Тайна острова Уали
Шрифт:
Заговорщики по скрипучей лестнице поднялись на второй этаж и открыли замок.
Бедфорд зашел в комнату графа. Обстановка в ней отличалась строгой простотой. На стене висела одежда. У окна стоял грубо сколоченный деревянный стол, на котором лежал раскрытый вахтенный журнал, в котором граф вел счет кораблям, заходившим в бухту.
В углу стоял тяжелый матросский рундук, окованный медными полосами. По счастливой случайности замок на нем был не заперт.
— Граф де Люмьер забыл запереть его! — радостно воскликнул лорд Бедфорд, открывая крышку.
В рундуке лежал грязный сверток. Развернув кусок парусины, лорд Бедфорд увидел большую черную кожаную тетрадь, которая привлекла его внимание, и маленькая книжица. Тоненький дневничок в изящном переплете с обложкой, обтянутой зеленым сафьяном и двумя медными застежками. В нем была рукопись на толстом куске старого пергамента, в углу которого была нацарапана какая-то надпись и нарисованы две крысы в треуголках.
«Похоже на дамский дневничок для любовных записочек, вот тебе и пират, — с усмешкой подумал лорд Бедфорд и открыл черную кожаную тетрадь. — Что там? Да-с, любопытно!»
Он не удержался и начал читать. Вот что там было.
Дневник Джона Саймона.
Начат в порту Бристоля 12 июля 1685 года, когда я уехал из дома и поступил юнгой на корабль, отправляющийся в Новую Англию.
Окончен 25 сентября1691 года, на борту торговой шхуны «Иссидора», снявшей меня с проклятого острова Уали.
Глава 3
Шторм
Очередная громадная волна приподняла нас и со всей силой швырнула прямо на рифы.
— Приводи к ветру, — заорал капитан и изо всех сил налег на румпель, бот круто развернулся, но слишком мощный порыв ветра накренил судно.
Раздался страшный треск, все мы попадали. У меня потемнело в глазах, и я потерял сознание.
Подобно другим подветренным островам, острова Сент-Кристофер и Уали находятся в полосе прохождения сильных тропических ураганов, которые наиболее вероятны в период с августа по октябрь и иногда причиняют попавшим в них судам значительный ущерб.
Лорд Бедфорд с большим интересом углубился в чтение дневника…
Подробное описание плавания «Кортеги» на остров Уали летом 1691 года, сделанное мною летом и осенью 1691 года, в период пребывания на этом острове в полном забвении и одиночестве…
11 августа 1691
В тот роковой для каждого из нас вечер разыгравшийся не на шутку шторм не предвещал ничего хорошего…
Неспешно мы покидали борт нашего трехмачтового люггера, вставшего на якорь примерно в двух милях от берега, в небольшой уютной бухточке. Легкий дневной бриз колыхал висевший на клотике грот-мачты истрепанный, выцветший на солнце красный флаг.
Пока боцман Том Брэдли командовал матросами, опускавшими на воду восьмивесельный бот, я стоял, облокотившись на фальшборт, и пристально вглядывался в смутные очертания изломанной береговой линии, скрытой полуденной дымкой. Остров Уали мне очень нравился. Темно-желтые песчаные дюны, поросшие низкорослым кустарником, прикрывали следовавший за ними ряд высоких сосен, росших вперемежку с лиственными деревьями. Непередаваемый живописный декор мягко обрамлял возвышающиеся над ними горные вершины. Светло-серые, идущие сплошной стеной вдоль береговой линии известняки имели пирамидальную форму и были настолько выветрены и изъедены трещинами, что приняли облик неприступной старинной крепости с бойницами и зубцами по верхней кромке. Следующий, располагавшийся выше ряд скал представлял собой сочетание различных форм, напоминающих точь-в-точь развалины старинного города с башнями, остроконечными шпилями храмов и узкими улочками. Я был настолько зачарован причудливыми изваяниями, сотворенными дождями и ветрами, что мне не терпелось побыстрее сойти на твердый берег.
Солнце сияло горячо и ярко. Плеск прибоя, бьющего в острые рифы, ощетинившиеся вокруг острова, сопровождался резким пискливым и противным, но сильным и задорным криком чаек, безрассудно бросающихся в бурлящие воды океана и выныривающих с серебристой добычей, извивающейся в их крепких клювах. Чайки вились вокруг корабля и, мне казалось, иногда задевали меня крылом. Я уж начал представлять себя белоснежной чайкой с отливающей серебром грудкой, безмятежно парящей над бескрайними просторами океана, как меня одернул грубый окрик капитана.
— Эй, юнга, Малыш, — он всегда называл меня Малышом, хотя юнгой я поступил к нему на корабль много лет назад. Но на это я не обижался. — Что стоишь, как невеста на выданье? Бегом помогать, скоро отходим.
Мы быстро погрузили весь наш груз: две дюжины восьмигаллонных бочонков для пополнения запасов пресной воды. Некоторые из бочонков, которые мне довелось принимать на борт бота, были настолько тяжелы, что казалось, будто они доверху наполнены свинцовыми пулями.
«Да! — подумал я. — Такого количества пуль хватило бы даже на осаду небольшого городка!»
На крышках этих бочонков были изображены две крысы в треуголках, державшие в лапах перекрещенные абордажные сабли, а между ними бочонок рома. Это было клеймо капитана, выжженное каленым железом. Мне было очень любопытно, но спросить я не решался. Еще мы погрузили четыре бочонка пороху. К моему удивлению, капитан сказал, что на острове в изобилии водятся дикие козы и нам предстоит изрядно поохотиться, чтобы сделать запасы солонины на обратную дорогу.
Мы подняли грот, натянули стаксель, и мягкий бриз нежно потащил наш бот прямиком к берегу, возвышавшемуся над горизонтом своими причудливыми очертаниями. Висевшее над снастями полуденное светило, одурев от собственного жара, стало постепенно убавлять свою огневую мощь, склоняясь все более и более к западу, это позволяло нам несколько передохнуть от невыносимого пекла, хлебнув глоток свежего воздуха.
Натянутые тонкими струнами шкоты заиграли и запели звонкими голосами, мы быстро неслись под фордевиндом по волнам, искусно лавируя меж рифами, внезапно то там, то сям выскакивающими из пенистой пучины волнующегося океана.
Берег быстро приближался. Моряки уже отхлебывали жадными глотками ром из двухпинтовой жестяной фляги, появившейся из кармана запасливого Тома Брэдли, как громкая брань капитана заставила всех нас вздрогнуть. Капитан стоял на корме, зацепившись своим железным крюком, заменявшим ему потерянную в бою левую руку, за одну из вант, крепящих грот-мачту, и пристально вглядывался в уходящую за горизонт гладь океана, поставив на скамью правую деревянную ногу, под коленом и внизу окованную железом.