Тайна Ребекки
Шрифт:
– Зачем забиваться в угол, как крысам? – проворчал он. – Хотя пахнет здесь вкусно. Ты не возражаешь, если я сначала закажу аперитив? Позови официанта…
Официант подал нам меню, Фейвелу принесли бренди, а он тем временем выбирал самые дорогие блюда и снова закурил сигарету. Похоже, он в конце концов остался доволен моим выбором.
– Конечно, – небрежно бросил он, – это не «Савой», но иной раз в таких небольших ресторанах готовят ничуть не хуже, а может быть, даже и лучше. – И, повернувшись ко мне, спросил: – Итак, с чего начнем, старина? С отца Ребекки? С ее мнимого отца? Могу поведать пару забавных историй о нем. Думаю, Девлин сомневался насчет своего отцовства, но помалкивал по этому поводу. Не хотел обижать Ребекку, как мне кажется. Видишь ли, он обожал ее. Он, конечно, не обращал внимания на дочь, пока была жива мать. Но потом… Впрочем, девчонка могла обвести любого вокруг пальца с большой легкостью.
В первый раз за вечер мне стало не по себе. Слишком уж грубо и пошло перетолковывал все факты мой собеседник. Наверное, чтобы они выглядели поярче и посочнее, чтобы вытянуть за них побольше. Но я сумею поставить его на место, если он начнет вымогать деньги. А пока я успел вывести для себя, что Фейвел терпеть не может, когда его перебивают, и решил отдаться на волю прихотливого течения его мыслей. Все, что будет нужно, я успею уточнить потом.
Сделав еще один большой глоток, Фейвел без видимого удовольствия приступил к рассказу:
– Характер у Джека Девлина был еще тот. Недаром его прозвали Черный Джек – как пирата. Отчаянный человек, готов был пойти на все, чтобы урвать свой кусок. И я очень уважал его за эти качества… Я тоже любил рисковать и ставить на карту все, до последнего пенни. Но он оказался более везучим. Ирландцы такой народ – ко многим из них удача всегда поворачивается лицом. При надобности он мог бы обаять и волчицу, и овцу. Когда мы с ним впервые встретились, ему исполнилось тридцать семь. Вулкан, а не человек. И не пытался изображать из себя джентльмена. Высокий, черноволосый, с голубыми глазами. Себе на уме и сам по себе.
Обожал лошадей, знал все их повадки… Мог перепить любого, кто сидел с ним за столом. Те уже падали на пол, а он оставался трезвым как стеклышко, – продолжал Фейвел, вытягивая из пачки очередную сигарету. – Заядлый картежник, – отчего и получил свое прозвище, а не из-за цвета волос. Никому бы не посоветовал садиться с ним за один стол – гиблое дело. Женщинам тоже надо было бы держать с ним ухо востро, но мало кто мог устоять перед ним. В этой части ему не было равных. Думаешь, он хватал и тащил их в постель? Ничего подобного. С ними этот драчун и скандалист держался вежливо и сдержанно, потому что в глубине душе был очень добр. Женщины это чуяли нутром, и это их и привлекало к нему. Летели к нему как мухи на мед. Когда он говорил, чувствовался легкий акцент, любой человек тут же мог догадаться, откуда он. Зато его рассказы благодаря этому становились живыми и смешными. Его слушали, раскрыв рот.
Фигура Джека Девлина вырисовывалась довольно колоритная: обаятельный кельт, любитель плавать на лодках и любитель лошадей. Интересно, как отнесся бы к этому рассказу полковник? Впрочем, словам Фейвела нельзя доверять полностью, он любил все приукрашивать.
– Отец Джека, – продолжал Фейвел, – основал какое-то небольшое, но доходное дельце. Сначала открыл галантерейную лавочку, а затем – самый модный и дорогой магазин женского белья в городе Корке, специализировался на покупке и продаже французских шелков и кружев. Хваткие и деловые родители Фрэнка – католики – отличались набожностью и благочестием. Из восьми детишек, которых они нарожали, выжили пятеро, и они унаследовали семейное дело. Два брата – самые красивые в семье – уехали из города. Дочь Бригитта, моя мать, вышла замуж за мелкопоместного дворянина – помесь англичанина с ирландцем. А самый младший – Джек Девлин, женился, как все считали, крайне неудачно и покинул Ирландию.
Фейвелу приходилось делать над собой усилие – он рассказывал о своем собственном прошлом без всякой охоты.
– Таким образом, наши предки промышляли торговлей, – подвел он черту, когда нам подали первое блюдо. – Не вижу в том ничего дурного. Не знаю, как тебя, но меня воротит от снобов и чистюль вроде моего отца – тоже мне дворянин! К таким относился и Макс де Уинтер. Оба под стать друг другу. Думаешь, после войны об этом и думать забыли? Ничего подобного. А мне на эти глупости наплевать. Я всегда считал себя отчасти социалистом, на свой манер, конечно…
Социалист, который, описывая свою любовницу, не преминул упомянуть, что эта девушка из низов. Глядя на бокал с белым вином, которое мы заказали, Фейвел продолжал изливать свои обиды:
– Отец считал себя аристократом и без устали хвастался своим родовым гнездом – куча камней, и ничего более. Он был младшим сыном. Старший получил и дом и деньги, но что это за деньги?! Когда мой папаша обнаружил, что, несмотря на свое престижное образование, он никому не интересен с пустым карманом, то решился жениться на девушке из богатой семьи. Получив хорошее приданое, он уехал с моей матушкой в Кению. Собирался разбить там кофейную плантацию, а закончил тем, что с трудом устроился в какое-то паршивое учреждение клерком. Джек Девлин не обращал ни на кого внимания и делал то, что считал нужным. И всегда хватал фортуну за хвост. Папаша мой, конечно, задирал нос и уверял, что лучше зарабатывать мало, но честным трудом…
– А каким образом ваш дядя зарабатывал деньги?
– В Южной Африке при желании можно сколотить хорошее состояние, – окинув меня насмешливым взглядом, ответил Фейвел. – А Джек способен был продать и кота в мешке. Я же говорил – он всегда готов был рискнуть. Но сначала он поработал на своего отца – года два или три, потом уехал во Францию, нашел новых поставщиков шелка и кружев, думаю, где-то в Париже…
Фейвел принялся жадно заглатывать последние куски с тарелки, словно не ел три дня, а я тем временем разматывал клубок полученных сведений. С самого начала я был убежден, что история уходит своими корнями во Францию.
– И с матерью Ребекки Джек встретился во Франции?
– С чего ты взял?
– Кто-то обмолвился, что ее семья оттуда родом. И что там у нее остались родственники. Она предпочитала плавать на яхте, которую пригнала из Бретани, хотя могла купить любую в Мэндерли или Керрите. Ее судно носило французское название. И к тому же в Англии нет свидетельства о рождении Ребекки. Так что она, как и вы, скорее всего, родилась за границей.
– Что ж, ты неплохо поработал, – Фейвел улыбнулся и пыхнул сигаретой. – Что еще удалось нарыть?
– Не так уж и много. – Вспомнив про открытку Маккендрика, я решил пойти ва-банк. Даже если я и ошибаюсь, это неважно. Напротив, я могу подтолкнуть Фейвела на верный путь. – Например, что она в детстве играла в театре, – продолжал я. – Мне кажется, ее мать была актрисой.
Фейвел рассмеялся:
– Неплохо. Как тебе удалось узнать? Ребекка никогда ничего не рассказывала про мать. Макс, наверное, знал. Думаю, Мегера – его бабушка – тоже сумела пронюхать. Она ничего не упускала, эта змея. Но в Мэндерли ни одна живая душа не догадывалась об этом. Представляю, как бы у всех местных аристократов вытянулись лица. Актриса?! Можно сказать, падшая женщина. Они все еще продолжали жить в прошлом веке. Даже Макс во многом оставался викторианцем. Затянутый и застегнутый на все пуговицы. К тому же его собственный отец Лайонел не пропускал ни одной актрисульки, очень был падок до них, как я слышал. Он умер давным-давно, но о его похождениях до сих пор помнят. Через пять минут после прибытия в Керрит тебе всякий поведает о его беспутной жизни. Так что Ребекка крепко держала язык за зубами. Что с того, что она любила французскую кухню и французское вино? Это еще ничего не означает.