Тайна Ребекки
Шрифт:
Оставалось только подняться к себе в комнату, чтобы написать отчет за день. Я вышел в холл и уже собирался подняться, когда телефон, стоявший на столе, как раз рядом со мной, вдруг зазвонил. Я даже вздрогнул от неожиданности. Почему-то я вообразил, что это звонит Элли. И если она вдруг решилась позвонить мне в двенадцать часов ночи, значит, что-то стряслось. Я схватил трубку.
Женский голос спросил:
– Это Том Галбрайт?
– Да, говорите, – ответил я. Охваченный тревогой, я с нетерпением ждал сообщения.
Наступила пауза, она тянулась целую вечность, а потом линия отключилась. Я застыл на месте, меня вдруг обуял необъяснимый страх. Но через какое-то время я пришел в себя. Умершие могут напоминать о себе самыми разными способами, но вряд ли они стали бы пользоваться телефоном.
Но и сейчас я не могу выбросить из головы странный звонок. Это была не Элли. Я бы узнал ее голос. Лишь очень узкий круг людей знал этот номер, и еще меньшее число могли догадываться, что я сейчас здесь. Но кто бы это ни звонил, он выбрал самое подходящее время. В тот момент, когда я размышлял над тем, кто я, и никогда еще сомнения не одолевали меня с такой силой, неизвестный голос дал мне возможность определиться с ответом.
Было уже очень поздно, когда я закончил записывать встречу с Фейвелом. Волнение мешало мне сразу же погрузиться в сон, мне чудилось, что я иду по лесу возле Мэндерли и прямо передо мной легко и бесшумно движется женская фигура. Я знаю, что это Ребекка, окликаю ее, пытаюсь догнать, но она всякий раз ускользает. И когда я начал впадать в отчаяние, она вдруг остановилась, подняла руку, на которой сверкнуло колечко с бриллиантами, и поманила меня за собой. В этот момент я проснулся. Было уже светло. Часы показывали шесть утра. Я по-прежнему чувствовал себя настолько разбитым, что уже готов был забросить подальше клубок, который столько времени пытался распутать.
Миссис Хендерсон еще не встала, что меня даже обрадовало: не хотелось разговаривать с ней или с кем бы то ни было. Снова, как и вчера, я сам сварил себе кофе и вышел с чашкой в садик за домом, сел под вишневым деревом, которое посадили Джулия и Ник в день свадьбы. Все его ветви были усыпаны цветами. Легкий ветерок разносил их вокруг, словно это было свадебное конфетти.
И я сказал самому себе: решай – либо продолжать, либо бросить все. И постарайся быть честным с самим собой, хватит делать вид, что это объективное расследование. Я никогда не был беспристрастным. В глубине души я все время чувствовал, что существует некая связь между мной и Ребеккой, несмотря на всю шаткость имеющихся доказательств. Но тогда почему я вдруг после вчерашнего разговора с Фейвелом пришел к заключению, что такая связь определенно существует? Потому что увидел связующую нить, и она породила гнетущее настроение.
Теперь мне уже никуда не скрыться и не спрятаться. Так что я сидел под деревом Джулии и Ника – под свадебным деревом – и медленно проходил по коридору своего прошлого, открывая все запертые двери, включая и ту, что захлопнул много лет назад и запер ее на крепкую задвижку, где я прятал мучивший меня вопрос о родителях. Я открыл дверь сиротского приюта, а затем дверь, которая вела к моим приемным родителям, в дом в Пелинте.
То лето я провел вместе с Эдвином и Мэй Галбрайт. Мне исполнилось одиннадцать лет, когда они усыновили меня. Первая неделя совместного отдыха. Я вел себя как маленький дикий звереныш, которого мучили страхи. Крушил все, что попадалось под руку, потому что знал: пройдет совсем немного времени, и меня, как ненужную вещь, вышвырнут вон из этого уютного домика назад в приют, где мне и положено находиться.
Поэтому я вел себя грубо, упрямился и пытался вывести родителей из себя. Что они будут делать, если я ночью описаюсь в постели? Или начну скверно ругаться? Или украду кошелек Мэй… И если Эдвин поймет, какой я глупый, или Мэй узнает, что я лгун и обманщик, что они решат: отправят назад или попытаются изменить меня? На этой неделе или на следующей? Как загнанная собачонка, я огрызался, рычал, а потом начинал кусаться: я вытворял самые невероятные вещи, чтобы спровоцировать их на то, чего больше всего боялся, – в приюте нас сразу наказывали. Но наказание все же предпочтительнее равнодушия.
Прежде мои приемы всегда срабатывали, но не в этот раз. Мне не удавалось заставить Мэй повысить голос, а Эдвин не пытался замахнуться. А когда я подставил лицо для так и не последовавшей пощечины, я впервые увидел, насколько они потрясены.
Мэй и Эдвин научили меня слову «завтра». Никогда прежде – пока они не взяли меня в Пелинт – я не подозревал, что оно таит в себе столько прекрасных возможностей и что его можно ждать с радостным нетерпением, и уже само по себе ожидание дарит удовольствие. Даже больше, чем испытываешь в тот момент, когда уже идешь по берегу, садишься в лодку и берешь с собой корзинку с едой для пикника. Даже приятнее, чем читать, исследовать замок или старинную церковь, собирать растения для гербария, слушать птиц и пытаться запомнить, как они называются.
Эдвин и Мэй сумели отыскать щелочку, сквозь которую они могли добраться до моей души: они выяснили, на что я откликаюсь. Хотя читал я отвратительно, мне очень нравились разные исторические предания, места, где я ощущал веяние прошлого, и они стали поддерживать мой интерес. Так им удалось приручить меня, но на этом дело не закончилось. Я по-прежнему выжидал. И как-то утром – теперь я могу открыть и эту заветную дверь – Мэй сказала, что она возьмет меня с собой в церковь Мэндерли и покажет, как можно переводить надписи с медных досок прямо на лист.
Предложение прозвучало неожиданно, и это отчего-то насторожило меня. Эдвин не собирался присоединиться к нам, что тоже показалось мне подозрительным. А нарочито бодрый голос Мэй дрожал от волнения. Глядя на ее улыбающееся лицо, я всем существом ощутил какую-то непонятную угрозу и отказался идти, а когда они оба начали настойчиво уговаривать, догадался, что они замыслили. Отвезут меня назад в приют и обменяют на другого мальчика. Вот почему им хочется заманить меня в какое-то странное место.
– Вы хотите оставить меня там? – прямо спросил я у Мэй, когда мы поднялись на ее маленьком «Форде» на холм. – Собираетесь завести меня туда, бросить, а потом уехать на машине.
– Том, как ты можешь так думать?! – воскликнула Мэй со вздохом. – Конечно, нет. Как же мы сможем обойтись без тебя?
– Вы хотите сделать мне больно, хотите, чтобы я снова стал несчастным. Хватит. Лучше сразу покончить с этим. Вы избавитесь от меня…
– Должна огорчить тебя, – ответила Мэй. – Тебе не удастся так легко избавиться от нас.