Тайна племени голубых гор
Шрифт:
По улицам города с деловитым видом снуют сутаны английских священников и католических монахов. А унылый звон церковных колоколов, плывущий над городом, возвещает европейской и индийской пастве об ее обязанностях… Вечерами «высшее общество» английских и индийских плантаторов собирается в чопорных полутемных гостиных бунгало, где ведутся традиционные разговоры о скачках, о предстоящей выставке собак, о видах на урожай чая и кофе. Разговоры щедро размачиваются виски и бренди.
И все же Утакаманд — индийский город. И администрация там тоже индийская. От нее зависело, увижу ли я тода или нет.
Окружной
— Тода? — спрашивает удивленно чиновник в приемной коллектора. — Племя, что ли? Такие с бородами?
— Ну да, — объясняем мы с Венкатараманом. — С бородами. Симпатичные такие.
— И вы из Москвы ехали, чтоб их посмотреть? — опять изумляется чиновник, — Чем же они прославились? Вот Утакаманд, это я понимаю. Скачки, вечером в клубе можно посидеть. Общество интересное.
Я начинаю терпеливо объяснять любителю английских клубов, зачем мне надо к тода. Но он слушает невнимательно. Его взгляд рассеянно блуждает с меня на Венкатарамана, с Венкатарамана на меня… Потом его губы растягивает откровенная зевота. Я прерываю объяснение на полуслове. Чиновник, кажется, не замечает воцарившейся тишины. Затем, очнувшись от каких-то своих мыслей, спохватывается.
— Так о чем мы говорили?
— О тода, мистер, — сердито отвечает Венкатараман.
— Ах, о тода! Так при чем же тут я?
— А если ни при чем, так и нечего здесь сидеть, — озлился Венкатараман.
Глаза чиновника становятся жесткими. Он открывает рот, но нужного ответа не находит.
— Коллектор на месте? — спрашиваю я.
— Нет. — В голосе чиновника слышится скрытое торжество.
— А его заместитель?
— Тоже нет. Как будто все только и думают о ваших тода. У них своя работа.
Мы покидаем приемную, и нам почему-то становится смешно.
— Для начала разругались, — констатирует Венкатараман.
Заместителя коллектора мы застали только на следующий день. После долгих разговоров и объяснений он выдал мне свидетельство о том, что «советской гражданке Шапошниковой Л.В. разрешается посещение районов, населенных тода, и свободное передвижение в них сроком на 1 месяц».
— Но учтите, — сказал заместитель коллектора, — никакой помощи мы вам оказать не сможем. Весь наш транспорт мобилизован на сбор налогов с плантаторов. Устраивайтесь как хотите.
— И на этом спасибо, — ответила я.
Теперь все было в порядке. Главное, я могла ехать к тода, туда, где на склонах гор зеленели их пастбища и где не было ни английских клубов, ни заунывного колокольного звона церквей, ни чиновников с их бумагами. Правда, Венкатараман по-стариковски ворчал:
— Нужно было потратить два дня, чтобы застать этого человека. И видите ли, помочь он не может. Просто не хочет. Но вы не беспокойтесь, все устроится.
И действительно, все устроилось. Помощники нашлись. И первым из них был сам Венкатараман. А потом появился доктор Нарасимха, владелец кофейных плантаций Борайя. И наконец за дело взялись сами тода: Ивам Пильджин, Мутикен, Пеликен, Матцод, Апарш, Нельдоди. Все они оказались верными
страна тода
…У подножия гранитной скалы два жреца добывают огонь. Босые, в коротких черных тогах, укрепленных на одном плече, с длинными всклокоченными бородами, они согнулись над почерневшей палочкой. В палочке обугленными краями зияло отверстие. Один жрец вставил в него вертикально другую палочку и стал быстро вращать ее между ладонями. Нечесаные локоны его длинных волос рассыпались в такт вращению. Через несколько минут палочка оказалась в ладонях другого жреца, и он также сосредоточенно продолжал ее вращать. Наконец из отверстия показалась тонкая синяя струя дыма. Затлели красными огоньками осыпавшиеся кусочки дерева. Один из жрецов осторожно поднял угольки сухими листьями и подул на них. Вспыхнуло пламя. Его поднесли к стоявшему рядом медному светильнику.
— Мать, — сказал жрец, — мы зажгли священный огонь богини Текерзши.
— А где богиня? — спросила я.
— Там, — он морщинистым пальцем, обтянутым кожей-пергаментом, указал на пик Мукуртхи.
Над пиком и соседними вершинами курились голубоватые облака. Чуть выше облаков стлались лиловые тучи с ярко-багровыми рваными краями. В тучах полыхали зеленые ломаные стрелы молний. Солнце ушло за Мукуртхи, и призрачный сиреневый свет затопил вершины гор и узкие каменистые долины между ними. В этом внезапно наступившем сумраке гранитная скала как-то странно начала менять свои очертания, и только полукруглая хижина-храм еще выделялась смутным, размытым пятном на ее фоне. В разрывах туч яркими колкими искрами зажигались звезды. Одна из них выплыла из-за уже померкнувшего багряного края и, обгоняя другие, направлялась к Мукуртхи. «Спутник!» — мелькнула у меня мысль. И тут же рядом раздался чуть надтреснутый голос жреца:
— Что ты там видишь, амма[1]? Нашу богиню?
Оба жреца пристальным взглядом впились в меня.
— Нет, просто… — Я хотела сказать «просто спутник», но вовремя спохватилась. Спутник не был «просто» для них. Так же как и эти полуобнаженные жрецы, богиня Текерзши и огонь из обугленной палочки не были «просто» для меня. Все, что окружало меня в тот момент, своей странностью и необычностью стирало на какое-то время ощущение реальности. Реальным для меня была только движущаяся звездочка спутника, которая связывала меня с миром, откуда я пришла, и которую, как и меня, отделяли от мира, где я сейчас находилась, целые тысячелетия.
Из храма доносилось пение. Странный мелодичный мотив чем-то привлекал, но вместе с тем в нем звучало что-то мне чуждое и непонятное. Слова древнего языка лились свободно и уходили ввысь, к пику, где жила богиня Текерзши…
Стало совсем темно. Прохладный ночной ветер зашумел в кронах деревьев священной рощи. Пение в храме оборвалось, и жрец, кутаясь в черное одеяние, подошел ко мне.
— Ты еще здесь, амма? — спросил он.
— Да.
— Солнце ушло, и страна тода погрузилась во мрак. Иди в манд[2], к людям.