Тайна прикосновения
Шрифт:
Как-то привезли парня двадцати лет с обезображенным, заживо гниющим лицом. Сопровождающий санитар сказал: «Волчанка, должно быть!» Главный врач, человек с немалым опытом, покачал головой. Из носа парня вытекала слизь. Решили делать анализы на реакцию Ганзена. Даже видавший виды главврач вышел из лаборатории побледневший: «Лепра», — коротко бросил он.
Оказывается, парень уехал на заработки в Астраханские степи, пас там скот. Вернулся через два года. Его тут же куда-то увезли, и как Паша ни пыталась узнать, что с ним будет, все отмалчивались или пожимали плечами.
Ещё долго будет
Словно читая её мысли, после выпускных экзаменов подошёл к ней профессор Нэйтс: «Вам надо учиться в мединституте, из вас получиться хороший врач! Поработайте пару лет по распределению, наберитесь опыта и поступайте! В скором времени, Ваш покорный слуга будет преподавать в Воронежском институте. Через два года — прямо ко мне!»
Кто знал, что через год наступит тридцать седьмой, что профессор Нейтс растворится, исчезнет в алхимической колбе человеческих судеб, возможно, благодаря своей фамилии, возможно, благодаря одарённости или просто из-за своего образа врача-интеллектуала. Он исчезнет на небосклоне жизни, но не из душ его учениц. В них будет теплиться огонёк памяти о его щедрой натуре, и многим из тех, кто запомнит его образ и его отношение к своим ученикам, эта память поможет справиться со своими горестями. Да и у Паши всё сложится по-иному.
К выпускному вечеру Паше исполнилось девятнадцать. Она надела своё креп- жоржетовое платье с белыми рюшками на груди, но не особенно радовалась тому, к чему уже успела привыкнуть. Она была очень довольна, что помогла Катьке сшить выпускное платье, украсить его обрезками от её отреза, рюшками: «Твоё выглядит лучше, ты просто королева!» — сказала она вытянувшейся, повзрослевшей подруге. Катя зарделась у зеркала.
Торжественное собрание с вручением дипломов состоялось в зале, который они украсили собственными руками. На сцене над бюстом Ленина висел лозунг на кумаче: «Привет выпускникам 36-го года!». Дипломы вначале вручали отличникам. Паша никогда не забудет, как в числе первых поднималась на сцену и как брала диплом из рук профессора Нэйтса.
Столы для торжественного ужина были накрыты в столовой, на столе стояли бутылки с портвейном и стограммовые гранёные стаканчики. На ужин подали картофельное пюре с котлетами, кроме этого были мелко порезанное солёное сало, колбаса. Огурцы, помидоры, капуста — в свежем и солёном виде. Паша впервые выпила вина, и всё, что происходило с ней, стало казаться сказкой.
Танцы начались здесь же, в столовой, под патефон. После шипения зазвучали звуки танго, и Пашу пригласил на танец врач-инфекционист Савенко, толстый дядечка, носивший пенсне. Он картинно вывел её на середину зала, и все зааплодировали.
Глава 6. ПАША КИСЕЛЁВА: ЛИНИЯ СУДЬБЫ (продолжение)
Паша Киселёва получила распределение в Алешки, в районную больницу. Три года она не была дома. Весточки приходили хорошие — отец стал старшим лесником, Володька пошёл по её стопам, учится в Борисоглебской школе, поэтому она решила отработать до отпуска, собрать денег и приехать домой не с пустыми руками.
Инфекционная больница в Алешках имела двадцать пять коек, и в ней же было родильное отделение на пять коек, где Паше предстояло работать фельдшером- акушером. Она была горда тем, что главный врач сам позвонил директору училища, чтобы уточнить, когда им пришлют фельдшера, и побеспокоился выслать на железнодорожную станцию лошадь. Больница задыхалась от нехватки кадров. Пашу предупредили, что её будут встречать, и она, сойдя с поезда на станции Народной, в растерянности оглядывала пустой перрон. Потом решилась подойти к двум подводам, стоявшим за углом. На одной из них, запряжённой сереньким жеребчиком, спал мужик в кепке, на другой сидел насупившийся дядька с самокруткой в зубах. Паша поморщилась от дыма ядрёного самосада, но пришлось спросить:
— Извините, Вы не за мной?
— Можа, и за тобой. Сколь дашь? Отвезу куда хошь!
Пришлось тормошить спящего. Кепка слетела с его облысевшей головы, и пред ней предстало заспанное, удивлённое лицо пожилого человека с усами.
— Вы — наша фельдшерица? Извиняйте, приспал малость апосля тяжкой работы. Милости прошу!
Возница засуетился, спрятав недопитую бутыль с самогоном, постелил Паше старую телогрейку.
— Моя фамилия Зайцев, а конька кличут Зайчик, потому как серенький он, зайчишка. — хрипло засмеялся балагур и тронул вожжи.
Паше не приходилось бывать в Алешках, и она гадала, где расположена больница.
Зайцев не переставая болтал о сельских делах, но Паша не стала задавать ему вопросов. Она увидит всё своими глазами.
Небогатая на растительность земля окружала наезженную дорогу, полей возделанных по пути мало. Это было никак не похоже на те лесистые края, где она родилась. Через десять минут они въехали в село и остановились в самом конце длинной улицы у двухэтажного здания, крытого железом. Дальше, на пригорке, виднелось кладбище, сиротливое и голое, без деревьев — одни лишь кресты.
— А вот и наша больница! — возвестил Зайцев — Недалече от ентова бугра, куда уносят насовсем.
С правой стороны, там, где начиналась улочка, стояла церковь, возле неё большой ветвистый клён. Дальше, среди деревьев и садов, улица делилась на две. На осеннем, ещё тёплом солнце блеснул изгиб узенькой речушки.
— Туточки они и живуть, доктора-то. Желаем здравствовать, не забывайте, кто подвозил Вас!
— Да уж как тут забудешь! Зайцев — на Зайчике! Приходите, буду рада помочь! — отвечала Паша.
Главврач Борис Николаевич Старков разглядывал диплом «с отличием» своей новой сотрудницы. Он с интересом поглядывал поверх очков на привлекательную девушку, стоявшую в её кабинете, и не думал предлагать ей присесть на стул. Не всегда отличники становились хорошими специалистами, а девушки с такой внешностью. ещё реже. Мало того, через годик-два выскочит замуж и.
— Посмотрим, посмотрим. — пробормотал он себе под нос и ещё раз глянул на светло-каштановые, с золотистым отливом волосы девушки, подстриженные под модную причёску «фокстрот» с обязательной чёлкой, закрывающей лоб. Синие глаза смотрели выжидательно, но без робости.