Тайна Пито-Као
Шрифт:
— Что ты мелешь! Можно пошутить, но хамить по адресу пожилой женщины!..
— Успокойтесь, ребята, — смеясь, сказал Андреи. — Ты, Петушок, не торопись.
— У хозяйки Серафима есть фамильный альбом в переплете из крокодиловой кожи…
— Допустим.
— В альбоме — фотографии.
— Правдоподобно в основном.
— А на одной из них — точно такие статуи, о каких написано в дневниках.
— Верно, командир, — всполошился Серафим. — Он правду говорит.
— Гм… Любопытно!
— Больше того, — продолжал теперь Серафим, — у нее есть еще древний сундучок, и, насколько мне помнится, он каким-то образом связан с альбомом.
Андрей
— Цел ли он сейчас? — спросил он.
— Цел! — обрадовался Серафим. — Не так давно я сам таскался в кладовке с этим ящиком. Она, точно Плюшкин, любит хранить всякое старье. По размеру сундучок небольшой, но тяжелый: камни там, что ли?..
— Сима, надо ознакомиться с сундучком, — взволновался Андрей. — Понял?
— Отчего не понять, командир? Не знаю вот, как она к этому отнесется… У нее насчет «мое — твое» строго обстоит, — сказал Серафим, понимая, что дело может оказаться серьезным и полезным. — И вообще, характер тяжелый.
— Так Нина сможет у нее купить.
— Купить? — Серафим подумал. — Это меняет дело.
— У нее же отец академик! — многозначительно сказал Петушок. — Поговори с хозяйкой.
— Лучше так сделать, — посоветовал Черныш, — пусть Нина приедет, сама с ней поговорит и посмотрит: может быть, это совсем не то.
— Я Нине позвоню завтра же, — решил Андрей.
2
Люди приходили и уходили. До слуха Шелеста долетал тихий голос библиотекарши Веры Кирилловны и приглушенные голоса читателей. Послышался чей-то рокочущий бас. Андрей посмотрел на пол и увидел пару черных отлично сшитых и до блеска начищенных сапог. Они шагали уверенно, неторопливо и остановились у резного барьера, за которым Вера Кирилловна производила прием и выдачу книг. «Военный?» — подумал Андрей и опустил журнал.
Владельцем сапог оказался высокий худощавый мужчина с густой проседью, бесцветным вытянутым лицом, одетый в темно-синий военного покроя костюм. «Какой-нибудь аптекарь», — почему-то решил Андрей и снова принялся за чтение.
Вскоре он поймал себя на том, что не читает, а продолжает наблюдать. Вот, раскачиваясь из стороны в сторону, чем-то похожие на древние, извлеченные из пепла колонны, проплыли мимо ноги в шерстяных (несмотря на теплый день) серых чулках, обутые в потрепанные домашние чувяки, и устало замерли, прислонясь к барьеру. Шуршание подошв сменилось астматическим сопением.
Шлепая по полу, пробежали босые мальчишеские ноги, изрядно запыленные и с грязными полосами на маленьких упругих икрах. Они нетерпеливо потоптались сперва на одном месте, затем перебежали на другое, на третье. Андрей услышал шепот:
— Тетя Вера! «Путешествие капитана Гаттераса» есть?
— Есть. Но это серьезная книга, тяжеловата будет для тебя.
— Тяжелова-ата?! — снисходительно и несколько обидчиво протянул владелец беспокойных ног — Да вы знаете, какой я серьезный!
— Ах, и верно! Извини меня, старую… Запамятовала. Становись в очередь.
— А я в очереди, тетя Вера! Я так просто, для успокоения! Только никому не отдавайте, я первый спросил.
— Как можно! Я никогда тебя не подводила.
— Спасибо, теть Вер! — И маленькие ноги принялись неслышно отбивать замысловатую, им одним доступную чечетку.
После этого короткого разговора Андрей услышал женский голос:
— Мне бы очень хотелось «Нана» Эмиля Золя… Вера Кирилловна кашлянула и ответила:
— Сейчас.
Шелест опустил журнал на колени. У низкого барьера стояла девушка в цветастом коротком платье, с ярко разрисованным лицом и темными глазами, взгляд которых Андрей поймал на себе. Рядом с девицей — пожилая женщина со слезящимися глазами и загорелый мальчуган в майке и черных трусиках, еще хранивших на себе следы донской воды.
Андрей оглядел их и попытался углубиться в чтение.
Когда он посмотрел в третий раз, в абонементном зале уже никого не было, но в дверях появились черные сапоги с утиными носами. Андрей взволновался. Память мгновенно воскресила кадры далекого минувшего — пол багажника и пилотской кабины истребителя ЯК-3. Андрей лежит в багажнике и видит перед собой тонкие трубочки, которые оплели сиденье пилота, видит и ноги Рязанова, обутые в точно такие же сапоги; они плавно двигаются на педалях руля поворота — одна вперед, другая назад.
Сапоги направились к нему, и Андрей замер от радостного предчувствия. Кто-то дружески щелкнул по журналу, Андрей поднял голову: Рязанов!
— Здорово, летун! — весело сказал Алексей.
— Как ты сюда попал? — Андрей встал и крепко пожал руку Рязанову.
— Тебя искал: соседи подсказали… Ты выходной?
— Нет, лечу сегодня в Адлер, но время свободное есть.
— Пойдем погуляем…
Они пришли в городской парк, выбрали самую короткую скамью у фонтана с золотыми рыбками.
Больше говорил Андрей. Он вспомнил новогоднюю ночь в Минераловодском аэропорту и рассказал другу о Нине Тверской. Рязанов едва удержался от возгласа, услышав ее имя. Он стал подробнее расспрашивать Андрея о ней и, хотя сам читал дневники ее деда, терпеливо выслушал всю романтическую историю до конца.
— Сейчас Нина здесь…
— В Ростове?!
— Да. А почему тебя это удивляет?
— Нет, ничего… Просто я знаком с ее отцом и немного знаю дочь, — объяснил Рязанов. — Она приехала к тебе? — осторожно стал расспрашивать Алексей.
Шелест рассказал о старухе, у которой квартировал Серафим Черныш, о старинном альбоме и матросском сундучке. Рязанов записал адрес Черныша, спросил, когда должно произойти свидание Нины и старухи, посмотрел на часы и заторопился.
— Чуть не забыл, — оправдывался он, — мне надо по делу…
— Ну, пойдем провожу, — сказал Андрей и поднялся. Теперь Рязанов был почти уверен, что место для западни найдено точно, и заботился об одном: не опоздать! Дом был взят под наблюдение. Лишь бы Нина не пришла первой, иначе… А если она уже там, у старухи?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Боб Хоутон «берет интервью». Размышления Густава Дорта
1
Получив номер газеты со своим первым очерком о Пито-Као, Боб решил нанести визит Дорту. Он уже знал, что Густав Дорт, имя которого нигде не упоминалось рядом с именем рыбного короля, не покидал Пито-Као и руководил делами предприятия, оказавшегося на редкость доходным. Дорт согласился принять Хоутона немедленно, и это насторожило Боба, наслышанного о нелюдимости немца. Высокого роста, широкоплечий и мускулистый, с голым черепом и крупным лицом, Дорт казался угрюмым человеком. Его бесцветные глаза смотрели из-под густых черных бровей бесстрастно. Большой, угловатый, всегда влажный рот, гладко выбритые впалые щеки, полный крутой подбородок придавали лицу упрямое выражение.