Тайна России
Шрифт:
Вина Патриарха Никона, не владевшего греческим языком, состояла в излишнем доверии к грекам и в требовании беспрекословного послушания себе, без терпеливого переубеждения несогласных. Однако не с Никоном, а с его преемниками надо связывать преследования раскольников. Раскол набрал силу после ухода с патриаршей кафедры Никона, уже шедшего на уступки старообрядцам. Да и еще на Соборе 1666 г. русские архиереи пришли к верному мнению, что, утверждая новый обряд, не следует объявлять еретическим старый, постепенно он и сам отомрет, ибо разногласия несущественны.
Собор же 1667 г. далеко превзошел никоновскую нетактичность, объявив старый обряд «еретическим» и решив наказать «еретиков» гражданскими казнями — чем и закрепил раскол официально, надев на него мученический венец… В столь катастрофическом решении
В результате оказался утрачен абсолютный авторитет и Царя и церковной иерархии в глазах огромной части народа; в нем возникла глубокая рознь уже в связи с толкованием самого русского религиозного призвания Москвы как Третьего Рима. Ведь решения Собора 1667 г. фактически признали высшим действующим авторитетом Второй Рим, хотя и порабощенный турками.
Доведение проблемы до этого национально-сущностного уровня, как и последовавшие казни, стало главной причиной фанатичного сопротивления староверов, отвергших в свою очередь официальную Церковь и ее таинства как «антихристовы», что вылилось позже в массовые самосожжения… Это было уже нервным срывом той части русских людей, которые были преждевременно спровоцированы на восстание против антихриста; они не выдержали накала вселенской драмы истории задолго до ее завершения. В результате от церковной и общественной жизни России и от дальнейшей борьбы за ее православную государственность оказалась отстранена наиболее стойкая и верная идее Святой Руси часть русского народа (около четверти!) — ее впоследствии очень не хватало…
Петровская эпоха стала главной расплатой за поколебленное самосознание Третьего Рима. В лице Петра, поехавшего "набираться мудрости" в Европу, западная апостасия нашла долгожданный выпускной клапан для прорыва и на просторы православной России. Вот какое "окно в Европу" прорубил Петр — похожее на кингстон в днище своего государственного корабля…
Организационные и научно-технические реформы, конечно, были необходимы для обороны Третьего Рима от натиска крепнущих западных соседей (символично тогда было перенесение мощей св. Александра Невского из Владимира в новую столицу на Неве). Эти преобразования начались еще при Алексее Михайловиче, и именно Никон широко планировал перенятие западных знаний, но при сохранении православных основ. Однако Петр сделал из государственной мощи самоцель, пожертвовав ей православную чистоту русского самодержавия. Таким образом, у него, по известному выражению, идеал Святой Руси оказался заменен идеалом Великой России.
Его реформы положили конец симфонии Церкви и государства, отменили Патриаршество и унизили Церковь по протестантскому образцу, развязали небывалые гонения несогласного духовенства, превратили православное самодержавие (ограниченное служением Божией воле) в западный абсолютизм (ничем не ограниченную власть, находящую свое обоснование в самой себе), прекратили созывы Земских Соборов… Утилитарный ум Петра ярко виден в его принуждении монахов заниматься «общественно-полезным» трудом: "А что говорят молятся, то и все молятся… Какая прибыль обществу от сего?.. бегут от податей да от лености дабы даром хлеб есть"; затем и исповедь была поставлена на службу полиции (священников обязали доносить)… Шутовские "всепьянейшие соборы" с глумлением над духовенством и русской традицией граничили с кощунством.
Таких жертв реформы не требовали. Это было новое и на ту пору самое серьезное духовное падение Руси: обольщение уже не католической, а протестантской Европой, насаждавшееся самим Царем. В аристократических кругах религия из государственной идеологии и единственного оправдания самой государственной власти постепенно делалась личным делом человека. И вновь мы видим здесь ту же закономерность: то, что привилось и стало рационально-обыденным на Западе — новая мораль протестантства, обеспечившая материальное богатство западного мира, — в России привело к совершенно иному, печальному результату, к глубокому расколу общества. Поскольку у России была иная духовная природа и иное предназначение в Божьем замысле о мире.
Грехи Петра и внешне сказались в судьбе династии: убийство им своего единственного сына Алексея и пресечение уже в 1730 г. мужского поколения Романовых после смерти внука, Петра II. Преемственное наследование Престола, отмененное Петром I, сменилось чехардой дворцовых переворотов, включая убийство Петра III (впрочем, настроенного резко антицерковно) и четверть-вековое царствование на русском Престоле его немецкой супруги — поклонницы атеиста Вольтера…
Вольготно расцветший в такой атмосфере эгоизм аристократии разрушил и прежний служебный уклад государства. С 1762 г. дворянство было освобождено от обязательной государственной службы, тогда как крестьянство осталось закрепощено, чем нарушилось общее чувство справедливости… Продолжились удары по Церкви: были едва не запрещены монастыри, потерявшие материальную независимость и тем самым возможности просветительной работы; при Екатерине II из 881 монастыря было закрыто 496… Увлечение русской знати западными учениями и масонством стало повальным. Все это сделало XVIII в. российской истории самым нерусским и слепым относительно апостасийной духовной сути Запада, которую не рассмотрели даже лучшие умы той эпохи. Попытка более консервативного Павла I пресечь французское вольномыслие и произвол аристократии, облегчить положение народа, привела к его убийству в 1801 г. вследствие масонского заговора с английским участием…
В это время Россия уже впустила в себя западную цивилизацию в виде духовной апостасийной оккупации, позволила ей пропитать свою элиту (порою уже не говорившую на родном языке), систему образования (даже богословского!), высмеивать все свое наиболее здоровое, унижать свой «отсталый» крепостной народ…
Нашествие Наполеона (а фактически всей объединенной им Европы) в 1812 г. отчасти отрезвило русское «образованное» общество — для этого его войско и было попущено на Русь Божиим промыслом, подчеркивал свт. Феофан Затворник: "Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же переняли. Покаялась тогда Россия, и Бог помиловал ее". Но пришли новые западнические увлечения, и "если не опомнимся, кто весть, может быть, опять пошлет на нас таких же учителей наших, чтобы привели нас в чувство и поставили на путь исправления. Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему" ("Мысли на каждый день года").
Ф.И. Тютчев своим историософски глубоким видением дал точную характеристику этой войне, в которой Наполеон, считая своим главным противником Англию, до своего поражения не понимал, что именно Россия "была его истинным противником — борьба между ним и ею была борьбой между законной Империей и коронованной революцией… Что такое история Запада, начавшаяся с Карла Великого и завершающаяся на наших глазах? Это история узурпированной Империи. Папа, восстав против Вселенской Церкви, узурпировал права Империи, которые поделил, как добычу, с так называемым императором Запада… Наполеон ознаменовал последнюю отчаянную попытку Запада создать себе местную власть; попытка эта провалилась, ибо невозможно было извлечь власть из революционного принципа" ("Россия и Запад").
Но широкого возврата к святоотеческому мировоззрению в культурных кругах России не произошло. Даже поправевшему Пушкину была свойственна "при всей гениальной его проницательности и чуткости некая укороченность перспективы: мистическая природа явлений, раскрывающаяся только на далеких горизонтах, от него сокрыта" — верно отметил архимандрит Константин (Зайцев) ("Чудо русской истории"). Тот факт, что Пушкин и преп. Серафим Саровский были великими современниками, не соприкоснувшимися друг с другом, — говорит не в пользу пушкинского светского общества… Показательно для преобладавшей тогда атмосферы, что даже большинство русских правых мыслителей: Гоголь, Достоевский и многие славянофилы XIX в. — в молодости увлекались Западом, и лишь испытав разочарование в нем, обращались к русской традиции и к Церкви.