Тайна Ребекки
Шрифт:
Я уже заказал столик во французском ресторане в Сохо, где и вино, и еда были достаточно приличные: это все, на что я готов был раскошелиться ради него. Давать ему взятки я не собирался и, если он снова заупрямится, попытаюсь найти другой способ заставить его разговориться. Тем не менее предстоящая встреча заставила меня внутренне собраться.
Мне не хотелось срывать подметки в ближайшие полтора часа, поэтому я позвонил Саймону Лангу, который работал в главном справочном агентстве по редким книгам и манускриптам. После бесконечных расспросов, где я провел последние шесть месяцев, почему нигде не показывался, он наконец дал мне очень полезный совет.
– Есть один малый в книжном магазинчике поблизости от твоего дома, – сказал он. – Большой
– Двадцать, – ответил я. – Может быть, двадцать один. И все они находятся в библиотеках.
Саймон засмеялся:
– Тогда все понятно. Раритет, и ты знал, что это дорогая штучка.
Такси подошло вовремя, и через двадцать минут я уже входил в букинистическую лавку. Она выглядела пыльной и запущенной. Не питая особых надежд на удачу, я все же заставил себя войти внутрь. В руках у меня была открытка с видом Мэндерли.
Фрэнсис Браун стоял у прилавка и производил еще более удручающее впечатление, чем его лавчонка. Высокий, худой мужчина с мрачным выражением на лице, с седой бородой, в потрепанном пиджаке, который видал лучшие времена, и плохо завязанным галстуком. Он смотрел на меня с таким видом, словно вошел не посетитель, а полисмен.
Узнав о цели моего визита, он заговорщицки понизил голос и сообщил, что у него в задней комнате есть обширная коллекция открыток, и там я найду все, что мне нужно. Не без удивления я осмотрелся, не понимая, неужели кто-то покупает или коллекционирует подобный хлам.
Наверное, если бы я начал перебирать все стоявшие открытки, то рано или поздно отыскал нужную, но сколько бы на это ушло времени – один бог знает. Лавка была довольно большой, но настолько заставленной, что там просто невозможно было повернуться. Там хранились тысячи и тысячи открыток. Ряды ящиков, в которых они находились, занимали все пространство от пола до потолка. Коробки с открытками стояли на подоконнике и на столах. И я прочитал написанные от руки указатели: «Авиация – Локомотивы – Религия – Церкви – Озера – Разное – Театр – Разное». Кроме того, виды, начиная от южной оконечности и кончая севером. На одном из ящиков красовалась надпись: «Забавное».
Имя Саймона Ланга, как я и подозревал, не оказало на продавца никакого магического действия.
– А, этот легкомысленный господин! Я даже и говорить не желаю о нем, молодой человек. Скажите ему, пусть он свернет свою открытку в трубку и раскурит ее. Ах, это ваша. Ну, давайте тогда посмотрим. Так это Мэндерли! У меня целая пачка таких где-то хранится. Кажется, я куда-то отложил их – кто-то недавно ими интересовался. Так, так. Подождите немного. А чья это фотография? Джона Стивенсона. Ну, конечно, это его рука. Я знаю его манеру. Кое-кто из моих коллекционеров очень ценит его. Хорошее качество. Он должен лежать отдельно. Сейчас, сейчас…
Мне казалось, что Браун копался в своих ящиках целую вечность. То заглядывал в книгу, то откладывал ее и начинал поиски с самого начала. И когда я решил, что уже не смогу больше выдержать в этом затхлом помещении ни секунды, мой взгляд вдруг упал на коробки, стоявшие передо мной: «Озера». Проглядев открытки, я тотчас узнал эти места. Меня не интересовали такие разделы, как «Церкви», «Локомотивы» и «Авиация». Я пропустил их и принялся просматривать «Театр».
Некоторые из открыток были очень старыми, концы их успели разлохматиться и погнуться. Я никак не мог понять, по какой системе владелец лавки их расставлял: рядом с Колом Портером стояла Лили Лэнгтри, Айвор Новелло соседствовал с Сарой Бернар, а Генри Ирвинга я нашел за Ноэлем Ковардом. Среди известных и по сей день имен находились портреты давно забытых и никому не известных личностей – красотки и красавцы в странных костюмах, шуты и разбойники, влюбленные.
Полнее всего здесь были представлены шекспировские постановки: молодой Гилгуд в роли Ричарда II, Доналд Вольфит в роли короля Лира. Я пробегал взглядом по Ромео и Джульеттам, которым можно были идти на пенсию, по Гамлетам и Офелиям, которых следовало бы отправить работать посудомойками и поварами. Но продолжал терпеливо перебирать открытки, пока не увидел то, что искал…
«Отелло», «Сон в летнюю ночь»… Я остановился и начал рассматривать внимательнее. Что это? Возможно ли? Передо мной были фотографии теперь уже никому не известной труппы сэра Фрэнка Маккендрика. Он был снят в роли Ричарда III – с густо намазанными черным бровями, для устрашения он подвел и глаза, а рядом с ним стояли два принца, которых он заключил в Тауэр. Я еще внимательнее всмотрелся в одного из принцев, которого, без всякого сомнения, играла девочка, что меня нисколько не удивило. Фотография сделана в 1909 году, а в те годы девочки часто исполняли юношеские роли. У принца были черные волосы и глаза, которые невозможно забыть, – те же самые глаза, что и у девочки на открытке, присланной полковнику.
Я вынул открытку из коробки, подошел к двери и рассмотрел ее при свете дня. Теперь мне уже не казалось, что две эти девочки так похожи друг на друга. Тогда я снова вернулся к коробке и торопливо начал перебирать ее содержимое. Когда мы в первый раз рассматривали открытку, полковник высказал предположение, что на девочке костюм для бала-маскарада. И следом за ним я тоже решил, что ее нарядили для какого-то детского представления. Но что, если на ней театральный костюм? Мне вдруг вспомнился разговор сестер Бриггс насчет костюмированных балов в Мэндерли. И Ребекка выбирала… Нет, Джоселин, ты ошиблась! Ребекка всякий раз выбирала костюмы из шекспировских пьес.
– Нашел! – воскликнул Фрэнсис Браун, в последний раз перелистав свой гроссбух. – Я знал, что у меня должна быть запись: «Студия Джона Стивенсона, Плимут – специалист по пейзажам западной части страны, сцены деревенской жизни, красивые виды, пейзажи и особняки». Он сделал себе имя на особняках. Первые сувениры, мой дорогой. Посмотрите: студия Стивенсона открылась летом 1913 года, закрылась в январе 1915-го. Думаю, он ушел добровольцем на фронт. Затем снова открылась в 1920-м, и вскоре он начал печатать цветные открытки. Так что мы сможем определить время, когда сделана эта открытка. Явно не послевоенная, значит, в период между летом 13-го и зимой 15-го года. Настоящий раритет. С удовольствием куплю ее у вас, если вы захотите продать. У меня есть целое собрание открыток Мэндерли, начиная с 1920 года, все цветные, но довольно скучные. И я никогда не видел эту. Если не продаете, тогда чем могу вам помочь?
– Мне бы хотелось купить вот эту. – Я показал ему открытку с «Ричардом III». – Вы можете мне что-нибудь рассказать про нее?
– Бог мой! – Браун удивленно вскинул брови. – Чем это она приглянулась вам? Эта труппа существует и по сей день. Ужасный старик и плохой актер, конечно, но я питаю слабость к таким самодеятельным труппам. Дайте мне еще раз взглянуть – неувядаемый Фрэнк Маккендрик. Выступал в основном в провинции. Ставил исключительно шекспировские пьесы. И продолжал играть Ромео в свои пятьдесят лет – разве это не восхитительно? Сейчас никто и не слышал о нем, а в свое время он был достаточно известен. Девочка? Эта девочка? Боюсь, что о ней я ничего не слышал. А что касается Маккендрика, то это большая редкость. У меня осталось всего две штуки. «Ричард» и «Сон в летнюю ночь», так что, боюсь, цена вам может показаться достаточно высокой: полкроны – и она ваша. К тому же вы друг этого мистера Шутника.