Тайна русского слова. Заметки нерусского человека
Шрифт:
Непростой вопрос, но с некоторых пор все чаще вспоминаю о том, что, в отличие от многих и многих соотечественников моих, родился еще раз я в возрасте сорока двух лет. На сей раз для жизни вечной. И произошло это главное событие всей моей жизни в небольшом, но дивном московском храме Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках, Подворье Патриарха Московского и всея Руси. Случилось, как в известной песне: «Меня здесь русским именем когда-то нарекли…» Так что, простите, Христа ради, если что не так.
А книга моя подошла к концу, и я благодарен вам, говорю вам спасибо – спаси Бог – за долготерпение ваше, а ведь это молитва за вас. И, возможно, кто-то из прочитавших ее скажет мысленно спасибо мне. И это будет молитва за меня, грешного.
Будем прощаться. А жаль, мне было так хорошо с тобой, мой добрый читатель. Азербайджанец бодро скажет: « саг ол! », что значит « будь здоров! ». Персиянин нежно пропоет « худа хафиз », что дословно означает « препоручаю Богу ». Английское « гуд бай » – то же, что и « всего доброго ». Итальянское « чао! » звучанием своим напомнит нам русское « отчаливай». Турок воскликнет « хай дэ гюле-гюле! », пожелав напоследок чаще смеяться. Русский же, расставаясь, промолвит: « Прощай ». Словно попросит прощения за обиды, вольные или невольные, ведь одному Богу ведомо, увидимся ли еще, расставаться же следует с легким сердцем, чтобы не поминали лихом.
Вот и я, прощаясь, прошу у вас прощения. За что? Возможно, и за то, что время, потраченное на это чтение, покажется кому-то потерянным зря. И чем смогу тогда оправдаться? Наверное, только репликой одной шекспировской героини: «Любовью я богаче, чем словами…» И разве не случалось порой обидеть человека нечаянно, даже не подозревая об этом?..
Воистину удивителен язык русский. В нем и прощание – сродни молитве…
…Еще и потому пока дышу,
Пою и плачу, и молюсь
По-русски,
И только так – живу,
Иначе бы не смог,
Что полночь за полночь,
Едва уткнусь в подушку,
Меня целует
В темную макушку
Отец Благий —
Пресветлый
Русский
Бог.
Ирзабеков Фазиль Давуд оглы,
в Святом Крещении Василий
Май 2006
Приложение Из выступлений на XI Всемирном Русском Народном Соборе
Удерживающее начало
Валерий Ганичев, заместитель главы Всемирного Русского Народного Собора
Нынешний год у нас – Год русского языка. Это год сбережения и преумножения нашего богатства. Родная речь – это священная духовная скрепа русской цивилизации, без которой нас просто не было бы, и мы обязаны бороться с его обеднением и вытаптыванием. Под фальшивым лозунгом «насильственной русификации» закрылись многие, а кое-где и все, русскоязычные школы на Украине, в Прибалтике, Закавказье, Средней Азии, даже русским людям не позволено учиться на русском языке. Стыдно признать, но эта эпидемия под циничными лозунгами демократизации вытаптывает, сокращает программы по русскому языку и литературе в пределах самой России. Все мы, в первую очередь писатели, все ревнители русской речи обязаны отнестись к этому году, как, может быть, главному году нашей жизни.
Правда, очень удивительно и прискорбно, что в Государственном комитете по проведению Года русского языка не оказалось ни одного писателя, ни одного деятеля культуры. Какой изящный маневр, чтобы отделить отечественную литературу от русского языка.
Русский язык явился в полном смысле языком-мостом, сакральным удерживающим началом, языком собирания и взаимного культурного обогащения.
Ныне СМИ чуть поубавили русофобскую прыть в борьбе с русской культурой. Но ведь дело и в том, чтобы заметить, ярко рассказать, как русский язык, русская культура единят народы и людей.
В прошлом году в Дагестане, крае Расула Гамзатова, где живет и работает интересный творческий отряд писателей России, где поет свою стихотворную песнь народная поэтесса Фазу Алиева, где работает один из ярких поэтов современной России Ахмет Ахметов, произошло важнейшее событие – в центре Махачкалы был установлен памятник русскому учителю. Образ выбирали долго, ибо было немало русских специалистов разных профессий, которые посвятили свой труд и себя Дагестану. Выбрали учительницу, ибо с помощью русского языка дагестанцы приобщались к русской классической культуре, мировой цивилизации. С помощью русского языка соединились 33 народа – и создали свою республику.
На митинге, посвященном
Действительно, наш народ на протяжении тысячелетий создал великое богатство – великую культуру слова, художественного образа, возвышающей гармонии музыки. Это и Нестор-летописец, и митрополит Иларион, и Андрей Рублев, и Дионисий, и Иосиф Волоцкий, и Нил Сорский. И каждый век добавлял подвижническое, гениальное имя, высочайший образец.
Последние три века связаны с именами таких гениев, как:
– Ломоносов, Тредиаковский, Бортнянский, Рокотов – век XVIII;
– Пушкин, Крылов, Гоголь, Достоевский, Иванов, Суриков, Глинка, Мусоргский, Чайковский, Римский-Корсаков – XIX золотой век русской культуры;
– Перелом позапрошлого века – это Толстой, Чехов, Блок, Репин, Скрябин.
– Революционная буря, взрыв 1917-го, советский период искусства – отечественная культура сверкает такими именами, как Есенин, Шолохов, Прокофьев, Шостакович, Свиридов, Вучетич, Бондарчук, Твардовский, Распутин, а за рубежом творят Бунин, Стравинский, Рахманинов, Шмелев.
Однако на протяжении XX и в начале XXI века появилось племя разрушителей, извратителей, свергателей русской культуры. Порой они принимали разное обличье, шли под разными знаменами, но главное для них было – извергнуть, разрушить образец и образ и представить его то в виде разлома, распада, то в рифмованных несуразностях, то в разорванных кусках мелодии, то в черных дырах и квадратах. Они – передовые, прогрессивные, революционно готовые во имя грядущего завтра растоптать «искусства цветы», сжечь Рафаэля, объявить фальсификатором Шолохова, русских писателей – эпигонами. Эти неистовые ревнители, овладев органами печати, средствами массовой информации, постоянно понижали уровень художественного восприятия, уровень понимания культуры. Это не только соответствовало их собственному уровню – это был социальный заказ на невежество масс, на дебилизацию людей.
К сожалению, массы ныне не могут пользоваться богатством великой культуры: в стране закрылось множество сельских, школьных и других библиотек, билет в Большой зал консерватории стоит от 300 до 1500 рублей, Большой театр тоже стал недосягаем – разве может попасть туда студент? Скажу честно, если 10–15 лет назад в консерватории на концертах бывало по 10–15 коллег-писателей, то ныне их 1 или 2. А как туда попасть? Где взять такие деньги?
Фонды библиотек пополняются плохо, да и не тем, чем нужно. Невиданная пелена невежества опускается на страну. Она обеднена и не может воспользоваться своим художественным богатством. Олигархия и ее порождение – массовая культура – подчиняют культуру. Она вносит свои суждения, оценки, играет «на понижение», развенчивая святыни, оскверняя их. На первый взгляд, это стихийный процесс: «мы же не вмешиваемся в культуру» – но на самом деле коммерциализируем ее, торгуем ею, обедняем ее. А поскольку надо повысить прибыль, ибо это единственный критерий и ценность для нашего «экономического человека», то действительно идет постоянная «игра на понижение». Высшие измерения культуры, да и всего бытия, уводятся из оборота и вместо них появляются подделки, которые умело раскручиваются до уровня шедевров, и эта коммерческая культура уже не может быть обращена к морали, ибо та ограничивает беспредел массовой культуры. Тут уже не может быть место разуму, ибо она адресована самой примитивной стороне человеческого существа.
Сегодня я хотел сказать об одной важной, принципиальной, может быть, и парадоксальной части нашего бытия: рынок в его нынешнем проявлении, в торжестве и победоносности тех, кто обладает материальным богатством, делает бедной, порой нищей нашу истинную культуру . Ее повсеместная коммерциализация приводит к вымиранию в небольших городах (или уходу на задворки общественного, а тем более государственного внимания) таких институтов высокой культуры, как библиотека, театр, филармония, сельская школа, симфонический оркестр. Если раньше мы имели самую читающую страну, то теперь 37 %, по данным, приведенным на съезде книгоиздателей, заявляют, что они не читали, не читают и читать не будут! Разве это не воинственная нищета невежества?
Писатели, художники, музыканты, архитекторы влачат жалкое существование, если они не поддались мамоне и потребностям рынка. Нам говорят: будьте ближе к интересам народа, пишите о том, что интересно, и тут же навязывают читателям «интерес замочной скважины» через всевозможные средства – кто что пьет и ест на Рублевке, кто с кем и кто о чем, причем извлекают из человека самое низменное. А государство остается в стороне – мол, разбирайтесь сами с рынком, старайтесь ему угодить.
Однако у России во все времена была задача перед всем миром задача сохранения на планете культурного слоя . Так что весь мир всегда ждет от нее не просто сопротивления мировому злу, но сопротивления посредством сохранения этого слоя культуры, независимой от рынка, которая позволит и всему миру выжить – одухотворенной святостью подвижничества, подвига «за други своя».
И если государство желает выжить, оно неизбежно будет вынуждено строить свою жизнь на культурном слое высокого образца, не потакая низменному рыночному, создавая издательства с государственной поддержкой лучших писателей, пропагандируя и поддерживая классическую музыку, школу национального пения, художественный реализм в искусстве. Неизбежно это должно произойти!
И если богатые не будут заботиться о доступности культуры для бедных, о доступности образования для бедных – неизбежны новые Кондопоги, социальные конфликты и расслоения. А кому помешали симфонический оркестр, выступающий на заводе, писатель, выступающий на дальней заставе, в сельском клубе или на стройке? Такой социальный заказ на достойный образец культуры необходим и сегодняшней России.
Думаю, что следующий мой вывод приведет в ужас либералов-рыночников. Но от этого его истинность, к сожалению, не уменьшается. Сегодня рынок довел критерии в культуре до самой низкой оценки, он готов ее кастрировать, если она не коммерческая и самодостаточная, если она не приносит прямую финансовую прибыль. Рынок проявляет сегодня себя по отношению к культуре как самый отъявленный тоталитарист. Вот истинная для нее опасность.
Если общество и власть не отринут этот чисто коммерческий поход к культуре, не заявят о борьбе за торжество высших ценностей, нас ждет всеобщее культурное обнищание, невежество, бедность духа, наша культура не будет способна рожать не только гениев, но и просто талантливых людей с широким взглядом на мир, людей, способных открывать новые горизонты, людей нравственных.
Мне представляется необходимым, чтобы наш Собор высказался за немедленное и решительное выдвижение национального проекта в области культуры, где были бы прочерчены основные линии движения общества и государства в поддержке духовно-возвышенной, национальной, гуманистической, ценностно-ориентированной культуры. И проект этот не должен быть однодневным, а должен стать программой национальных приоритетов на долгие годы.Русский языковой союз
Юрий Лощиц
Слушаешь выступления участников, гостей Собора, «соборян» – и душа не нарадуется. Как это важно, что все до единого: священнослужитель, писатель, многодетная мать, министр, ученый, парламентарий, гость из «ближнего зарубежья», русский эмигрант – ясно, твердо и доказательно говорят о великой беде, в которой оказалась Россия на рубеже тысячелетий! С какой горечью свидетельствуют все о неслыханной доныне позорной кабале нищеты, оцепенившей наше общество, какие предлагают здравые, даже мудрые, пути выхода из тупика. И к кому обращаемся, к кому взываем? Да, конечно, как и в прежние времена, не к министрам и прочим чиновникам, не к немилосердным богатеям, а непосредственно – то к царю, то к вождю, то, как нынче, к президенту страны… И ведь не молчит президент, он и сам обращается к нам как будто почти с такими же словами предельного беспокойства. Но если мы думаем не по-разному, если говорим вслух так похоже, то почему же многие годы подряд ничего к лучшему не меняется. Кто мешает ему и нам? Или мы на разных языках изъясняемся? Пусть скажет нам вслух: мне мешает то-то и то-то, те-то и те-то, помогай, народ русский, народ православный… Да мы как один поднимемся – и разом повалим стену, что застит всем свет. Только скажи нам свое русское слово чести.
И вот, кажется, слышим: нынешний 2007-й год официально объявлен в России Годом русского языка. Это ли не призыв, не сигнал о беде? Разве такие события от хорошей жизни случаются?
Надо лишь сразу заметить: в принципе для русского языка должно быть обидно, что ему посвящается некоторый годовой отрезок. Это отдает авралом. Нужно ли нам снова привыкать к стилистике прошлого века, охочего, как помним, до всяческих декад, субботников, починов, бурных урочных кампаний и аварийных мероприятий? Что до русского языка, то по отношению к нему за все предыдущее тысячелетие подобных мер никогда не применялось. Бывали раз от разу отдельные авторские выступления в защиту достоинства родного языка – вспомним протопопа Аввакума, Ломоносова, адмирала Шишкова, Грибоедова. Но эти мнения и реплики никогда не перерождались в кампанейщину. Не возникало такой нужды перед образом громадного разворота языка в большом времени. Разворота, который мы по справедливости можем оценить как состоявшуюся и длящуюся до сих пор Эру родной Речи.
Но раз уж инициатива озвучена, запущена в оборот, мне думается, писателям России грешно было бы отдать ее на потребу массмедийным вещунам. Уж они-то умеют смысл любой директивы развернуть так, что ее и мать родная не узнает.
В отдельных наших изданиях, в том числе и в «Литературной газете», уже появились первые массированные отклики на президентский почин. Все вроде бы правильно в этих откликах, но впечатление такое, что уже многие годы мы топчемся на месте. Возмущаемся по поводу тотального сокращения школьных программ по литературе и языку или по поводу эпидемического засорения национального языка иностранной лексикой, молодежным, блатным жаргоном. Все правильно! Но кому эти стенания раз от разу адресуются? Верх отваги, когда они адресованы какому-нибудь глухонемому министру.
Но если глава государства поручает нам сей год языка, отдадим и мы ему сполна год наших тревог, болей, рабочих предложений и… ответных поручений. Да-да, поручений и наказов. Видится, что таким общим писательским ответом должна бы стать писательская книга. Пусть в ней рядом с классическими высказываниями о русском языке из уст Пушкина и Тургенева, Ломоносова и Ахматовой, протопопа Аввакума и Смелякова прозвучат раздумья Василия Белова и Михаила Алексеева, Распутина и Сегеня, Лобанова и Барановой-Гонченко, Личутина и Потанина, якута Лугинова и белоруса Чароты, украинца Олейника и русского курда Раша.
И тогда мы скажем, что не зря прожили этот год и нагрузим душеполезным чтением на целый год – или на еще больший срок? – Владимира Путина. И конечно же не его одного. Всяк имеющий уши, да услышит.
Но это, так сказать, к вопросу о предпочтительном жанре. А теперь несколько предложений и по поводу предполагаемого содержания.
Начну с позорного, как теперь совершенно очевидно, понятия «русификация». Многие из нас прекрасно помнят, как это начиналось. «Русификация» – вроде бы маленький, но очень важный раздел сценария по имени «Развал», написанного не нами, но для нас, то есть против нас. В конце 80-х мне довелось присутствовать в Большом зале Центрального дома литераторов на представительном писательском собрании, которое вдруг, по обычаям той поры, замитинговало. Писатели с Украины, Белоруссии, из республик Кавказа и Средней Азии дружным хором зарыдали: «Русификация»… «О, как мы страдаем»… «Нас погубит русификация!»
Вел ту митинговую спевку Чингиз Айтматов. С вальяжностью мудрого аксакала он даже делал какие-то утихомиривающие дирижерские пассы. Но маститые жертвы «русификации» от этих пассов еще пуще гомонили. Под впечатлением того действа я написал для «Литературной России» статью «Филологические войны». Да, так уж получилось, что в войне за развал СССР очень активно, в самом авангарде участвовали как раз братья-писатели. Как говорится, иных уж нет, а те далече. Но оттого не легче. И потому не станем забывать этой своей общей вины. Хотя вопили тогда немногие, а промолчало-то большинство. И вот понеслось: валили памятники «русификатору» Пушкину, закрывали русскоязычные школы, издавали на местах указы, ставящие русский язык в положение изгоя… И к чему в итоге пришли?
Два или три года назад я вдруг увидел – на канале «Россия» или «Культура» – посла Киргизии в Люксембурге Чингиза Айтматова. «А как вы относитесь к русификации?», – спрашивает журналистка у бывшего любимца читающей публики, на сей раз какого-то унылого, если не сказать побитого. «Что вы, что вы, – вздрагивает мэтр, – ну какая русификация? Никакой русификации не было и в помине… Мы все очень благодарны великому русскому языку…» Как же не быть благодарными, если тот же Айтматов или Василь Быков писали и печатались исключительно на русском и если большинство писателей из республик и автономий становились известны не только советскому, но и мировому читателю лишь благодаря бескорыстному посредничеству русского языка.
Быть языком-посредником в государстве, населенном множеством разноязыких народов, – великая, многотрудная и, как видим, далеко не всегда благодарная служба. Это особая историческая судьба державостроительного языка, языка-собирателя. Такой язык не получится утвердить самым демократичным декретом и его невозможно вдруг заменить на другой: в США, допустим, английский на мексиканский или даже немецкий, а у нас русский – на татарский или хантыйский.
Великий русский ученый уходящей эпохи академик Олег Трубачев сказал на эту тему слова поистине пророческие: « Нам, огрубевшим от нашей материально неблагополучной жизни, самое время напомнить, что крушение материального Союза ССР не означает полного и бесповоротного его крушения, ибо последнее, смею надеяться, не затронуло лучшую, в полном смысле слова нетленную часть нашего союза, о которой я имею кое-что сказать уже профессионально как языковед, ибо это – языковой союз, русский языковой союз ».
Вслушаемся еще раз в это вдохновляющее определение: «нетленная часть нашего союза». Ведь что бы мы ни думали, что бы ни говорили об изъянах и пороках социализма, об историческом несовершенстве СССР, он сохранил от нематериального наследия старой России, пронес и сберег для России XXI века, и, надеемся, не только для нее, эту великую духовную скрепу – «русский языковой союз». Я посмею договорить за академика Трубачева: «русский языковой союз» – как самое совершенное произведение Советского Союза.
Лишь бы не растерять, не разбазарить на циничных торгах нынешней плутократической интернационалки это наше общее наследие. Пребудет оно – пребудут и другие языки, национальные культуры России, собираемые и обслуживаемые русским языком. Между тем опасность ущербов и утрат не только не убывает, но, возможно, в ближайшие годы еще и возрастет.
Дело в том, что одновременно с упразднением системы государственных издательств у нас в стране почти повсеместно стала рушиться культура издательского дела. Имею в виду, прежде всего, качество отбора, а затем и редактирования литературных и журналистских текстов. Классический редактор недавних еще десятилетий – какое это было живое сокровище! Как он, а чаще она, умели терпеливо воспитывать в неряшливом авторе чувство высокого стиля, ответственности за слово, за его благородный грамматический строй и звуковой лад. Вспомним: кто у нас одним из первых вводил в литературу азы редактирования? Пушкин. Перечитаем его письма с подробными разборами всякого рода смысловых и стилистических огрехов в стихах своих друзей. Никакой снисходительности при очевидной доброжелательности.
А корректоры? Где теперь услышишь это доброе пчелиное жужжание, исходившее из корректорских комнат в издательствах и редакциях газет? Кто нам теперь выправит перепутанные падежи, неправильные согласования слов, кто заметит лишние или пропущенные запятые? Итак, снова мы упираемся в катастрофу школьного дела. Пока школа не начнет воспитывать грамотного читателя, прививать ему чувство стиля, откуда возьмутся грамотные писатели? Вот почему уже второе десятилетие длится наш дрейф в страну Графоманию… Мы даже не в состоянии показать сегодня своим детям и внукам, что такое каллиграфия. Перьев у нас таких нет, тетрадочек таких, чернильничек таких не стало. А ведь для множества поколений любовь к родному слову, самая, может быть, бескорыстная из всех видов любви, начиналась с красиво написанной буквы родного алфавита.
Я в состоянии назвать сейчас лишь крохотную толику тех позиций, которые имеют право быть включенными в предполагаемую книгу наших ответов на вызов Года русского языка. Если наш пленум и наш Собор поддержат идею создания книги-ответа на вызов времени, книги, которая могла бы стать учебным пособием в каждой школе, домашним чтением в каждой семье, то предложу напоследок и название для нее.
Его не нужно искать долго.
Оно заключено в определении великого языковеда нашей эпохи академика Олега Трубачева: «Русский языковой союз».Слово о «бессловесных»…
Владимир Личутин
Разговор о русском языке – больной и тревожный для всякого совестливого человека, и конца краю ему не будет, пока земля наша озабочена будущим и хочет радостно жить. Особенно нынче, когда грустно и тревожно в России, когда много развелось пустословья, сквернословья и злословья, когда русскому человеку выставлены на пути всякие препоны и рогатки, когда русским называться стыдно, укорливо, словно бы великий народ и не «вынянчил» огромные студные пространства, поистратив силы и здоровье.
Конечно, не хлебом единым жив человек. Хлеб приходит и уходит, как и всякий злак, в свой черед, чтобы, умерев, родиться вновь, но добрая, совестная, учительная книга остается надолго, и от нее кормится наш всеобщий дух. Кстати, и с житенным караваем не так все просто; он не только насыщает утробу, но поновляет кровь, вместе с тем и душу и невольно участвует в создании слова. Сейчас мы все охотники до мяконького и тепленького – ну и слава Богу, значит ожили. Но ведь в годы предавние нашими предками было сказано остерженье: « Да не едим хлеба горячева и гораздо мяхкова, но пусть переночует, ибо от него многие стомаховы (животные) болезни приключаются ».
Вот и к книжке мы постепенно привыкаем мягкой, к книжке «милорда глупого», чтобы употребить без душевного труда и умственного напряга. А если душа заболеет? «Да кто ее видал, душу твою? – возразят мне. – Да и пустое, знать все это, из мрака пришло, во мрак и канет». А по мне добрая книга – это как житная коврижка, присыпанная маком. Иной слижет семя, захмелясь слегка, а от темного, как мать-земля, ячменного мякиша и отступится, не уразумев, что откусишь-то его мало, а жуешь долго, сытно и маетно. Но вот охоты-то и нет на маету, да и нужды вроде такой, когда лотки заполнены «мяконьким». А ты потерпи, сердешный, потерпи, вот тогда и ощутишь весь сытный, надежный дух хлеба, ставящего жилы. И не хотелось бы, да сровнял и сравнил хлеб с книгою, утробное с духовным, ибо одно без другого не живет: душа тоже постоянно духовной ествы просит и без нее тоскует, упадает в морок и печаль.
Мы не знаем, как создается и живет мысль, как выглядит она, но верно знаем, что без слова она не живет, не может явить себя. Мы не знаем, да, пожалуй, и никогда не познаем, что есть слово в своей сущности, в своей сердцевине, почему оно так воздействует на человека и вообще на весь мир, благотворно преображая его иль роняя в жесточь и погибель. Его никогда не увидеть, не взять в полон, не замерить его энергии, побудительных свойств и качеств. Даже в простейшем слове зашифрована история рода и народа, но мы принимаем его, как божественный дар, в нем таятся нрав и норов, психология, заповедальность, союз земли и неба.
« Слово по воздействию своему на человека бывает благостное ("слово такое спокой приносит и радость"), бранное, возышенное, вольное, вопленное, вразумляющее, глумливое, гневливое ("громом разразят тебя небеса"), доброе ("доброе слово, вовремя сказанное, свое возьмет"), докучливое и доносное ("самые поганые слова – с доносом, а завсе они поощрялись и прижились"), жалобное и жалостное, журливое и заботливое, заговорное и заманное, клятвенное и книжное ("красивы книжные слова, а все стариковские больше к правде тянут – как припечатают, либо молотом ударяют"), ласкотное и любовное, лживое и напутственное, наставительное и обличительное, облыжное и обманное, одобряющее ("за правду стой горой") и ободряющее, осуждающее и охальное (грубое, ругательное, поносное), песенное и поносное, похоронное, прекословное, приветное, приглашающее, притворное, провожальное, просительное, прощальное, пугающее, разговорное, расстанное, ругательное, сердечное, сквернословное, сплетенное, супротивное, тайное, торжественное, уговорное, угодливое, угрозное, утешное… » ( Ксе ния Гемп. «Сказ о Беломорье» ).
Даже по этому перечислению видно, как глубоко и емко законсервированы в слове все переливы, интонации, качества и свойства русской души, связанной с Богом.
В давние годы говорили одним языком и царь, и смерд. Только на письме в особости стояли, не прислоняясь к быту, языки высокого «штиля» – старославянский и церковный, не то чтобы сложные и непосильные для русских низов, просто лишние в обыденной жизни; ибо поп или тот же монастырский старец-переписчик были зачастую из крестьянской гущи, но хватившие грамотешки. После Петра дворянство, получив вольности, закрепило за собою и особый язык – мутный, искрученный, офранцуженный и онеметченный, почти лишенный национальных черт, потому на нем и не говорили, а изъяснялись.
Пушкин решительно поднял затворы нарочитой плотины и впустил в затхлый пруд чистые воды народной речи. Но «неистовые ревнители», сторонники герметичности языка, после революции семнадцатого снова перекрыли шлюзы, поделили его на литературный и разговорный, язык верха и низа, привилегированной знати и язык мужицкий, пахнущий дегтем и чунями. Но язык, как бы ни ковали его в юзы, не спит на полатях и не дремлет на конике под образами, но кипит, как вода в родниковом ключе, крутит, как струя в речном омуте, опускаясь на дно, вроде бы умирая и вновь подымаясь под солнце.
Отчего так необоримо в народе движение к живому слову, откуда в человеке живет неискоренимая страсть к украшательству речи? Нет бы стремиться к простоте, достичь той краткости, когда, казалось бы, хватает одного коренного слова, чтобы выразить чувство. Некоторые критики и призывают к этой краткости, видя в ней будущее. «Но ведь иная простота хуже воровства». И подпоркой подобному мнению развелось нынче множество подельщиков литературы, кого раньше и на порог Союза писателей не пускали, а они нынче балом правят, да еще пыщатся, через губу разговаривают с именитым в прошлом писателем: де, старый ты огрызок, твое время минуло, не суетись под ногами со своей «художественной стряпнею». У подобных подмастерьев выпала из книг живая жизнь, а значит, выпало и живое слово. Это что, подобные «письмоводители» станут охранять русское слово? Да они, как мыши, обгадят его, повыгрызут со всех сторон, да и, пересмешничая, переменят на «латынский»…
Украшение жизни вообще свойство русского человека, он не хочет прозябать в скудости чувств: его земляная натура, его биологические привычки продления рода постоянно натыкаются на препятствия духа, живой его души, неумираемой и бунтующей. И не случайно ведь: «косье в землю, а душа в небеса».
Извечный конфликт, противоборство красоты и пользы, но именно «деревенщина» достиг гармонии, высшего равновесия, найдя пользу красоты и красоту пользы. Он не сыскал Закона Правды, домогаясь и размышляя над ним, но отыскал пользу, полезность, необходимость красоты. Крестьянин творил красоту по сердечному желанию, он дышал ею, как воздухом, зачастую и не понимая значение слова «красота». «Хорошо и все тут!» Отсюда и нежелание его говорить в простоте, постоянное украшательство речи, отсюда в такой цене баюнки и сказочники, отсюда в такой чести мастерица красно сказать и жалостно выпеть, отсюда такое богатство песенное и былинное (более двухсот томов). Все оно изошло из сердечной жажды испить из святого родника. Я знавал женщин, которые говорили лишь присловьями, нимало не понуждая себя, не насилуя придумкою. «Красно украшенное слово» – это сердечный праздник.
Много ли в городском обиходе понятий слова «лед»? Ну, два-три – и голова наша споткнется. Ведь так легко обойтись этим запасом. Но только у Белого моря подобных родственных слов более пятидесяти, а по всей Руси Великой станет и далеко за сто. Для ветра в Поморье нашлось у народа сто пятьдесят сравнений… Для снега – шестьдесят пять образов. (Но, увы, большинство этих слов упрятано суровыми охранителями языка в убогое диалектное стойло).
Значит, живет в русском человеке неясное томление усложнять, богатить язык. Сам народ добивается в своей речи той «эссенциозности», за которую критика частенько хулит писателя, считая это недостатком литературного письма: де, слишком кудревато, непонятно, надо в словарь лезть. Народ бежит от словесной простоты, видя в ней сокрушение душе, тайную проказу, душевную погибель, ту сердечную немоту, когда победу торжествует самое низкое, казарменное, нищее слово. (Что и видим на нашем телевидении, подпавшем под власть «образованца» и ростовщика. Эх, пальнуть бы президенту из кремлевской царь-пушки – и сразу бы снялось воронье, заполошно грая, с маковок крестов и останкинской иглы… Да, знать, пушка та заржавела иль порох окончательно подмок).
Язык – народ: слово – его душа. Душа писателя переливается в его строку; письмо и душа – два сообщающихся сосуда; чем полнее душа, тем полнокровнее слово. От простого к сложному – путь всякого мастера. Но не наоборот, как пытаются нас уверить казенные «охранители» языка.
…Истоки наших творческих желаний, как и сам характер, надо искать в исторических корнях. Так и строй нашего письма имеет сугубо национальную историческую основу и не подлежит переделке.«Сам необыкновенный язык наш есть еще тайна…»
Елена Галимова, профессор ПГУ, г. Архангельск
1821 году В.К.Кюхельбекер писал: «Рассматривая народ как существо духовного порядка, мы можем на звать язык, на котором он говорит, его душой, и тогда история этого языка будет значительнее, чем даже история политических изменений этого народа, с которыми, однако, история его тесно связана ». Что же происходит с душой русского народа сейчас? Сегодняшнее нравственное состояние нашего общества с беспощадной точностью отражается в разговорном языке.
Открываю толковый словарь, зафиксировавший языковые изменения конца XX века. Чем же обогатился наш язык в последние десятилетия? И обогатился ли? Новых слов много, но какие это слова? Бабки (в значении деньги), байк (мотоцикл), баксы и грины, башлять, бодипирсинг, бой-френд, виповский, гей-клуб, дампинг, имиджмейкер, китчмен, клипмейкер, ксивник, лейбл, медиа-баинг, наркодоллары, ништяк, пиарить, плюрализм, пофигист, прикид, рейв-тусовка, рэппер, секс-шоп, секс-идол, секстренинг, секьюрити, татуаж, тетеха, тинейджер, транссескуал, тусоваться, хавальник, шейпинг – и далее в том же духе. Нетрудно заметить, что это или иноязычные слова, отражающие не свойственные русской традиции и зачастую весьма отвратные реалии, или жаргонизмы, которыми сегодня считают приличным пользоваться и некоторые писатели, и политики, и ученые.
Процессы, которые происходят сейчас в русском языке, лингвисты называют «третьей варваризацией» (первая была в Петровскую эпоху, вторая – после революции 1917 года). Точнее, следовало бы говорить о тотальной жаргонизации, ибо именно жаргон правит сегодня свой мерзкий бал в речи большинства представителей всех слоев общества. Происходит стремительная жаргонизация и русской литературной речи, жаргонизмы все расширяют свое присутствие в языковом пространстве. Лингвисты отмечают, что если в 1960–1980 годы молодежный жаргон формировался в основном за счет иноязычных заимствований (в силу романтизации, идеализации западного образа жизни), то сегодня студенты и школьники (а также политики, общественные деятели, бизнесмены, «попзвезды», шоумены и «модные» писатели) изъясняются преимущественно с помощью «блатной» лексики. Современный жаргон, мутными потоками заливающий языковое пространство России, испытывает сильнейшее воздействие воровского арго и несет «идеологию» бездуховности, индивидуализма и потребительства. Как пишет лингвист О.Е. Морозова, « современный жаргон отражает идеологию разъединения и отстранения людей друг от друга ( отвали, отвянь ) и безразличия по отношению к другому человеку ( сугубо фиолетово, параллельно ) ». Около 60 % современных жаргонизмов образуют тематическую группу «секс», а 30 % – «наркотики и способы их употребления». Таковы ценностные ориентиры, навязываемые современному обществу, такова сущность тех, кто рвется к власти и диктует обществу свои законы.
Можем ли мы, каждый из нас, повлиять на современное состояние нашего языка?
В ходе различных дискуссий, которые устраивают сегодня те «модные» литераторы, с которыми так охотно сотрудничают средства массовой информации, нередко высказываются безапелляционные утверждения о том, что язык – это стихия, влиять на него невозможно и писателю остается лишь фиксировать это состояние. Потому, дескать, невозможно сегодня быть современным писателем (журналистом, публицистом и т. д.), не используя жаргонизмы и нецензурную лексику.
Но такие утверждения – проявления невежества или лукавства. Знаменитый русский лингвист князь Николай Сергеевич Трубецкой подчеркивал, что если эволюция народных языков представляет собой естественно-исторический процесс, то эволюция литературных языков – это процесс культурно-исторический. Чья-либо воля или инициатива не в силах отменить или направить в какую-либо сторону развитие живого языка. Напротив, литературные языки создаются людьми, культурной элитой общества. История народных языков безлична, а история литературных языков всегда носит личный характер. « Дело в том , – писал он, – что назначение настоящего литературного языка совершенно отлично от назначения народного говора. Настоящий литературный язык является орудием духовной культуры и предназначается для разработки, развития и углубления не только изящной литературы, в собственном смысле слова, но и научной, философской, религиозной и политической мысли ».
Итак, главное назначение литературного языка – быть орудием духовной культуры. И во все исторические периоды жизни России он выполнял эту задачу. Литература Древней Руси, классическая русская литература, лучшие произведения писателей-современников способны и призваны формировать богатую, цельную, достойную личность, ибо, как говорил В.Г. Короленко, слово, орудие литературы « не есть мертвое и внешнее зеркало; оно есть в то же время орудие живого, движущегося, совершенствующегося духа. Оно есть орудие совершенствования ».
Поэтому нельзя смешивать разговорный и литературный язык. К последнему предъявляются более высокие требования. Сегодня же мы наблюдаем стремление многих идеологов (в том числе и литераторов) произвести именно такое смешение, в сущности – уничтожить литературный язык как таковой, сделать его письменной разновидностью современного разговорного (больного, жаргонизированного) языка, то есть окончательно разрушить языковую иерархию.
С давних времен в русском языке сложилась своя иерархия, как сложилась она в государстве, церкви, семье, армии. Высшим уровнем языка в этой иерархии с конца X века, со времени Крещения Руси, стал церковнославянский язык, до наших дней остающийся богослужебным языком Русской Православной Церкви. Славянская азбука – кириллица – стала на Руси основой для возникновения книжности. М.В. Ломоносов со всей убежденностью утверждал, что русский язык не будет подвержен упадку, «коль долго Церьковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшатися будет».
Церковнославянский язык для русского человека является родным языком. Примечательно, что когда я задала второклассникам, начинающим изучать кириллицу, вопрос: « Иностранный или родной язык – церковнославянский? » – они уверенно ответили: « Родной ». А на вопрос: « Почему? » объяснили: « Потому что на нем служат в церкви, потому что мы читаем Евангелие на этом языке, молимся на нем ».
«Иностранный или родной язык – церковнославянский?» – они уверенно ответили: «Родной». А на вопрос: «Почему?» объяснили: «Потому что на нем служат в церкви. потому что мы читаем Евангелие на этом языке, молимся на нем».
На протяжении целого тысячелетия этот язык формировал русскую языковую личность, русскую культуру и литературный язык.
По мнению исследователей, русский литературный язык является прямым преемником староцерковного славянского языка, созданного святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием в качестве богослужебного языка для всех славян. Церковнославянский язык был, как отмечал академик В.В. Виноградов, «национализирован русской культурой и, будучи священным языком… постоянно обогащает, развивает народную речь». Посредством церковнославянского языка наш русский литературный язык примыкает к греческой византийской и античной языковой традиции.
Н.С. Трубецкой отмечал: «Сопряжение церковнославянской и великорусской стихии, будучи основной особенностью русского литературного языка, ставит этот язык в совершенно исключительное положение. Трудно указать нечто подобное в каком-нибудь другом литературном языке».
Языковое различие между бытовым, земным, материальным – с одной стороны, и возвышенно-духовным, небесным – с другой, складывалось постепенно, естественно и закономерно. И это самым прямым образом связано с тем, что небесное и земное строго разделяются в русском самосознании. Языку бытовому, разговорному, а тем более просторечному всегда соответствовала и бытовая, обыденная, сниженная сфера применения. Образно говоря, если церковнославянский был горним языком, то русский разговорный, просторечный – дольним. Эта иерархия отразилась и на всем укладе русской жизни и на самом смысле ее.
Различное понимание сущности современного русского литературного языка, различное отношение к нему отражают идеологическое противостояние, наблюдающееся сегодня в обществе. Те, для кого литературный язык является лишь средством самовыражения и общения на уровне ерничества, болтовни и глумления над всем и вся, стремятся надругаться над его сакральной сущностью и подменить великий, могучий, правдивый и свободный, духоносный и светоносный язык, средоточие исторического и духовного опыта народа, его мудрости языковой, взрывчатой смесью, состоящей из самых низких форм просторечия, блатного жаргона, «непереваренных» иноязычных слов и нецензурной брани.
Понятно, что это стремление отражает явное или подспудное желание уничтожить национальную самобытность русской истории, русской духовности, русской культуры, русского уклада жизни и сделать современную Россию жалкой частью глобализованного мира, населенной недоумками.
Те же, для кого русский язык остается национальной святыней, призваны противостоять этим стремлениям. Мы должны осознавать, что сегодня происходит борьба между жаргонизированной языковой стихией, в которую события последних десятилетий общественной и политической жизни превратили разговорный русский язык, и литературным языком. Именно русский литературный язык сегодня – арена идеологической борьбы, борьбы за будущее России.
Сегодня русским писателям и всем, кто участвует в формировании и сбережении русского литературного языка, – любящим Россию общественным и государственным деятелям, публицистам, ученым, учителям-словесникам – нужно осознанно взять на себя ответственность за будущее нашего языка, ибо это будущее зависит от нашей позиции.
«Мне страшно подумать, – может сказать каждый из нас вслед за В.Г. Короленко, – что моим детям был бы непонятен мой язык, а за ним – и мои понятия, мечты, стремления, моя любовь к своей бедной природе, к своему родному народу, к своей соломенной деревне, к своей стране, которой, хорошо ли, плохо ли, служишь сам».
Каждому из нас на своем месте нужно изыскивать возможности служения России и ее святыням, среди которых – и русский язык.
У нас есть такие могучие держатели русского слова, как Валентин Распутин, Владимир Личутин, Александр Сегень, Юрий Лощиц. Их дело – писать, а дело критиков, издателей, библиотекарей, педагогов – открыть их книги читателю, прежде всего – юному. В прошлом году Владимир Владимирович Личутин читал студентам-филологам Поморского университета факультатив «Этика и эстетика русской народной жизни», и студенты буквально насыщались, напитывались его языком. И так же жадно впитывают они звучащие на поэтических вечерах строки Николая Рубцова, Николая Тряпкина, Ольги Фокиной, Виктора Дронникова, Евгения Семичева, Николая Зиновьева, Николая Рачкова, Виктора Верстакова, Светланы Сырневой, Елены Кузьминой, Александра Роскова и других прекрасных русских поэтов, наших современников.
У нас есть богатства церковнославянского языка, и его надо стремиться вернуть в школы – в виде курсов в рамках школьного компонента, факультативов, кружков. Сейчас церковнославянский преподают в большинстве воскресных школ, в общеобразовательных же он еще редкость. Между тем школьники очень чутко ощущают совершенство, красоту и богатство лексики, строя и лада церковнославянского языка, графической красоты кириллицы. В этом году в Архангельске проводится конкурс для школьников «Буквица славянская», и уже можно утверждать, что интерес к нему велик.
У нас есть драгоценное классическое наследие – отечественная словесность. И, невзирая на неуклонное сокращение часов на ее преподавание в школах, нужно изыскивать возможности как можно полнее знакомить с ней ее законных наследников.
В последние годы Архангельская писательская организация, Поморский университет, библиотеки и школы Архангельска делают немало для того, чтобы приобщить школьников города к наследию Бориса Викторовича Шергина. Это и конкурсы рукописной книги и творческих работ, и Шергинские городские и школьные чтения, и уроки, и беседы, и концерты. Рассказывая школьникам Соломбалы о том образе Архангельска, который создан в произведениях Шергина, я попросила их выписать слова и фразы, которые особенно запомнились и понравились им, слова, которые они хотели бы запомнить и сделать своими. Вот что оказалось на сданных учениками шестых-седьмых классов листочках: « Храни сердцем и мыслью места те святые Святой Руси; милая родина, возлюбленный Север; Град Архангела Михаила, древний, пречудный город, весь в славе былого, весь в чудесах; Север мой! Родина моя светлая! Храни радетельно; сребро-свинцовые воды; серо-фаянсовое небо; хрустально-синяя ночь; старинное словесное золото; нежный туск северного неба ».
Сам Борис Викторович Шергин подчеркивал: « Язык классической нашей литературы ХIХ века весьма богат потому, что создавали его люди глубокой мысли, люди высоких стремлений… Если язык русский есть богатство, наследие отцов наших, то славные писатели наши, как добрые сыны, преумножают отцово наследие. Не департамент одобрил их речь, не министерство рекомендует – нет, весь народ русский на Севере, на Волге, в срединной России, в Сибири читает и слушает эту речь и находит, что все сказано статно и внятно ».
Составители недавно изданного сборника древнерусских произведений для юного читателя «Слово Святой Руси» с горечью пишут: « Скоро немногое, что нам останется из всего русского, будут наш русский язык и наша русская словесность… Поэтому не будем пренебрегать этими доставшимися нам духовными сокровищами. Если заветы русского слова найдут живой отклик в душе юного человека и послужат ему в качестве жизненного образца, то он сумеет остаться истинно русским – умным, справедливым, милосердным, стойким; он сумеет постоять за свое отечество и сохранит верность Святой Православной вере ».Язык – словесное выражение народа
Из резолюции XI Всемирного Русского Народного Собора
Нынешний XI ВРНС проходит в год, объявленный Президентом РФ В.В. Путиным Годом русского языка. Совпадение этих культурных, духовных и общественных начал может стать настоящим моментом истины в разрешении насущных проблем нашей культуры и судьбы современного языка в первую очередь.
Русская культура и отечественная литература – важнейшие составляющие отечественной культуры, духовная среда обитания народа – служат не только основой его бытия, но и средством национального единения и взаимообогащения всех народов России.
Одно из ключевых явлений отечественной истории и истории русской культуры – неустанная бдительность, тревога и внимание национальных гениев к судьбе русского языка. Не случайно главные, судьбоносные литературные откровения относительно родного языка рождались именно «во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах» нашей Родины – как у Тургенева. Во дни надвигающейся революционной смуты, как у Бунина: «Умейте же сберечь хоть в меру сил, в дни злобы и страданья, наш дар бессмертный – речь». В Великую Отечественную, как у Ахматовой: «Мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово. Свободным и чистым тебя пронесем, и внукам дадим, и от плена спасем. Навеки». Вот и сегодня, в очередной раз, нельзя не впасть в отчаяние при виде всего того, что совершается с русским языком.
Чаша современного русского языка переполнена до краев блокбастерами, ремейками, постерами, тинейджерами, сейлами, прайм-таймами, мультиплексами, роумингами – словно бы Россия не рождала никогда Ломоносова, Даля, Достоевского, Толстого, Чехова и Шолохова, а одну только Эллочку-Людоедку, взявшуюся за первоначальное американское образование.
Преодоление множества кризисных явлений сегодняшнего периода российской истории невозможно без духовно-нравственного очищения и подъема общества, без опоры на классическую и народную, выдержавшую испытание временем русскую культуру и культуру народов России. Мы ответственно свидетельствуем, что невежество, пошлость, языковое и духовное бескультурье стало тревожной и прискорбной реальностью нашего времени.
Немалую, если не основную лепту в снижение, а временами и полное падение общего культурного уровня внесла так называемая коммерциализация с ее варварскими и пагубными для культуры рыночными законами. Она стала основным барьером для естественного развития и процветания как высокой, классической, так и родниковой, народной, культуры.
Забвение, невнимание к классическому наследию, юбилейным датам классиков русской литературы, напоминающим нам о главных человеческих, общечеловеческих и национальных ценностях, обернулось для России подменой культурных авторитетов и иерархий.
Особенную опасность представляет тотальное внедрение в нашу речь грубой брани, ненормативной лексики, или проще – обычной матерщины.
Самый дурной тон в отношении русского языка задают сегодня деятели нашего искусства, литераторы и актеры. Примитивный уровень языка, очевидно, поддерживается либеральной мыслью, захватившей сферу массовой информации.
Трудно переоценить усилия русских писателей в борьбе за чистоту и облагораживание живого современного русского языка. По мнению ВРНС, средства массовой информации должны были бы сделать достоянием всей российской общественности смелое и полезное начинание правительства Белгородской области в борьбе со сквернословием. Именно в Белгороде в ближайшее время состоится Всероссийская встреча писателей, посвященная Году русского языка.
Уникальный опыт, заслуживающий особого внимания и поощрения как правительства, так и всего Российского общества, являет собою деятельность Большого симфонического оркестра имени Чайковского под руководством его художественного руководителя и дирижера В.И. Федосеева. Особым образом сближая шедевры музыкальной классики с русской литературой и русским словом, Большой симфонический оркестр наметил в качестве генерального творческого направления в Год русского языка именно музыкально-литературные композиции.
В поддержку не только писателей, но и самого страдающего и страждущего русского языка Союз писателей, Международное сообщество писательских союзов учреждают в Год русского языка Общероссийскую литературную премию им. И.С. Тургенева « Ты один мне надежда и опора… » и создают Международный комитет писателей Года русского языка.
В связи с этим, Всемирный Русский Народный Собор высказывается за незамедлительное и решительное принятие расширенного Национального проекта в области культуры, куда должны войти насущные и важнейшие направления жизнедеятельности русской национальной и многонациональной российской культуры.
Среди них Собор считает возможным отметить наиболее актуальные. Такие как:
1. Решение вопроса о принятии Закона о творческих союзах и творческих работниках.
2. Создание общественных советов по культуре на всех телевизионных каналах с обязательным участием представителей традиционных творческих союзов России.
3. Учитывая положение ЮНЕСКО о том, что государственный язык, наряду с выполнением интеграционной функции, выступает в качестве символа государства, включить в число официальных праздников, наряду с Днем российского флага, День государственного языка Российской Федерации (День русского языка в рамках традиционных Дней славянской письменности и культуры).
4. Национальное достоинство народов и государственные интересы России требуют защиты прав человека: каждый народ имеет право иметь имя, официально признаваемое в государстве, которому народ принадлежит.
Необходимо вернуть имя русского народа – национальность – в документ, на государственном уровне удостоверяющий личность русского человека (равно и человека любой другой национальности) – в паспорт гражданина России. Отсутствие имени народа – национальности – в паспорте оскорбительно.
5. Внести изменения и дополнения в Закон о русском языке (государственном языке России) с целью:
а) определить обязанности и формы ответственности государственных и административных учреждений (и их работников) по сохранению и защите языка;
б) определить меры пресечения против тех, кто противодействует сохранению и защите государственного языка;
в) разработать Приложение к Закону с разъяснением обязанностей ответственных лиц в этом отношении.
6. Вернуть русской словесности в школе место, соответствующее стратегическому значению этого предмета в образовании, воспитании и становлении личности школьника, то есть установить, что по объему, содержанию и уровню изучения русский язык и литература в средней школе ныне не должны уступать, но превосходить школу XX века.
7. Поставить под контроль независимых профессионалов язык н содержание внедряемых в современных школах учебников.
8. Поставить насущной задачей восстановление порушенного в течение последних 15 лет филологического образования в гуманитарных вузах страны, определив время, отводимое на изучение профилирующих дисциплин (филологических) по отношению к непрофилирующим – как 3:1.
9. Оказать государственную поддержку (финансирование) издания академического словаря русского языка массовым тиражом, который смог бы удовлетворить культурные потребности России.
10. Учредить Государственную комиссию по контролю за языковым состоянием СМИ, состоящую из профессионалов-филологов (под патронажем РАН).
11. Учредить государственный радиоканал «Русская речь» с привлечением к его работе видных русистов страны.
12. Найти формы и методы воздействия на культуру речи в СМИ, находящихся на территории России (с учетом опыта Франции и Польши, сумевших защитить свои национальные языки).
13. Поставить вопрос о разработке Закона «О защите духовной и информационной среды».
14. Осуществление при поддержке государства крупных издательских и кинематографических проектов для издания 200-томной «Сибириады», а также серии документальных фильмов по отечественной истории «Из века в век» и др.
15. Создание на телевизионном канале «Культура» и ведущих радиостанциях страны при поддержке Министерства культуры серий передач, знакомящих зрителей и радиослушателей с творчеством ведущих современных писателей, ныне здравствующих классиков русской литературы.
16. Отмечая роль музыки и высокой поэзии в духовном развитии общества, Всемирный Русский Народный Собор высказывается за создание народно-певческих центров, клубов, групп по разучиванию и исполнению народной песни, песен, вошедших в золотой фонд певческого искусства, исполнению классической музыки.
17. Создание при ВРНС и Союзе писателей России Центра отечественной книги при поддержке Министерства культуры Российской Федерации, который будет знакомить соотечественников с творчеством ведущих современных писателей.
18. Говоря о возрождении культуры в широком значении этого понятия, в преддверии приближающегося 200-летия Бородинского сражения, мы обращаемся к правительству России, города Москвы, Московской области с просьбой восстановить Страстной монастырь и Можайский Никольский собор, который требует серьезного геологического и инженерного вмешательства, достойно воздав должное памяти этого великого события в нашей Отечественной истории.
Россия живет тяжело. В раздорах, чиновничьем произволе, бедности.
Но она живет и в Вере, и в Надежде, и в жажде созидания.
Давайте же созидать ее вместе – под знаком русской классической литературы и великого Русского Слова.