Тайна Пристройки 3
Шрифт:
Точно в тот четверг после обеда, когда она сказала свое окончательное «нет», они жестоко поругались, и она ощутила легкое беспокойство от блеснувшей в его глазах скрытой страсти к насилию. Несмотря на то, что он впоследствии успокоился, и всю следующую неделю пытался извиняться, она поняла, что все началось в тот пресловутый четверг. Это было неприятной ошибкой с ее стороны и следующие две недели превратились в кошмар. Он позвонил ей на работу, и она едва успела схватить трубку раньше своих коллег. Их глаза, как приклеенные, следили за ней (из чистого любопытства, как она надеялась), пока она обещала ему перезвонить. Что она и сделала, разумно и трезво умоляя его оставить ее в покое на несколько недель, возможно, все решится само собой. Потом пришло первое письмо на работу — приятное и милое, в котором он умолял ее возобновить их обычные встречи. А после, когда она не ответила на первое письмо, пришло второе — посланное домой, которое она подняла с коврика перед входной
Когда тем утром она сидела за столом напротив супруга, казалось, что она поглощена содержанием полудюжины брошюр, которые взяла накануне в обед в «Саммертаун Трэвел», они подробно описывали путешествия — от легких прогулок по холмам Западной Англии до подъемов на вершины Гималаев. И как сильно она желала в этот момент, чтобы ее любовник умер!
В следующую среду вечером Том Бауман сказал жене, что нашел письмо. Для нее это было мучительным потрясением, но Том не впал в гнев, не стал угрожать насилием. Раздумывая над этим позже, она почти хотела бы этого, настолько страшнее была перемена, произошедшая с ним. В голосе и взгляде его появилась твердость, мысли его стали скрытны, его целенаправленность внушала страх, а в основе всего этого (как она подозревала) была ужасающе порочная и злопамятная ревность к мужчине, который попытался отнять у него жену. То, что он говорил в тот вечер, было настолько бессмысленно, настолько надумано, так глупо, что его слова о какой-то запланированной попытке отмщения, не доходили до нее. И, тем не менее, медленно и неумолимо план, о котором он рассказал ей в тот вечер, привел в движение ряд событий, кульминацией которых стало убийство.
Даже теперь после всего, что случилось, она осознавала противоречивость своих мыслей, мотивов, надежд — и это не давало ей покоя. Посмотрев короткие новости по БиБиСи–2, она приняла таблетки аспирина, легла и успела (к счастью!) почти сразу заснуть. Но в час ночи снова проснулась и следующие четыре часа металась, как и ее мысли, будто какой-то оператор нажал на кнопку «скорость», а после сам впал в оцепенение перед прибором.
Той же самой ночью, ночью 2-го января, Морсу приснился приятный освежающий слегка эротичный сон (о женщине с большим лейкопластырем на пятке). Когда он проснулся в 6:30 утра, то сказал себе, вот если бы только был накануне свободный двуспальный номер… Но он не имел привычки сожалеть об упущенных моментах в жизни, зато имел завидную способность преодолевать разочарования. Вспомнив одну передачу, которую слышал на прошлой неделе о вреде холестерина (семья Льюисов, очевидно, ее пропустила), Морс решил отказаться от искушения съесть что-нибудь жареное в ресторане и в 9:10 сел на поезд до Рединга. В купе второго класса было еще двое: в одном углу сидел ирландец (тоже небритый), который не сказал ничего, кроме «Доброе утро, сэр!», но который непрерывно улыбался, как будто с утра его пригрело яркое солнышко. В другом углу красивая молодая девушка морщилась, читая очерки на антропологические темы, как будто весь мир поплохел за ночь.
Для Морса это была метафора.
Двадцатая глава
Пятница, 3-го января, утро
В каждом прощании присутствует доля мучения и доля облегчения.
Задолго до того, как Морс проснулся, Элен Смит уже лежала без сна в постели, предчувствуя неприятности, которые, без сомнения, ожидали ее на следующий день. После ужасных мучений накануне, она ощутила истинную опору со стороны Джона, который проявил такое понимание и всепрощение. Он почти сумел ее убедить, что даже оставленные улики, которые помогли бы обвинить ее, не имеют значения, так как силы полиции были брошены на уголовные преступления, и было маловероятным, что кто-то будет тратить время и заниматься их мелкими проступками.
И в этот момент она вновь испытала прежнюю любовь, которую почувствовала пять лет назад, встретив его в Югославии, на ее родине. Всего через две недели ухаживаний с его стороны, и вот она согласилась выйти за него замуж и уехать жить в Англию. Тогда он ей казался — до известной степени! — разумным и влиятельным бизнесменом; во всяком случае, она была более чем довольна, тем что может свалить из страны, где ее семья жила под тенью странного и сомнительного инцидента, случившегося в прошлом, когда ее дядя по отцовской линии был застрелен по неизвестной причине сторонниками Тито в Триесте. Уже в свои первые дни в Англии она осознала, что есть нечто странное в образе жизни ее супруга. Было нечто сомнительное в его происхождении, нечто смутное в его настоящем и нечто непредсказуемое, если говорить о его будущем. И все же она привыкла по своему спокойно любить его и исполнять (причем без труда) ту роль, которая была ей отведена.
В 7:30 утра они сидели напротив друг друга за столом в маленькой кухне арендованного домика и завтракали соком из ананаса, поджаренными тостами с джемом и кофе. После завтрака Джон Смит посмотрел на свою жену и взял ее за руки. В его глазах она была все еще очень привлекательна — хотя бы в этом вопросе ему не приходилось лгать. Ноги ее, возможно, для ценителя совершенства показались бы слишком худыми, как и бюст, не одаренный особой пышностью, как у моделей из эротических журналов. У нее было бледное славянское лицо с не очень чистой кожей; но это лицо (временами хмурое), как будто озарялось, когда она улыбалась, глубокие зеленоватые глаза ее блестели призывно, а губы скрывали ровные зубы. Улыбалась она правда грустно, вот и сейчас тоже.
— Благодарю тебя! — сказала она.
В 8:00 утра Джон Смит сказал жене, что хочет, чтобы она съездила на январскую распродажу в Оксфорд и купила новое зимнее пальто. Он дал ей сто фунтов и, не слушая возражений, отвез на вокзал и подождал на перроне, пока не тронется поезд в 8:40.
Когда ее поезд прибыл на перрон Паддингтона в 9:10, другой такой же поезд, только что отправился со второго перрона на Рединг. В купе второго класса (как мы уже видели) вместе с двумя неразговорчивыми спутниками, сидел Морс и читал «Сан» [17] . Дома он всегда покупал «Таймс», не столько от того, что ему нравилось его читать (за исключением страницы с кроссвордом), сколько из-за дамы, владелицы киоска. Ей было известно его положение в полиции, и она говорила, причем не раз (Морс знал об этом), что он «истинный цивилизованный джентльмен», а он не хотел раньше времени разрушать подобные иллюзии.
17
The Sun — британский таблоид. На третьей странице традиционно печатают изображение девушки топлесс.
Такси, которое везло пассажира с железнодорожного вокзала Рединга к недавно установленному адресу Смитов, остановилось на Эделтон-Роуд; там Морс попросил водителя подождать, а сам пересек улицу и позвонил в дверь дома номер 45.
Когда Джон Смит свернул на улицу, он сразу увидел такси перед своим домом, и застыл на месте перед угловым магазином, притворяясь, что проявляет необычный интерес к сотням объявлений на стенде, предлагавших что угодно, от пары кроссовок (почти не ношенных) до коллекции пластинок Элвиса Пресли (почти не слушанных). Мотор такси все еще работал, выхлопная труба выбрасывала ленты пара в морозный воздух; в витрине магазина Смит заметил отражение мужчины одетого в дорогое серое пальто, который очевидно никак не хотел поверить, что никого из обитателей нет дома. Наконец настойчивый посетитель медленно отошел от дома, остановился, чтобы бросить последний взгляд на него, потом сел в такси, которое сразу поехало, подняв позади себя облако грязного снега.
Джон Смит вошел в магазин, купил пакет шоколадных конфет, постоял пару минут у полки с журналами и полистал их страницы. Но, очевидно, решил, что ни один из них ему не подходит, так как вышел на улицу с пустыми руками. Он всегда гордился тем, что может учуять опасность за милю. Сейчас он почувствовал, что ничто ему не угрожает и пошел вниз по улице с подчеркнутым безразличием и, дойдя до дома номер 45, вошел внутрь.
Он был очень педантичен и, даже сейчас, едва удержался от искушения вымыть несколько оставшихся после завтрака тарелок, сваленных в кухонную мойку и особенно два ножа, покрытых джемом и имевших неприятный липкий вид. Но петля затягивалась, и он знал это. «БМВ» тянул за собой больше всего рисков, так что уже через полчаса он продал трехлетнюю красавицу в «Рединг Моторс» за смешную цену в 6000 фунтов наличными. После этого отправился в центральное городское отделение Лойдс Банка, где снял (тоже наличными) 1200 фунтов, положенных на общий счет Джона и Элен Смитов.
Элен, завершив недолгое, но успешное посещение торгового центра (купила себе новый белый плащ), вернулась домой и сразу увидела записку возле телефона.
Элен, любовь моя!
Они преследуют нас по пятам, и исчезнуть для меня единственная возможность. Я никогда не рассказывал тебе о себе всего, но прошу тебя, поверь, если меня схватят, то посадят в тюрьму на несколько лет. Я этого не вынесу. Я подумал, что они могут конфисковать то немногое, что мы скопили, поэтому снял деньги наличными и ты найдешь тридцать банкнот по 20 фунтов в нашем любимом тайнике — это защитная мера, на случай, если полицейские успеют прийти раньше, чем ты найдешь это письмо! Если я кого-нибудь любил на этом свете, то только тебя. Помни об этом!
Сожалею, что так случилось.
Вечно твой,
Джон