Тайна расстрелянного генерала
Шрифт:
– Что, Дмитрий Григорьевич?.. Ломанем в случае чего!
– И энергично потряс кулаком.
Командующий 4-й армией умел создавать у начальства легкое, приподнятое настроение. Павлов оглядел его моложавую, крепкую фигуру, в которой ощущался большой запас жизненных сил, и подумал еще раз: "Будущий маршал" При этом подразумевалось, что первым маршалом станет он сам.
– Ломанем так, - повторил Коробков, - чтобы они сами загадки решали. ("Они" - подразумевались немцы. А "в случае чего" - имелась в виду война.) Собрали, понимаешь, технику со всей Европы. Но и у нас не меньше.
Словно
Павлов принял этот боевой настрой с одобрением. Провидец мог бы сказать ему, что через несколько дней после начала войны Коробков будет расстрелян за потерю управления войсками. Увидеть это Дмитрий Григорьевич не мог. Заметил только, как легкая тень, словно тонкое облако, промелькнула на розовой улыбающейся физиономии командарма.
* * *
Поднятый в полночь по тревоге полк расползся, как манная каша. К назначенному сроку - к трем часам утра - в район сосредоточения пришла половина танков.
На одном из участков Павлов увидел повисший над обрывом крытый грузовик, в котором спали солдаты. В кабине, уронив голову на руль, храпел водитель грузовика. Одно неверное движение грозило гибелью. По распоряжению Коробкова два тягача с разных сторон зацепили грузовик и выволокли на середину дороги. Солдаты так и не проснулись.
На разборе Коробков уже не улыбался и, ожидая разноса командующего округом, сам распекал подчиненных. Командир полка был понижен в звании. Потом это решение отменили, назначили новый марш, который прошел на удивление слаженно. Но это не развеяло тягостного настроения у Павлова. Он осознал вдруг, что армия на поверку не готова к войне, и опасался что-либо изменить. Нарком не даст согласия, чтобы отодвинуть от границы аэродромы. Склады боеприпасов рассчитаны на то, чтобы следовать вперед, за войсками, за первым броском. А кто гарантирует? Москву тоже можно понять. Любое крупное движение войск может спровоцировать ответную реакцию немцев. И расплата за нее последует быстрее из Москвы, чем из Берлина.
Неужели Сталин прав и его кажущаяся катастрофической осторожность оправданна? Конечно же, мы не готовы. Дивизиями и полками вместо расстрелянных генералов и полковников командуют мальчишки без опыта. Новые танки хороши, но их мало. Самолеты скопились у границы! Как будто мы не умеем воевать, кроме как громя и наступая. Не много было у России подобных войн. Их даже не упомнишь.
Испания показала, что приходится не только отступать, но и бежать. Надо сказать Копецу насчет аэродромов. И самолеты... пусть их числом поболе. Но разве "И-16" может бороться против "мессершмиттов"? Правда, на подходе новые машины. А когда они будут? Нужен год, чтобы снабдить ими армию... Германия прекратила встречные поставки. А мы все гоним, гоним!
Сталину не перед кем отвечать, а над ним, Павловым, крепко спаянная цепочка военачальников. И еще больше соглядатаев и стукачей. А у гэпэушников разговор короткий: р-раз - и человека нет. Поэтому придуриваться, придуриваться. И с Копецом не о чем вести речь. Германия хочет войны? Какой вздор! Немецкие войска нависли над нашей границей? Ничего подобного! Мы командирам отпуск разрешаем. И солдатики спокойно спят, а не мокнут в дозорах. Боевая готовность армии? В пределах дозволенного. Как
19
На воскресную побывку в Синево Надежда ехала со страхом. К счастью, Ивана не оказалось: начался покос, и мужики ночевали в займище у Лисьих Перебегов. Надежда успела освоиться в доме у тетки как бы заново. И к деревенским присмотрелась спокойнее. В лавке встретила рыжую Верку и даже бровью не повела. Взяла конфет и пряников. Прошла мимо как ни в чем не бывало. Верка тоже в рот воды набрала.
А сад у тетки буйствовал. Нежным кремовым цветом оделись яблони. Голубым цвели сливы. Белым невестились вишни. Надежда понимала: надо сказать что-то приятное тетке - но слов не находилось. И подумала вдруг, что душа начинает черстветь. Окружающая красота мало трогала, совсем не как в детстве - до стона и слез. И тетка, которой она стольким была обязана, вызывала меньше сочувствия, чем даже соседка Степанида. Та при встречах каждый раз норовит сказать доброе слово. Да разве с теткиными деяниями сравнить?
– Забор-то покосился. В конце сада, - сказала она тетке.
– Надо поправить.
Тетка повела плечом.
– Пусть Иван правит. На его сторону валится, - прозвучал энергичный ответ.
– Он, байстрюк, целую неделю мимо ходил. Хоть бы подпорку поставил. А мне чего?
На том разговор и кончился. Надежда отмолчалась. Было бы ладно, подумала, совсем не видеть Ивана. Глянула через плетень, а он уже явился. Стукнула калитка, скрипнула дверь в избе. Тетка была на огороде, а Надежда через раскрытое окно все слышала. С внезапным душевным оцепенением прошлась по комнате, постояла возле печки, хранившей тепло с утра, когда в ней пекли хлеб. Постаралась ни о чем не думать. И вдруг потемнело в глазах. В этой тьме добежала до соседней избы, нашла Ивана.
Он шагнул навстречу, слишком медленно переступая через набросанные вещи, повел рукой:
– Завтра уезжаю на зорьке... Хоть свиделись!
Он еще колебался. Может быть, не прощал того, что она уехала, не известив заранее. Губы его улыбались, но взгляд оставался жестким, сосредоточенным. Тогда она кинулась и точно прилипла. А он обнял сильно, будто хотел, чтобы она растеклась. Провел крепкой ладонью по спине. И она успокоилась. И все у них было как в первый раз.
Потом он спрашивал осторожно:
– Как устроилась? Где?
Она отвечала весело, будто поступила так, как он хотел:
– Хорошо! Самый маленький дом рядом с лесопилкой. Приезжай поглядеть.
И тут же поняла, что последние слова были лишними.
Иван кивнул в сторону окна:
– Где уж теперь! В Смоленск посылают. Месяц меня не будет.
Она беззаботно тряхнула кудрями, на самом деле расчетливо и тонко, как поступала всегда, если надо было обратить чье-то внимание.
– Месяц не год! А зачем едешь-то?
Иван потянулся:
– Бочки для колхоза делать. Верней, заготовки.
– Один?
– С напарником.
– Разве тут лесу нет?
– Здесь не разрешают.
– Вот в июне закончите - и приезжай. Свиданку назначаю тебе.
– Разве что так...
– он неопределенно кивнул.
Смеясь, она присматривалась. "Надо было Борису, - подумала, - учудить мучительный развод, чтобы я узнала Ивана... Неисповедимы пути Господни!" Впервые она обратилась к Богу и очень удивилась про себя.