
– Придется тебя наказать, милок, – вывел его из глубокой задумчивости голос старухи-летуньи.
– К-как?.. – растерянно прошептал перепуганный лесоруб.
Зато Баба Яга находчивости не теряла.
– А это мы сейчас придумаем! – весело сказала она и стала вылезать из ступы. – Пеньком можно заколдовать, или жабой, или, опять же, колодой дубовой. На любой вкус выбирай! Хочешь жабой? – спросила она, подойдя совсем близко к Егору Ивановичу. – Все-таки прыгать будешь, пеньком да колодой скучнее.
Она заглянула в глаза Ведмедеву и не прочла в них горячего желания стать жабой, пеньком или дубовой колодой.
– Мне с тобой валандаться некогда! – начала сердиться Баба Яга. – У меня других дел по горло! Решай, пока сама за тебя не решила.
Но Егор Иванович, уже самостоятельно превратившись наполовину в пенек, все еще колебался с выбором. Так он, наверное, и допревратился бы полностью в пень, если бы не пришла внезапно к нему подмога.
Повалявшись еще немного, братья Разбойниковы все-таки встали и начали собираться на делянку к Ведмедеву.
– Втроем веселее! – сказал Паша, беря новый топор и брезентовые рукавицы.
– За работой и страх поменьше нападает! – поддакнул Саша, пряча в газету шесть бутербродов и горстку конфет, завернутых в фантики с загадочной надписью: «А + В = С».
Через каких-нибудь десять минут они уже были на участке. Братья думали, что Ведмедев за это время успел спилить немало деревьев и что им придется только обрубать ветви и сучья. Каково же было их удивление, когда они не увидели ни одного поваленного дерева! Зато братья Разбойниковы увидели стоявшего столбом Егора Ивановича и крутящуюся возле него подозрительную старушонку. Не здороваясь со старшими, Паша сердито пробасил:
– Мы-то думали, что тут нарублено, а тут все целехонько стоит!
– Знали бы – не спешили так! – с обидой добавил Саша и положил газетный сверток на землю.
Разглядев товарищей по бригаде, Ведмедев собрался с силами и выдавил из себя вопль о помощи:
– Бра!.. Кра!.. Дра!.. (что в переводе означало: «Братцы!.. Караул!.. Драпайте!..»)
Но Паша и Саша, которые плохо разбирались в элементарных алгебраических функциях, оказались слабоваты и как переводчики. Недоуменно переглянувшись, они проговорили:
– Кончай баловать, дядя Егор!
– Работать бум, дядя Егор?
После чего Саша полез в сверток за бутербродом, а Паша сердито крякнув и не найдя ничего получше, во что можно было бы воткнуть топор, всадил его с размаха в ступу.
Летательный аппарат, переживший три царских династии: Царей – Горохов, Рюриковичей и Романовых,
– Тьфу! – рассердился Паша не на шутку. – Трухлявый пенек попался!
Он кинул топор на землю и нагнулся за бензопилой. Но взять ее в руки он не успел. Бензопила вдруг взревела во всю свою мощь и приподнялась над землей. Бедолаги-лесорубы несколько секунд завороженно смотрели на нее: их подружка-пила на глазах у всех превращалась в зверя!
Первым опомнился Егор Иванович. Пискнув чуть слышно свое любимое: «Бра!.. Дра!..», – он кинулся прочь с делянки. Братья Разбойниковы, которые на этот раз перевели то, что крикнул Ведмедев, ринулись за ним. Бензопила взревела еще громче, взмыла вверх, сделала круг над поляной и устремилась в погоню за лесорубами.
А Баба Яга, прижимая к груди две половинки ступы – два деревянных корытца – прошептала, чуть сдерживая готовые пролиться слезы:
– Мы еще посмотрим, кто тут трухлявый пень!.. Мы еще разберемся!
Глава сорок восьмая
Уморушка, которая совершила несколько героических поступков, до сих пор не успела похвастать ими перед кем-нибудь. Правда, сначала она боялась и заикнуться о своем визите в бригадирскую палатку. Но постепенно страх прошел, а желание похвастаться осталось. Но, увы, достойного слушателя рядом с Уморушкой не оказалось. Все были заняты, всем было некогда. Даже Иван Иванович Гвоздиков и Маришка не стали ее слушать. Гвоздиков заканчивал строительство «Штаба спасения Муромской Чащи», который здорово напоминал по внешнему виду обыкновенный шалаш, а Маришка стояла на посту и охраняла этот штаб. А часовым, как известно, разговаривать не положено, даже с друзьями.
Уморушка хотела было уже расстроиться, но тут ей в голову пришла светлая мысль. Забравшись на самую вершину Шабашкиной Горки, она отдышалась, поправила на голове венок и раздвоилась.
– Ты знаешь, как здорово я ультиматум написала! – без всяких предисловий похвасталась она перед своим двойником.
Но Уморушка номер два, вместо того, чтобы похвалить ее, вдруг заявила:
– И вовсе не ты его написала, а я! Причем, по-гречески!
– Ты?! – поразилась Уморушка-первая.
– Я.
– Ты?!
– Я!
Уморушка-первая хотела в третий раз выкрикнуть негодующее: «Ты?!», но посмотрела в этот момент вниз и ахнула.
Там, под горой, бежали три человека, а за ними, рыча и ревя от злости, гналось какое-то железное чудовище, которому никак не удавалось схватить добычу. Стоило ему прибавить скорость и приблизиться к кому-нибудь из несчастной тройки, как бедная жертва, почуяв спиной смертельную опасность, тоже прибавляла прыти и уходила от разъяренного монстра.
– Смотри! – воскликнула Уморушка-первая. – Сейчас ОНО их слопает!