Тайна падчерицы
Шрифт:
– Где вы были вечером десятого числа, когда был убит Джилли? – спросил Мейсон.
– О… – с ухмылкой произнес Келси. – У меня прекрасное алиби. Я был у Евы Эймори как раз в то время, когда было совершено преступление. Потом я приехал домой и провел там всю ночь. Я возвратился домой где-то после полуночи и ждал Джилли. Он не вернулся, и я решил, что меня надули, но не очень расстроился, потому что был уверен, что смогу заставить Еву Эймори посмотреть на это дело моими глазами. Весь мир был бы зол на нее, потому что она выкинула
– А что случилось с Ирвином Фордайсом? – спросил Мейсон.
– Я ничего не знаю об этом. Мне известно лишь, что он был в ярости, когда узнал о предательстве Джилли и шантаже своей семьи. Можно представить себе, каково ему было. Он чувствовал, что рано или поздно все это дело окажется в руках полиции, и она докопается до сути. Как только письмо шантажистов было опубликовано в газете, он понял, что пахнет жареным, и предпочел исчезнуть с горизонта.
– Вы когда-нибудь обсуждали это дело с ним?
– Я с ним никогда в жизни не разговаривал, – сказал Келси. – Я знал его в лицо, потому что мы жили в одном доме, но он был другом Джилли, а не моим. Он тоже меня не знал.
– Да, но вас знал Джилли.
– Конечно, меня знал Джилли. Я слыл человеком… впрочем, не будем вдаваться в подробности, но он хотел надуть Бэнкрофтов и думал, что я смогу подсказать ему, как это сделать.
– И вы подсказали, как это сделать?
– Не отрицаю.
– И вы были в комнате Джилли в день убийства?
– Да, часов около семи. Точнее, между половиной седьмого и семью часами.
– Что делал Джилли?
– Я же сказал. Он ужинал. Он торопился, так как ему нужно было идти. Он сказал мне, что собирается вернуть три тысячи, которые уплыли от нас, и обещал прибыть с «наваром» к полуночи. Как я уже сказал, он ел консервированную фасоль и хлеб.
– Он пил кофе? – спросил Мейсон.
– Нет, только немного молока. Он никогда не пил кофе на ночь. Наверное, пил по утрам. Я же говорю, мистер Мейсон, он не был моим постоянным напарником.
– Затем вы самостоятельно отправились на розыски. Когда вы вернулись?
– Не знаю. Может быть, около девяти или половины десятого.
– И после этого вы все время были в вашей комнате?
– Нет, я время от времени подходил к комнате Джилли, чтобы посмотреть, не пришел ли он.
– Вы заходили внутрь?
– У меня не было ключа, а он запер дверь. Я выходил посмотреть, есть ли в комнате свет. В последний раз я зашел к нему где-то после полуночи, постучал и пошел спать. Наутро, около часа дня, я опять постучал в дверь его комнаты. Тогда я пришел к выводу, что он меня надул и смылся с тремя кусками. И поделом мне: не надо связываться с дешевыми проходимцами вроде этого Джилли. Но я должен был еще позаботиться о себе.
– И как же вы позаботились о себе?
– Как я уже сказал, прежде всего заставил Еву Эймори сделать заявление. Это давало ей право на получение денег обратно. Я подумал, что Бэнкрофты не пойдут в полицию с требованием отдать им их денежки, иначе они должны были бы рассказать полиции все о шантаже, а этого они сделать не могли. Я решил, что все в порядке. Джилли обвел меня вокруг пальца, забрав три тысячи, теперь я проведу его – получу другие три тысячи, и мы будем квиты. Потом я решил взять все это дело с вымогательством в свои руки и направить его в нужное русло. Это были лишь предварительные шаги. Прежде всего, я намеревался вытряхнуть из Бэнкрофтов десять тысяч и потом дать Джилли пинка за то, что он утаил от меня мою половину.
– А как же с той половиной, которую вы скрыли от него?
– В той игре, в которую я играл, я делил добычу только с Евой Эймори. Джилли это не касалось.
– А как вы собирались заставить его отдать половину от тех трех тысяч долларов, которые он забрал у Бэнкрофтов?
– Хм, – протянул Келси. – Способов хватает. Человек, действующий в моем стиле, всегда сможет заставить обманщика поплатиться за свой обман.
– Что же это за стиль такой? – спросил Мейсон. Келси усмехнулся и сказал:
– Ну вот, мы возвращаемся к тому, с чего начали. Я же сказал, что не собираюсь рассказывать о своих делах. Речь идет лишь об одном отдельном случае вымогательства, а вы, мистер, все норовите меня зацепить. Я говорю правду, а вы знай себе выискиваете слабое место. Я не дурак, чтобы вступать в сделку с окружным прокурором, а потом от всего отказываться и самому лезть в петлю. Если мой рассказ подтверждается, я получаю вольную, если не подтверждается, то… Пусть про Келси говорят все, что угодно, но никто никогда не скажет, что он не знает свою выгоду.
– Значит, вы заинтересованы в осуждении подзащитной? – спросил Мейсон.
– Я заинтересован в том, чтобы в мою правдивость поверили, – сказал Келси. – Мне все равно, какие последствия это повлечет. Если это каким-то образом связывает миссис Бэнкрофт с убийством, значит, ей не повезло. Я говорю правду, и мне наплевать, кто от этого пострадает.
– Вы уверены, что Джилли собирался в яхт-клуб, чтобы встретиться с миссис Бэнкрофт?
– Судя по его словам, да.
– И когда он не появился, у вас не возникло желания пойти в яхт-клуб?
– Нет. Я оставался дома и ждал его возвращения. Я подумал, что даю ему шанс оказаться «порядочным».
– А если бы он отдал вам полторы тысячи, вы, в свою очередь, поделились бы с ним деньгами, которые собирались взять у Евы Эймори? – спросил Мейсон.
– Ваша честь, – сказал окружной прокурор, – я думаю, это вопрос спорный и выходит за рамки перекрестного допроса.
– Я полагаю, при сложившихся обстоятельствах надо дать свидетелю возможность ответить, – возразил судья Хобарт.