Тайна Обители Спасения
Шрифт:
О значительности человека не всегда можно судить потому чину, какой он имеет. Иной генерал с огромными погонами, любящий отдавать приказы направо и налево, не идет ни в какое сравнение с простым офицером, истинную цену которого устанавливает первый же пушечный залп.
Начальники Реми д'Аркса отнюдь не забывали, что к нему благоволит сам министр, и вели себя соответственно. К тому же завистники утверждали, будто господин д'Аркс принадлежавший к знаменитый судейской семье, унаследовал профессиональную славу предков, как это нередко бывает во Франции с удачливыми юристами.
Имелось и еще одно обстоятельство, способствовавшее, по мнению многих, быстрому продвижению молодого человека; отец Реми, генеральный прокурор некоей южной провинции, был зверски убит во время расследования одного сложного дела. Эта трагическая история все еще хорошо помнилась.
Но толки и пересуды очень мало беспокоили молодого следственного судью: среди его коллег трудно было бы сыскать человека, менее обеспокоенного карьерными соображениями. Он никогда ничего не домогался, хотя судейские обязанности выполнял весьма усердно, ибо считал свою профессию призванием; он прямо и честно шел своим путем, не выискивая оказий выставить себя в выгодном свете. Наоборот, он по возможности избегал официального мира и часы досуга посвящал упорному труду над какой-то рукописью.
Впрочем, его рукопись тоже находилась под подозрением: кое-кто предполагал, что ученый трактат, подкрепленный практикой и поддержанный начальством, как раз и станет той удобной лазейкой, через которую господин д'Аркс ловко проскользнет на самый верх.
Господин д'Аркс, однако, никуда пока не проскальзывал, а вел себя, точно Пенелопа: работал и работал, и труду его не было видно конца.
Лучший его друг, добрейший полковник Боццо-Корона, любил намекнуть, что он знает об этом труде побольше других. А когда его принимались расспрашивать, он только усмехался, поглаживая золотую с эмалью табакерку – подарок русского императора, украшенную портретом дарителя, – и загадочно изрекал:
– Давненько уже никто не искал философского камня! И тут же добавлял, принимая серьезный вид:
– Он далеко пойдет, можете мне поверить! Если такой человек решил что-то сыскать, он добьется своего непременно!
И действительно, даже внешностью своей Реми д'Аркс походил на мистических искателей прошлого: бледное лицо, вдохновенный взгляд, высокий, обрамленный уже редеющими волосами лоб, под которым, казалось, мысль и страсть вступили в молчаливую схватку.
Несмотря на свою серьезность, опасных приключений он не чурался, и молодость его была довольно бурной: вспоминали об одной дуэли, где храбрость его граничила с безрассудством. Все рыцари таковы: любезный и по-женски мягкий в манерах, он, быть может, все еще носил клинок под судейской тогой.
Добавим, что, кроме предполагаемого блестящего будущего, Реми д'Аркс имел в настоящем шестьдесят тысяч ливров ренты.
До появления Валентины многие прекрасные дамы, посещавшие особняк Орнан, пытались навязать свои цвета этому сумрачному рыцарю, многие матушки тайком указывали на него своим дочкам, нашептывая в девичьи ушки необходимые указания, разумеется, благопристойные, вполне гармонирующие с цветом беленьких платьиц. Результат равнялся нулю – Реми оставался неуязвим для атак прекрасного пола. Он ходил в особняк Орнан ради самой маркизы, давней приятельницы его матери, а среди гостей отличал полковника Боццо, испытывая к нему чувство сыновней привязанности, и прелестную графиню Корона, которую любил как сестру.
Поначалу могло показаться, что прибытие юной племянницы маркизы никак не повлияло на поведение Реми. Всеобщий любимец всегда был несколько диковат, а с приездом девушки стал дичиться чуть больше, вот и все.
Стоило одной из девиц обнаружить, что Валентина «заметила» (так томно и деликатно выражается высший свет) Реми д'Аркса, как эта новость тотчас же облетела все салонные закоулки, и начались перемиги и пересмехи> ибо неприступность молодого юриста была всем хорошо известна. Реми вполне оправдал ожидание насмешников: его визиты в особняк стали совсем редки, а племянницу маркизы он едва удостаивал вежливыми репликами в случае крайней необходимости.
Светские барышни, весьма проницательно подмечающие симптомы обычного в их среде мелкого флирта, теряют дар ясновидения, как только дело касается глубокого и сильного чувства.
IV
ПОЛКОВНИК
Итак, девушки смеялись и щебетали в ожидании танцев. Возле камина беседа начала затухать, пора было приниматься за вист. Тут и там, разбившись на группки по всему салону, гости обсуждали газетные новости.
В оранжерее, куда изредка кто-нибудь заходил для прогулки, доверительный разговор между молодым юристом и прекрасной графиней становился все более оживленным.
Господин д'Аркс был очень бледен и толковал о чем-то со сдержанным пылом, графиня Корона, слушавшая очень внимательно, то разражалась смехом, то казалась взволнованной, если не пораженной.
То ли случайно, то ли с умыслом, но Валентина, рассеянно пробегавшая пальчиками по клавишам, уселась так, чтобы не терять из виду происходившее в оранжерее. Подруги ее в свой черед старались не упустить мельчайших перемен в очаровательном лице Валентины. Говорить можно что угодно, слова обманывают, зато румянец, внезапно набежавший на щеки, взмах ресниц, открывший глаза, которым положено быть опущенными, или нахмуренный лоб свидетельствуют о многом.
Мари де Тресм, хорошенькая блондинка, заключила музыкальную беседу словами:
– А я все равно предпочитаю Шуберта. Его «Лесной царь» просто прелесть!
И добавила словно между прочим:
– Господин д'Аркс так увлекся разговором с графиней! Валентина закрыла пианино и повернулась спиной к оранжерее.
Послышался слегка надтреснутый голос маркизы, обратившейся к обществу с вопросом:
– Ну как, было в этом месяце какое-нибудь знаменитое дело?
– А как же! – ответила госпожа де Тресм, мать белокурой Мари. – В Париже больше не говорят ни о Рашели, ни о Дюпре, ни о Марио, ни о Гризи, ибо всех затмили Черные Мантии. Колоссальный успех!
Толстый господин, сидевший подле маркизы, заметил:
– У нас в Сомюре тоже ими сильно интересуются.
– И что же это такое, Черные Мантии? – небрежным тоном вопросил принц Сен-Луи с другой стороны камина.
Вопрос этот прозвучал в тот момент, когда слуга объявил о прибытии барона де ля Перьера, который и вошел в гостиную упругим и уверенным шагом.
– Раз двадцать уже я слышал сегодня этот вопрос! – воскликнул он, поклонившись маркизе. – Парижане словно обезумели, давно уже вокруг уголовников не поднималось такого шума!