Тайна прошлогоднего снега

Роньшин Валерий Михайлович

— Ну так у него самого бы и выяснили, — кивнула я на фотку карлика.

— Я думаю, что он этого не знает. Здесь це­лая преступная цепочка прослеживается, и Боль­шаков — только первое ее звено. Или последнее, если с другой стороны посмотреть. Поэтому сей­ час нам его брать не выгодно. Ясненько?

— Ясненько. А как вы узнали, что я в мастер­ской у Смертолюбовой?

— На то я и Суперопер, чтобы все знать.

— А зачем мы в Штаты летим? — продолжала задавать я вопросы.

— Ты летишь, чтоб карлик Большаков тебя ненароком не грохнул, ну а меня наша ФСБ1\ по­просило помочь их ФБР. Надо распутать не­сколько

запутанных американских делишек. Ду­маю, что за пару деньков я управлюсь и сразу же займусь российскими делами, в том числе и тво­им, — постучал он ногтем по папочке с «моим» делом.

— За пару деньков? — повторила я скептиче­ски. — Ну уж это вы, Григорий Евграфыч, за­гнули.

— Ничего не загнул. С тех пор как у нас в уголовном розыске появилась новая структура — «тайная милиция», — мы стали раскрывать дела ускоренными темпами.

— Что-то я ни о какой тайной милиции ни­когда не слыхала.

— Естественно, она же тайная. И проводит исключительно экспресс-расследования.

— А что это значит?

— Как бы тебе попроще-то объяснить… — за­думался Суперопер. — Ну вот, к примеру, ты знаешь, что такое экспресс-лапша?

— Еще бы! Не только знаю, но и очень люб­лю. Заливаешь кипяточком — бац! — и готово.

— Экспресс-расследование в определенном смысле похоже на экспресс-лапшу. Только начи­наешь расследование — бац! — и уже закончил. Каждый оперативник тайной милиции одновре­менно расследует несколько десятков дел…

— А если очень-очень запутанное дело попа­дется?

— Нет запутанных дел, есть только неумелые сыщики, — отчеканил Молодцов. — Поэтому в тайную милицию отобрали лучших из лучших. Ты их прекрасно знаешь. Сергея Иваныча с Ива­ном Сергеичем из Секретной службы взяли, май­ора Гвоздя из Особого отдела по борьбе с нечис­той силой… Кстати, это он разработал методику экспресс-расследования.

А-а, теперь все понятно. Петр Трофимыч вы­думщик известный. Помню, он для Гафчика придумал неостывающую миску — ту самую, что перешла ко мне по наследству. А для меня он придумал черную лампочку. Особенность ее за­ключается вот в чем: когда в темной комнате включают обычную лампочку — становится свет­ло как днем, а когда в светлой комнате включают черную лампочку — становится темно как но­чью. А еще майор Гвоздь придумал мебель на ге­лиевых подушках, которая взмывает к потолку (на потолке ведь навалом свободного места), ос­вобождая пол для типа там потанцевать, если, к примеру, у вас дома тусовочка-массовочка. Са­мой прикольной придумкой Петра Трофимыча была вилка со световым датчиком на черенке.

После каждого поднесения вилки ко рту датчик подсказывал, какой длины надо делать паузу для тщательного пережевывания пищи.

Ой, опять я заболталась. Приношу семьдесят килограммов извинений!..

Короче, мы прилетели в Америку. И сели.

Ну, об Америке все вы, конечно, слышали, поэтому не буду о ней особо распространяться, скажу лишь несколько слов. В Америке живут американцы, они все время говорят «окей», кла­дут ноги на стол, жуют жевательную резинку, пьют кока-колу ну и тэ дэ, и тэ пэ. А знаете, по­чему американцы самые богатые в мире? Потому что умеют деньги зарабатывать. Купят, напри­мер, у французов картину Ван Гога (это такой художник крутой, жил в девятнадцатом веке) за пять миллионов долларов, а французам запустят в кинопрокат «Человека-улитку» (это такой ки­ношный супергерой) и получат за это шесть мил­лионов долларов. В результате у американцев картина Ван Гога и один миллион дохода, а у французов ни Ван Гога, ни денег. Прикольно, да? А еще у американцев есть свобода. Эта такая здоровенная статуя тетеньки с факелом в руке, она в нью-йоркском порту стоит.

К слову сказать, мы с Молодцовым как раз в Нью-Йорк и прилетели. Поздно ночью.

— Григорий Евграфыч, а где мы сегодня бу­дем спать? — спросила я, когда мы приземли­лись.

— Спать мы сегодня не будем, — ответил Су­перопер.

— А что мы будем делать?

— Проводить экспресс-расследование. Яс­ненько?

— Ясненько.

— Тогда вперед!

— Куда вперед?

— В Чикаго!

И вот мы вскочили в поезд-экспресс и — чик-чик-чик-чик, чик-чик-чик-чик — помчались в Чикаго.

Когда мы туда примчались, Суперопер потя­нул носом.

— Похоже, в этом деле замешана русская ма­фия.

— С чего вы это взяли, Григорий Евграфыч?

— Русским борщом пахнет.

Я принюхалась. И точно — пахло наваристым борщиком со сметанкой… Я сглотнула слюнки:

— Григорий Евграфыч, а что мы сегодня бу­дем есть?

— Есть мы сегодня не будем. Ясненько?!

— Ясненько, — вздохнула я. — Мы будем продолжать наше экспресс-расследование.

— Так точно!

И мы снова вскочили в экспресс — на сей раз автобус — и помчались туда, где звезд больше, чем на небе. Догадываетесь куда?.. Правильно, в Голливуд.

В Голливуде мы сняли номер в отеле «Хил­тон», вскочили в лифт и понеслись на сто второй этаж.

— Дальше я пойду по следу один, — сказал Молодцов. — Ясненько?!

— Не ясненько, — ответила я. — Почему?

— Пока мы шли по следу русской мафии, на твой след вышел карлик Большаков. Поэтому слушай мои инструкции… — И Суперопер выдал мне инструкции — почти такие же, какие недав­но выдал Володька: — Из номера не выходить, на телефонные звонки не отвечать, мобильник не включать…

— Григорий Евграфыч, мне б три звоночка сделать, — заканючила я, только сейчас вспом­нив, что оставила бедного Воробья на «секундоч­ку», да и родичам не мешало бы звянкуть-брякнуть в их Тимбукту и Катманду.

Но Суперопер был непреклонен.

— Отставить звоночки! Карлик Большаков может запеленговать твой мобильник. К тому же завтра мы уже возвращаемся в Россию.

— Завтра?! Но вы же только начали свои рас­следования…

— И уже почти закончил. Не забывай, что это экспресс -расследования.

— Круто! Я даже и не заметила, когда вы все успели расследовать.

— На то я и Суперопер, — подмигнул мне Суперопер и протянул тысячедолларовую купю­ру. — Держи на мороженое.

— Да не надо, Георгий Евграфыч, — начала я отказываться, — мне деньги не нужны.

— Держи, держи, деньги всем нужны.

С этими словами, Молодцов выскочил из но­мера, вскочил в лифт и умчался неведомо куда. А я от не фиг делать включила телик. И кого же я увидела на экране?! Афиногену Смертолюбову! Она была все в том же своем кладбищенском ре­пертуаре:

— В смерти есть что-то величественное. Нет ничего лучше смерти…

— И вы не боитесь умереть? — спрашивала ее тележурналистка.

— Не только не боюсь, а с нетерпением жду этого захватывающего путешествия в смерть.