Тайна, приносящая смерть

Романова Галина Владимировна

– Короче, говори толком, я уже одной ногой на улице, – рявкнул Данила, рванув в прихожую. – Что на этот раз?! Вернее, кто?

Оказалось, что ни о каком душителе речи нет.

– Тьфу-тьфу, чего ты? – даже, кажется, обиделся на него Толик. – Накаркаешь еще! Степушкин наш с тобой, не успев показания дать, преставился. В понедельник результаты экспертизы собирались следаки забирать да на допрос его вызывать, а тут такая лажа...

– Да ну! – Данила застыл у двери с занесенной над вторым ботинком ногой.

Что теперь скажет

Бабенко? А что он может сказать? Просрали, скажет, подозреваемого вместе с хорошей версией, которую он им на блюдечке с полупоклоном преподнес.

– И что с ним? – Он мазнул губами по Леночкиной щечке, выскочил за дверь. – Сердечный приступ? Мы тогда при чем?

– Нет, дорогой. Не сердечный приступ. Там убийство. Страшное убийство, – понизил голос до зловещего подвывания Толик, придуривался. – Все в кровище!

– Пытали? – догадливо кивнул Данила, выбегая из подъезда, дежурка уже ждала его.

– Может, и пытали.

– Ну, тогда это его бывшие дружки постарались, – тут же предположил он.

И снова вспомнил, что говорил по этому поводу Бабенко.

А говорил он, что действовать нужно с предельной осторожностью в случае со Степушкиным. Мало того, что он сам невозможно хитрый и изворотливый, так еще его бывших друзей стоило опасаться. Узнают, что он от братвы утаил процент с кражи и врал им все время, что будто менты у него драгоценности подрезали при обыске, кишки выпустят.

– Деликатно надо подходить к делу, – маялся смущением бедный участковый еще тогда, в первый свой визит к Даниле. – Это не просто гражданин, это вор! Вор, который украл у своих же! По их законам это карается слишком сурово. И надо их опередить...

Опоздали! Слухами земля полнится. Где-то просочился этот самый слух, сквозь какой-то неведомый пласт их системы. Степушкин же пытался заявить о краже из собственного дома? Пытался. Хоть официального хода делу не дали, но где-то кто-то болтанул, и пошло-поехало.

– С чего решил, что дружки? – поинтересовался Толик, но тон его был таким неприятным, возражающим и весьма самодовольным.

И с чего это с дежурки каждый раз ему звонят, а не Даниле? Боятся нарушить покой его семейной жизни? Леночку щадят? Или его самого от Леночкиного гнева? Так получается только хуже. Толик из него все жилы вывернет и морским узлом завяжет, пока до нужного места дойдет.

– Так кому еще нужен этот Степушкин? – предположил Данила, залезая в машину, кивнул водителю, эксперту, который сидел, отвернувшись к окну, с плотно сжатым ртом. – И кто станет применять такие изуверские методы? Сам говоришь, что весь дом в крови.

Эксперт на этих словах дернулся, будто его по позвоночнику кнутом огрели. Обернулся на Данилу, скорчил брезгливую гримасу, вздохнул, пробормотал пространные слова проклятия и снова уставился в окно.

– Надо бы его бывших подельников поддернуть, – заметил вдогонку Данила.

– Не надо никого поддергивать, тем более что работал Степушкин

все время один. Может, пару раз за свою карьеру на напарника сподобился. Да и нашли убийцу-то, Данилушка. Нашли, малыш! Кстати, вы скоро там? Я уже на улице, а тут совсем не прохладно. В макушку печет, позавтракать не успел. Жена гадина, работа дерьмо, будущий зять задолбал, мудила! Прикинь, выбросил мою зубную щетку. Говорит, ее надо раз в месяц менять, а у вас – у меня то есть – уже третий месяц одна и та же торчит из общего стаканчика. Она инфицирована, говорит!.. Одни паскуды кругом, малыш!..

Щеголев пропустил мимо ушей его ворчание. К этому давно успел привыкнуть. Ну не мог по-другому человек жить, говорить, чувствовать. Все вокруг него было нехорошим, недостойным и безрадостным. Правда, отказываться от всего этого он тем не менее не собирался. Хоть все и поганое, но его. Не смей тронуть. А поворчать можно и для удовольствия чистого.

Толик был патологическим ворчуном и мог отыскать жирные черные пятна на девственно белом чистом листе бумаги.

– Кто убийца? – закатил глаза под лоб Данила.

Ему, между прочим, тоже было жарко. Погода, она одна на всех. И жену совсем не хотелось оставлять в выходной день одну. И к матери который выходной собирался. Та обижается, что совсем ее не навещает, грозится помереть прежде времени, чтобы ему больнее было.

Все хотел, все распланировал. А нате вам, получите!

Что за напасть! Ну что за напасть такая! Правда, убийца выходного дня какой-то! Хотя, может, и другой, и не тот вовсе, но что-то повадился убивать исключительно по выходным, будни его будто не устраивают, сволочь!

– Где нашли? – поторопил он Толика с ответом.

Тот продолжал вредничать и молчал, хихикая. Потом сжалился все же или сам от себя устал, проговорил:

– Да там он рядом с телом и был, убийца этот.

– Да ну! Чего это?!

– Так дрались они со Степушкиным. Тот его перед смертью и огрел скалкой из кухонного шкафа. Огрел и сдох, ни дна ему чтобы, ни покрышки.

Толик вздохнул и снова заныл, что ему жарко, что ноги не казенные и что пора бы уже и подъехать. И что денег у него на телефоне не три тысячи, а три сотни всего. И что он сейчас бросит трубку и заставит Данилу томиться от неизвестности хрен его знает сколько времени.

– Погоди! – взмолился тот. – Два последних слова!

Ехать до Толика было еще полчаса, собирая по городу всех остальных, кто намеревался с ними ехать. Разве он выдержит?

– Два слова, малыш, – с прежней издевкой подначил Толик, не собирался он, конечно, трубку бросать, как ему еще время-то коротать было, как не за трепом. – Всего два!

– Кто обнаружил тело?

– Это слишком много слов, – капризно протянул Толик.

И Даниле захотелось дать ему в морду. Сто процентов сегодня свяжется с дежурным и попросит ему лично звонить в выходные. На хрена ему такая нервотрепка?