Тайна серебряной вазы
Шрифт:
Извозчик, сразу попавшийся им на глаза, остановился и с улыбкой наблюдал, как барышни усаживаются в коляску. Достойный, пожилой извозчик располагал к тому, чтобы продемонстрировать свою взрослость и самостоятельность.
– Ты братец, чей будешь? – спросила Брунгильда.
– Извозный двор Макарова, барышня. Куда прикажете?
– Будь любезен, на Невский, к Литейному. В галантерейную лавку Кукарекина.
– И если можно, самой красивой и длинной дорогой, – добавила Мура, рассмеявшись.
Барышни ехали по городу, рассматривая вывески, названия магазинов. Броские плакаты красовались на вагонах конок, облепляли специальные вращающиеся киоски на углах улиц. Рекламировалось все: вина, лекарства, новые ткани, кафешантанные представления, театры. Увидев огромный портрет Константина Варламова на одной из тумб, Мура недовольно отвернулась – по ее вине так и не пришлось им увидеть актера в роли Берендея. Ближе к Невскому реклама становилась все более назойливой, на Невском вывескам уже не хватало двух нижних этажей, и они, аляповатые и грубые, бесцеремонно занимали фасады домов до самой крыши. И хотя бразильский кофе, богемский хрусталь и венская мебель барышень не интересовали, смотреть на фасады зданий было намного интереснее, чем вниз. Дорога из-за небольшого мороза расквасилась, утоптанный снег превратился в кашу, смешанную с сеном, бумагами, конским навозом. В ноздри лез запах далекий от парфюмерного, но и в нем барышни находили что-то приятное, волнующее, весеннее.
Брунгильда читала сестре вывески: «Фортепьянист и роялист», «Продажа разных мук», «Портной Иван Доброхотов из иностранцев». Вдоволь посмеявшись, она, наконец, нашла что-то заслуживающее внимания и указала Муре на яркую вывеску: «Пробуйте цветочные глицериновыя мыла парфюмерной фабрики Г. А. Брюгера».
В магазинах, около которых останавливался по требованию симпатичных барышень извозчик, Брунгильда и Мура перво-наперво спрашивали «глицериновыя мыла Брюгера» – лавандовые, жасминовые, земляничные, ландышевые. Они придирчиво изучали гребни и заколки – металлические, целлулоидные, черепаховые, инкрустированные фальшивыми драгоценностями – бирюзой, жемчугом, золотом, рассматривали зеркальца в красиво расписанных рамках... Мура поражалась, с каким достоинством держит себя Брунгильда с приказчиками: она нисколько не робела, говорила солидным тоном, который не позволял приказчикам фамильярничать. Когда сестры убедились, что им есть что предложить Елизавете Викентьевне, они решили отправится домой.
Жаль было расставаться с нарядным Невским – и зимой он оставался прекрасным. Сколько великолепных зданий здесь, сколько магазинов. А строительство продолжается! Скоро напротив Аничкова дворца появится огромный Елисеевский магазин – такой же, как в Москве, если не лучше. Пусть Невский проспект меняется – он всегда останется главной витриной города, по его широкой булыжной мостовой всегда будут проноситься богатые экипажи – с красивыми женщинами и неотразимыми молодыми людьми. Они – будущее России, без них – немыслима столица, ее роскошь и сила.
Так думала Мура, пока коляска ехала по Невскому. Вскоре они свернули на боковую улицу, перебрались через канал и повернули налево. Тут барышни заметили впереди толпу людей, перегородивших улицу. Подъехав поближе, они убедились, что дорога перекрыта. Им навстречу шел городовой – хмурый, встревоженный.
– Прошу разворачиваться, здесь временно проезда нет, – сказал он, тут за его спиной раздались громкие, яростные крики, он обернулся на секунду и снова обратился к барышням, – ничего не поделаешь, придется прибегнуть к силе. Студенты бузят. Требуют от правительства поддержки буров. Лучше б учились да думали о пользе для России. Еще раз прошу прощения. Поверните, слева под арку есть сквозной проезд – до Большой Вельможной. Извозчик развернулся и аккуратно вписался в арочный проем. Проехав еще через три двора, вывернул с большими предосторожностями на Большую Вельможную.
– Так это и есть Большая Вельможная? – спросила Мура. – Кажется, где-то здесь живет доктор Коровкин.
Извозчик придержал лошадь и обернулся к своим симпатичным седокам:
– Кто такой доктор Коровкин, я не знаю. А вот что здесь находится знаменитый особняк князя Ордынского, так это могу точно показать.
– Чем же он знаменит, братец? – снисходительно поинтересовалась Брунгильда.
– Неужели вы не читали в газетах? Все мои седоки только об этом и говорят. – Извозчик совсем уже ехал шагом. – Кто говорит, люди там исчезают. Кто говорит, ночью бродит призрак, то ли женского полу, то ли монах... Если хотите рассмотреть особняк, скажите, я остановлю.
– Да, останови, братец, пожалуйста, – попросила Мура, не глядя на сестру.
Обычный особняк, есть в Петербурге и побогаче. В нем явно никто не живет. Никаких признаков жизни. Каково ж было их удивление, когда парадная дверь открылась и на крыльце показался человек в темной шинели и в фуражке. Человек спустился по ступеням крыльца и направился к воротам – он явно заинтересовался нежданными посетителями. Мура спрыгнула на тротуар. Обитатель особняка, пожилой мужчина лет тридцати пяти, внимательно осмотрел Муру и вежливо спросил:
– Что вам угодно, барышня? Хозяев нет.
– Мы, любезный, просто проезжали мимо. И остановились посмотреть на это архитектурное чудо.
Человек скривился и перевел взгляд на Брунгильду, Мура тоже обернулась. Брун-гильда сидела как-то необычно, вполоборота к говорящим, изящно положив вынутую из муфты правую руку на боковую стенку, взгляд ее, немного отуманенный, скользил поверх голов Муры и ее собеседника. Отметив про себя, что рука у Брунгильды – от плеча до безвольно упавшей кисти в перчатке – красоты необыкновенной, Мура вновь обратила взор к человеку за оградой. Его лицо изменилось, расправились складки лба и щек, высвети лись странным светом серые глаза. «Вот она, волшебная сила настоящей женщины, ее неотразимые чары!» – вздохнула про себя Мура.
– Неужели только вы остались в этом огромном доме? Один-одинешенек? – спросила ласково Мура.
– Мне не привыкать, барышня, такая у меня служба, – ответил странный сторож и снова перевел взгляд на Брунгильду.
Мура еще раз обернулась и только тут поняла, что происходило за ее спиной: там непонятным образом оживала прямо на глазах знаменитая картина Крамского «Неизвестная» – чудесная женщина слегка повела головой, ее отрешенный взгляд упал на человека за оградой, и она чуть улыбнулась.
Мура повернулась к ограде: странный сторож, явно смущенный, с трудом оторвал взгляд от Брунгильды и сказал:
– Не жалейте меня, барышня, я не совсем один в этом доме. Там еще есть попугай.
– Попугай? – всплеснула руками Мура. – Откуда? Зачем он вам?
– Он мне не нужен, но живую тварь не могу выбросить на мороз. Зима. Вот и хозяева, уезжая, побоялись вести ее в дальние края – не выжила бы заморская птица.
Человек за оградой снова перевел взгляд на Брунгильду, по-прежнему загадочно улыбающуюся и время от времени вскидывающую роскошные ресницы, и, осмелев, предложил: