Тайна Обители Спасения
Шрифт:
Эшалот положил редингот на стол и снова, не удержавшись, погладил его.
– Видишь, Чем кончилась твоя безобразная выходка, Амедей, – продолжал Эшалот. – Я не собираюсь тебя сильно бранить, тебе и так досталось, но ведь ты сам заварил эту кашу! А я всего лишь защищал то, что для меня священно... Молчишь? Неужели тебе так плохо, что ты не можешь говорить? Подожди, сейчас я помогу тебе. Не зря же я когда-то был подручным у аптекаря... Только положу свой редингот в какое-нибудь подходящее место и сразу вернусь. С тех пор, как я связался с тобой, ты причинил мне столько неприятностей! И все же ты дорог мне, и потому я тебя прощаю.
Эшалот тщательно свернул свою обнову и еще раз потер пятно, оставленное на ткани башмаком Симилора. На мгновение Эшалот заколебался: что лучше – переложить деньги или оставить их в кармане редингота? Однако здравый смысл победил, и Эшалот засунул банкноты между рубашкой и жилетом, застегнутым на все пуговицы.
Затем Эшалот направился в угол, где обычно кипятил молоко для Саладена, и положил драгоценный редингот на свою полочку.
– Теперь я готов оказать тебе помощь, – сказал Эшалот, возвращаясь на прежнее место. – Не бойся, Амедей, все будет в порядке. Если надо, я напою тебя отваром из лекарственной ромашки.
Вдруг он издал вопль удивления.
На полу, где несколько секунд назад лежал Симилор, теперь никого не было.
– Эй, Амедей, где ты? – вскричал Эшалот, заглядывая под стол.
Разумеется, Симилора не было и там. Эшалот понял, что коварный противник перехитрил его.
– Да, ну и дела, – серьезно произнес наш отважный рыцарь. – Надо было сразу сломать ему ногу, как я и собирался...
Слабый огонек свечи, стоявшей на столе, озарял лишь небольшое пространство. Большая часть балагана была погружена в полумрак. Нечего было и думать найти здесь Симилора.
Эшалот растерянно озирался по сторонам, но никого не видел. Время шло, и беспокойство Эшалота становилось все сильнее: он не сомневался, что верный друг собирается броситься на него из какого-нибудь угла.
Эшалот хотел было снова окликнуть Симилора, не особо, правда, надеясь получить ответ, как вдруг услышал лязг железа.
– Сабли! – пробормотал Эшалот. – Теперь мне конец! И в этот миг раздался голос Симилора:
– Я больше не хочу делиться. Мне нужно все добро мамаши Лео. Давай сюда деньги, а не то разрублю тебя пополам!
XXXV
ПОСЛЕДНИЙ РЫК
Ппроизошло вот что. Эшалот действительно нокаутировал Симилора. Однако пока Эшалот произносил свой монолог, Симилор успел прийти в себя: ему было не впервой получать такие удары.
Мы уже говорили, что между парижанами и индейцами есть немало общего. В самом деле, наш герой вполне мог бы оказаться персонажем романа Фенимора Купера: Симилор ловок, хитер, жесток – настоящий дикий обитатель бескрайней прерии.
Мы не рискнем сравнить Эшалота с Ахиллом, а вот у Симилора, безусловно, были качества, роднящие его с хитроумным Одиссеем [27] .
27
Ахилл и Одиссей – герои древнегреческих мифов; Ахилл стал символом силы и отваги, Одиссей – символом ловкости и хитрости.
Только, в отличие от легендарного грека, Симилор не смог бы устоять перед чарами сирен [28] .
Итак, Симилору было безразлично, каким путем завладеть вожделенными банкнотами. Он считал, что цель оправдывает средства.
Не подумайте, что Симилор боялся своего противника: Амедей был очень высокого мнения о себе и не сомневался, что он сильнее Эшалота. Однако Симилор понимал, что во всякой битве есть элемент риска, а он хотел действовать наверняка.
Пока Симилор валялся в пыли, издавая притворные стоны, его мозг усиленно работал. Как только Эшалот повернулся к Амедею спиной и пошел класть редингот на полку, Симилор тут же вскочил на ноги и на цыпочках отбежал к стене.
28
Сирены – по древнегреческому мифу, птицы с женскими головами, заманивавшие волшебным пением корабли к своему острову, где суда разбивались о скалы. Одиссей залепил своим спутникам уши воском, а себя приказал привязать к мачте – и корабль благополучно миновал опасное место. Пение сирен стало символом женских чар.
Убедившись, что он находится в спасительной темноте, Симилор, словно ящерица, пополз туда, где обучал двух краснолицых девиц танцам.
Это место было почти рядом со шкафом, к которому направился Эшалот. Симилору пришлось преодолеть на животе добрую половину балагана.
Стоило Эшалоту шагнуть обратно к столу, как Симилор, которому теперь никто не мешал, устремился прямо к цели – к куче театрального реквизита; среди прочего хлама там валялись две настоящие рапиры, две сабли, две тросточки и пара меховых перчаток.
Конечно, это было не Бог весть что, но в борьбе с безоружным человеком могла сгодиться и эта рухлядь.
Когда Эшалот услышал, как звякнуло железо, он сразу догадался, что Симилор вытаскивает из кучи саблю.
«Если бы я был на его месте, я взял бы обе сабли и одну из них предложил ему», – подумал наш отважный рыцарь.
– Но я дурак, а Амедей – человек талантливый! – с горечью прошептал он.
Теперь Симилор чувствовал себя хозяином положения: поэтому к Амедею вернулась его обычная наглость. Он скинул свое старое рваное пальто, взял редингот Эшалота и надел обнову. Затем Амедей вышел из темноты и с улыбкой заявил:
– Если ты не выполнишь мой приказ, то к этой вещице я присовокуплю жилет, а заодно и кальсоны!
Эшалот остался на месте.
– Ты можешь убить меня, – ответил он, скрестив руки на груди. – Я допустил ошибку. Меня подвела любовь к моему новому рединготу. Но я никогда не отдам тебе этих денег. Ну, давай! Пронзи сердце своего брата и матери твоего ребенка!
Говорят, что великое и смешное не могут ужиться вместе. Это не всегда справедливо: в спокойствии бедняги было что-то возвышенное.
Был миг, когда Симилор почувствовал, что рука его дрогнула. Разозлившись на самого себя, Амедей двинулся вперед: алчность заглушила в его душе симпатию к старому другу. Как только Амедей вспоминал о пачке банкнот, он забывал обо всем на свете.
– Раз! – произнес Симилор. – Я не хочу тебя убивать. В сущности, ты ведь неплохой парень. Два! Но когда я скажу «три», тебе все же придет конец.
В эту минуту Эшалот думал о Леокадии, и чувства, которые он питал к этой женщине, делали его лицо почти прекрасным.