Тайна острова Нуулуа
Шрифт:
— Ну, вот мы приехали на Самоа. И что же дальше? Мы целый день купаемся, загораем, мучаемся животами от непривычной пищи, и ничего не узнали о Сы… о нашем объекте.
— Какой ты скорый! Прежде надо найти Полеа.
— Тише, мальчики… — Женя приложила палец к губам. — Слышите?
Из деревни доносились резкие голоса — кто-то там ругался.
— Всё равно мы ничего не пони…
— Говорю — тише! Молчок! — и Женя подбежала к высокому кусту, от которого до источника голоса было не более 20–30 метров. Она была невидима для спорящих.
А в деревне, около ручья, впадающего в море, происходило следующее: на противоположных берегах стояли друг против друга жирный дядя, укутанный в паутину бус, ожерелий, браслетов, с толстой палкой с набалдашником в виде головы акулы в руке, и молодой самоанец. Они спорили на высоких тонах, угрожая друг другу. Жирный — своей палкой, а самоанец — поднимая над головой топор с длинной ручкой. По их жестам можно было догадаться, что объектом спора был мальчик, привязанный к дереву.
Спор закончился не в пользу молодого самоанца — он первый покинул арену битвы, на прощание что-то крикнув мальчику. Тот понуро кивнул головой.
— Мне жаль этого мальчика, — вдруг сообщил Родик.
— Почему это тебе его жаль? Может быть, он совершил что-то недостойное, и его наказали. — Павлик лежал на мягкой траве, жевал сладкую ягоду инжира и рассматривал причудливые облака.
— А если его жарить будут? Ты что, забыл, как меня Полеа чуть не съел? «Нарушил табу! Смерть предателю!». Это образованный-то человек, почти ученый!
— А какое это ты табу нарушил? — поинтересовалась Женя.
— Да не нарушал я ничего! Этот дикарь решил, что я отдал им тетрадь с секретом Сына Солнца.
— А, это тот, который приехал за бабушкой Валисой? — Женя сидела на корточках, обняв руками колени и тоже глядела на облака. Низколежащие над поверхностью океана, они были сверху красные, освещенные заходящим солнцем, а снизу почему-то темно-фиолетовые. — Не нравятся мне эти облака. Возможно, гроза будет.
— Зимой в тропиках гроз не бывает, — безаппеляционно заявил Родик. — Но мальчика всё-таки жалко. Неужели он всю ночь будет привязан к дереву?
— Ночи теплые. Не замерзнет, — изрек Павлик, засовывая в рот очередной фрукт.
— Хватит жевать! Прямо Пантагрюэль. Женя, скажи ему, что вредно много сладкого есть!
— Конечно, вредно. А буря, кажется, грянет. Бывают, Родик, и дожди и бури в июне у тропика Козерога. Редко, но бывают. Так что, собирайтесь, идем.
— А как же мальчик?
— Вот и пойдем к нему…. Когда стемнеет.
Родик торжествовал. Он отобрал у Павлика последние две ягоды и сунул себе в рот.
— Что, выкусил?
— А за что его всё-таки привязали? — обратился Родик к Жене.
— Ребята, я совсем плохо знаю самоанский, и не ручаюсь, что я правильно поняла. Но, кажется, его наказывает жрец деревни за Сына Солнца…
— Как?!
— Слова «сын солнца» были произнесены по-самоански три раза.
— Вот это да!
— Тогда я освобожу его! — уверенно заявил Павлик.
План его был таков: как только наступит полная темнота, Павлик обрезает веревки, освобождает мальчика и бежит с ним в лес. Женя и Родик прячутся в кустах слева и справа от хижины жреца и отвлекают того свистом и рычанием волков, если он выглянет из хижины.
— Никаких волков на Самоа нет, — это, конечно, Родик.
— Неважно, рычите как-нибудь пострашнее.
Возможно, план бы и состоялся, если бы не гроза. Дождь хлынул враз и такой, что не хватало воздуха дышать. Ребята с Женей едва успели добежать до своего временного жилища (гид сказал, что они могут жить в хижине целую неделю — друг его уплыл на соседний остров на свадьбу племянницы).
— И что же, мы здесь сидим под крышей, а он там, привязанный. Его тигры могут растерзать, — беспокоился Павлик.
— На тропических островах Тихого океана тигры не водятся. Вообще никаких хищников нет, — успокаивал Родик, а сам тоже переживал за бедного мальчика.
Гроза закончилась уже ночью, а дождь продолжал лить как из ведра до утра. Нет, это был, скорее, Ниагарский водопад. Группа бездомных путешественников в лице Жени, Родика и Павлика сидели под крышей пустой хижины из пальмовых листьев, гостеприимно предоставленной им незнакомым гидом. Дождь-водопад не позволял выйти наружу больше чем на минуту: струи дождя были упругими и били не слабее, чем хлыст злого жреца.
Эйфория первого дня пребывания на манящих островах Самоа, очарование кораллово-кокосовой красоты острова в обрамлении безграничной синевы теплого океана — всё смыл этот дикий ливень и неизвестность ближайшего будущего. Постепенно наступило ощущение беспомощности и одиночества. Ночью Женя проснулась от странных булькающих звуков, которые временами вплетались в мощный равномерный шум падающей воды. Это плакал Павлик. Он старался удержать рвущиеся наружу рыдания, он не мог реветь навзрыд, как ребенок, и от того плакал как-то неестественно, подобно тому, как надуманно плачет по заданию режиссера плохой актер. Проснулся и Родик, и заскулил в свою очередь. У взрослой Жени тоже навернулись слезы, но она взяла себя в руки — «неудобно, я вроде как старшая сестра».
— Мальчики, дорогие, я знаю, почему вы плачете. Павлик не знает, где его бабушка, и почему нет вестей от папы (при этих словах Павлик заревел открыто и сквозь рыдания добавлял «мальчика жалко»), а тебя, Родик, мучат угрызения совести перед оставленным отцом. Рассудим спокойно: бабушка Валиса арестована, но она же не у людоедов, она у цивилизованных американских судей, адвокатов. Они разберутся, и отпустят её.
Она сейчас совсем недалеко от нас, где-то на соседнем острове. А папа знает, что ты на Самоа — мы же послали ему е-мейл из Перу, ты забыл, что-ли? И твой папа, Родик, знает, куда ты направился, и не по своей воле. Завтра пойдем в город, там на почте соединимся через Интернет и поговорим с ними.