Тайна оранжевого саквояжа
Шрифт:
Понятное дело, что подобный визит не мог стереться из памяти, и после него Сергей уже несколько иначе стал относиться не только к машине, но и к дороге, да и к отцу. Он одного не понял: правильно ли тот поступил, устроив сыну такое жестокое испытание? И чем он дольше думал об этом, тем больше убеждался в том, что отец был прав. «Я же мужик», — думал он про себя. Но ездить стал осторожнее.
И теперь, когда в машине сидели его самые близкие друзья, жизнь которых целиком и полностью зависела от его умения вести машину, он всячески отгонял от себя страшную картинку «из морга». Быть может, поэтому он старался
— Погодка — прелесть! — говорила Маша спустя час, когда они уже вырвались из города и помчались по широкой, залитой солнечным светом трассе навстречу неизбежному посту ГАИ.
Они уже успели заехать в магазин и загрузиться продуктами и теперь чувствовали себя намного увереннее.
— Как по заказу, — ответил ей Сергей, смотря на дорогу. Он выпрямился во весь рост и держал спину так прямо, что Маша, не удержавшись, прыснула в кулак:
— Слушай, Серый, еще немного и ты переломишься пополам. Подожди, вот покажется пост, так и выпрямляйся хоть до потолка. Хотя главное, по-моему, для нас сейчас — это ехать медленно, спокойно, мы же «дачники»!
Она веселилась вовсю, в то время, как Пузырек чувствовал себя не очень уютно. Напившись колы, он теперь мечтал только об одном. Но вот признаться вслух, какая проблема перед ним встала, не мог. Стеснялся. Кроме того, он тоже, как и все, волновался. Но представив себе, что будет с ним, если их остановят и начнут выяснять, кто они, откуда и куда направляются без прав и на отцовской машине, он понял, что не может дольше молчать. Он уже открыл рот, чтобы произнести невозможное «Останови, пожалуйста», как вдруг услышал Машкино веселое:
— Слушай, Сережа, ты не мог бы остановиться где-нибудь на обочине и проверить колеса?
— А что, тебе кажется, что колесо спустило? — испугался Сергей и тут же свернул вправо, затормозил и выскочил из машины.
А Машка, снова расхохотавшись как сумасшедшая, выскочила из машины и с индейскими воинственными воплями типа «о-о-о-о-о-у», похлопывая себя ладошкой по губам, почти кубарем скатилась по высокой густой траве вниз, на пашню и побежала к кустам. Следом за ней припустился, немного дав влево, Никитка.
— Вот поросята, — выругался Горностаев, до которого только что дошло, как его разыграли. Он вздохнул, замер, прислушиваясь к своему организму, после чего перебежал дорогу и тоже скрылся в показавшихся ему райскими кущах.
Маша вернулась помрачневшая. Видать, запас ее веселья и беззаботности был на исходе. Она страдала, чувствуя приближение поста ГАИ.
Машина вырулила на трассу и, набирая скорость, двинулась дальше.
— Не дрейфь, — как мог успокаивал Машу Сергей и один раз даже слегка провел рукой по ее плечу, благо она сидела по правую руку от него. Совсем рядом. Он даже чувствовал аромат ее духов или мыла… — Подумаешь, остановят… Вернемся обратно.
— Вот именно, — поддакивал ему Пузырек, стараясь тоже не думать об этом. — Вернемся, это как пить дать. Ну не посадят же они нас в тюрьму. Там, говорят, на одну койку по четыре человека, а в камере вместо положенных сорока коек — аж восемьдесят…
Он чуть не поперхнулся своими словами, когда увидел нацеленное на него из зеркала заднего вида гневное и одновременно презрительное лицо Горностаева. Он сразу понял, что сказал лишнее. Замолчал, чувствуя, как щеки его начинают полыхать огнем. Они всегда полыхали огнем, когда ему было стыдно или страшно.
— Но есть и привилегированные камеры, — проговорил он уже по инерции, не в силах, видимо, остановить поток мыслей и ассоциаций. — В них содержатся всего двое-трое, и в придачу цветной телевизор…
Все трое напряглись. Мимо медленно, как в солнечном пыльном тумане, проплыли фигуры в форме и с жезлами в руках. Несколько машин, плывущих рядом с ними как в аквариуме с густым прозрачным желе вместо воды, по команде заплывали резко вправо, как большие сверкающие рыбины…
— Горностаев, жми на газ… Ну же… Пронесло! — закричала не помнящая себя от волнения Машка и затрясла в воздухе сжатыми кулаками. Это был верх счастья. Их не остановили. Теперь они были совершенно свободны.
…По карте Сергей ориентировался легко. Во время небольшого привала, спустившись в небольшой лесок и подкрепившись в прохладе и тишине печеньем и яблоками, он достал свой блокнот с ручкой, калькулятор и без труда подсчитал, когда приблизительно они приедут в незнакомый и такой далекий для них город на Волге — Саратов.
— Если будем ехать быстро и остановимся лишь глубокой ночью, чтобы немного поспать, то уже завтра к вечеру будем на месте.
— Так быстро? — удивилась Маша. — А я думала, что на это у нас уйдет трое суток, не меньше.
— Да ты что, у моего отца не машина, а зверь. Бензина полно, масла — тоже. Мотор — почти новый. О чем ты говоришь?! — не без гордости сказал Сергей. — Пузырек, у тебя как дела? Что-то вы всю дорогу молчите, о чем думаете?
— Ну приедем мы в Саратов, а дальше-то что? — спросил серьезно Никита. — Где Ларису искать будем? Ходить по улицам и расспрашивать прохожих, не видели ли они где актрису больших и малых театров…
— Но-но, полегче на поворотах, — пресекла его попытку опошлить образ своего кумира Маша. — Я не позволю тебе так говорить о Ларисе. А что касается того, каким именно образом мы будем ее там искать, то я уже все придумала. Во-первых, у меня есть несколько ее афиш с фотографиями. Вы же не подумали об этом, а я прихватила, они у меня в рюкзачке…
— Ты что же, расклеивать их собралась? — не унимался Пузырек. — Где? На стенде «Их ищет милиция»?
— Ты — пессимист, вот ты кто, Никита. Главное, что у нас есть ее фотография, а это уже немало. Во-первых, нам надо будет пойти в местный драмтеатр и спросить, когда последний раз у них гастролировал московский театр, и играла ли в спектаклях актриса Ветрова. Если окажется, что играла, то надо будет выяснить, не произошло ли во время гастролей какого-нибудь ЧП в самом театре или гостинице, где она останавливалась. А как же иначе? Ведь она — актриса, и я никогда не устану это повторять.