Тайна наглой сороки
Шрифт:
В общем, рабочие брали на складе эти моторчики («приватизировали», попросту говоря, как они это называли, посмеиваясь), тщательно перебирали и проверяли их — ведь тут лично делаешь, тут брака Допустить нельзя! — и монтировали под крышку станины. В середине этой большой четырехугольной крышки имелась круглая дырка, в которой полотно лобзика и ходило вверх-вниз.
Если учесть, что в магазинах даже прибалтийские электролобзики стоили не меньше тысячи, а немецкие и по полторы выходили, а рабочие продавали свои изделия по двести рублей, то, понятно, всем было хорошо.
У меня даже возникло подозрение, что этот владелец фабрики то ли из Петербурга, то ли из Пскова прослышал обо всей этой самодеятельности и решил: уж если рабочие умудряются собирать такие хорошие и нужные инструменты буквально из ничего, то на новом, хорошем оборудовании
— И как ты собираешься выяснять, кому это выгодно? — вернулся к главной теме мой братец. — Думаешь, в газетах найдешь что-то толковое?
— Какие-то зацепки найдутся... — сказал я. — Но поговорим по дороге домой.
Все-таки в салоне был народ, и я не хотел, чтобы кто-нибудь случайно услышал лишнее. Тем более у Ваньки была одна особенность: возбудившись, он начинал разговаривать очень громко, почти орать, сам этого не замечая.
Ванька кивнул и быстро оглянулся сторонам: вдруг кто-нибудь уже услышал лишнее и, быстрее нас сообразив, где искать, перехватит положенную нам награду? Но на нас никто не обращал внимания, и Ванька успокоился.
Опять он заговорил, когда мы уже шли через первый перелесок на пути от островной пристани к дому.
— Я вот думаю, — сказал он, наморщив лоб. — А самому Степанову это не могло быть выгодно? А вся эта шумиха и обещание награды — может, это только для отвода глаз, понимаешь?
— Брось! — сказал я. — Тебе ведь объяснили, зачем Степанов завел ювелирный магазин.
— Объяснили, — кивнул Ванька. — Но все-таки... Как-то все слишком легко и быстро получилось у грабителей. Если Степанов велел не мешать грабителям — тогда понятно, почему все так телились...
— Да там все просто растерялись! — сказал я. — Ведь в нашем Городе это первое ограбление ювелирного магазина невесть за Только лет. И потом, как теперь Степанов будет объясняться с налоговой инспекцией?
Вот так и будет! — сказал мой упрямый братец. — Мол, беда, на миллион драгоценностей украли! А этого миллиона, может, и не было — украли на рубль, понимаешь?
— Хочешь сказать, все приобретенные Степановым драгоценности были фикцией. То есть по документам он их якобы приобрел, чтобы выглядело, будто он крупные деньги потратил, а на самом деле денежки при нем остались? И теперь ему нужно это «ограбление», чтобы его за руку не схватили?
— Приблизительно так, — сказал Ванька.
— Нет, вряд ли, — подумав, сказал я. — Слишком много сообщников получается. Охранники, продавцы, директор магазина, мнимые грабители... И, кстати, те, у кого Степанов «приобретал» драгоценности — ведь без их участия он не смог бы оформить подложные документы. Когда так много народу замешано, то обязательно кто-нибудь проговорится. Риск слишком велик, чтобы Степанов на это пошел. Нет, нам надо искать или заурядных грабителей, или тех, кому выгодно потопить Степанова. Пока что у нас есть три варианта — два конкурента Степанова по торгам и местные бандюги, которым Степанов на мозоль наступил.
— Как, по-твоему, это не может быть братва Коня? — тут же спросил Ванька.
Бандюга по кличке Конь возглавлял «бригаду» (как это теперь модно называть, а попросту — шайку), которая в основном занималась «улаживанием споров», как они это называли. Их можно было нанять, чтобы выколотить долг или там приструнить излишне ретивого конкурента. Одно время эта банда была в большой силе, но закисла и заглохла с тех пор, как Коня убили — изрешетив из автоматов прямо на Свято-Никольской, главной улице города. Кое-кто грешил на Степанова: мол, Конь никогда и ни за что не унялся бы, приняв «цивилизованные» правила игры, а Степанову совсем не нужны были в Городе отморозки отвязанные. Конечно, кто-то из тех, кто верил, будто Степанов виноват в смерти их главаря, мог бы попробовать подложить Степанову свинью. С другой стороны, у них бы мозгов не хватило. Ведь после смерти Коня среди его братанов не нашлось ни одного, кто мог бы взять дело в свои руки и вести его в прежнем масштабе. Так, промышляли теперь по-мелкому.
Но все-таки и месть дружков Коня исключать было нельзя.
— Да, список подозреваемых постепенно складывается, — сказал я. — Нам бы устроить сегодня «мозговой штурм», записав разложив по полочкам все, что мы знаем.
А завтра можно было бы после школы повертеться возле ювелирного магазина и вернуться домой не на ближайшем паромчике, а на одном из следующих. Если мы будем хотя бы приблизительно представлять, что и как ищем, то обязательно что-нибудь найдем!
< image l:href="#" />Глава 4
ПОТРЯСАЮЩАЯ НАХОДКА
Итак, после обеда я устроился с газетами, а Ванька все-таки взялся за уроки. Надо сказать, котелок у него варил что надо, и задавали им немного, так что на все домашние задания у него уходило минут сорок, от силы час. Он сидел за столом у окна, болтая ногами, прикусив язык, и старательно писал решения примеров по математике. А я перебирал местную прессу, сперва разобрав ее по числам, а потом став внимательно изучать. Кроме двух чисто городских газет, я прихватил у спасателей и районную «Вести с полей». Ведь завод находился уже за чертой Города, хоть и числился частью городского хозяйства, и мало ли что могло промелькнуть...
Надо сказать, эта возня с газетами мне безумно нравилась. Прежде всего потому, что я чувствовал себя совсем настоящим сыщиком. Я ведь знал, как много можно выяснить, сопоставляя и анализируя самые невинные и проходные заметки. Вон Шерлок Холмс выдаивал кучу информации из простых разделов объявлений лондонских газет. А еще я читал о знаменитом шпионе, жившем почти сто лет назад, который поставлял такие разведданные, которые никто другой не мог добыть. Не помню, где он работал, в Германии, Австрии (которая была тогда Австро-Венгерской империей) или еще где-то. Когда он вернулся после многих лет и у него спросили, как это ему удавалось так долго собирать ценнейшую информацию, ни разу не засыпавшись, он ответил: «Очень просто. Я читал газеты». Оказывается, он подписался на все газеты всей страны (ну, газет тогда было все-таки, не так много, как сейчас, я полагаю), провинциальные в первую очередь. Газетчики проговаривались самым неожиданным образом. Например, в газете одного городка сообщалось: «Вчера командир такого-то артиллерийского полка дал бал в местной ратуше по случаю прибытия полка на новое место. Дамы были великолепны...» и так далее. Ага, соображал шпион, значит, полк негласно переведен поближе к границе. И тут же сообщал об этом. Или сообщалось: «Сахарозаводчику такому-то, о банкротстве которого ходили активные слухи, удалось поправить свои дела, получив подряд на поставку такого-то количества сахара в год...» Государственный подряд на съестное мог быть нужен только для кормежки армии. Зная нормы ежедневного рациона сахара для рядовых и офицеров и пропорцию между количеством солдат и количеством офицеров (которая для всех стран была приблизительно одинаковой), легко можно было сосчитать, какова численность войск, расквартированных в той области, которую будет обслуживать этот сахарозаводчик. Ну и так далее. Товарищество на паях, владеющее оружейным заводом, публиковало сведения о доходах за год, чтобы привлечь новых акционеров, и по этим доходам легко было подсчитать, сколько винтовок продано... Высшее начальство было так потрясено, что разослало циркуляр всем разведчикам, чтобы они читали газеты, и с тех пор чтение газет и выуживание из них ценных данных стало для шпионов обычной практикой.
И я чувствовал себя почти что этим шпионом, поэтому чтение газет и изучение скучных данных об урожаях, подготовке отопления к зиме и количестве тех или иных происшествий казалось мне совсем не скучным, а, наоборот, захватывающе интересным. Ведь за любой заметкой могла скрываться бесценная информация! С этой точки зрения, чтение газет было похоже на распутывание звериных следов в заповеднике — так же увлекательно, и такая же радость охватывает, когда удается выяснить, что делал зверь.
Я стал вкратце выписывать все, что хоть как-то касалось электроинструментального завода. Не сказать, чтобы я нашел что-то особенно ценное, но, мне казалось, сам процесс выписывания приближает меня к раскрытию тайны. Может быть, потому, что выписывая, я чувствовал себя совсем по-взрослому, и мне не хватало лишь трубки Шерлока Холмса в зубах, чтобы окончательно поверить в свою значительность и в способность разобраться в любых хитросплетениях слов и цифр.