Тайна шляпы с сюрпризом
Шрифт:
Как назло, кругом было тихо и безлюдно, только дождь монотонно и сонно барабанил по жестяным крышам. Я стала позевывать, а уж когда начинаешь зевать, тебя непременно клонит в сон. Мне уже захотелось вернуться домой, когда вдруг за спиной послышался знакомый голос:
— Ну что, моя дорогая, ты не встретила того человека?
Я оглянулась. За мной стоял лысый. Правда, лысина его была накрыта полотняной пилоткой и защищена сверху куполом зонта, но от этого лысина не переставала быть лысиной. Поглядывая на меня сквозь толстые стекла очков, он приветливо
Я собралась было рассказать ему о странной встрече с Франтом, но вовремя прикусила язык. Настоящий детектив никогда не раскрывает своих карт. Он всегда невозмутим и делает вид, что ничего не знает. Поэтому я ответила необыкновенно серьезным тоном:
— К сожалению, такой дождь… Я почти не выходила из дому.
Лысый шутливо прищурился.
— Не выходила из дому, а такая мокрая, будто выкупалась, не снимая плаща.
Настоящий детектив никогда не лезет за словом в карман, и я немедленно объяснила:
— Я одолжила плащ одной девочке из нашего пансионата.
— Прекрасно. Вижу, ты со всеми одинаково любезна.
— А вы узнавали, не принес ли тот тип шляпу?
— Как раз иду спросить. Может, сходим вместе? Посмотрим, как там дела.
— С удовольствием, — тут же согласилась я. — Мне самой интересно — я ведь первая заметила…
— У тебя наметанный глаз, — засмеялся лысый. Он вел себя так, словно на самом деле был моим добрым дядюшкой. Прикрыл меня сверху зонтом, обнял за плечи, и мы направились к «Янтарю».
После обеда в кафе почти никого не было. Наплыв посетителей начинался после пяти. Добрый дядюшка спросил официантку о шляпе. Молодая девушка в белом фартучке озабоченно улыбнулась:
— Мне очень жаль, но никто не заходил.
— Гм, плохо, — помрачнел лысый. — Будем надеяться, до вечера еще зайдет. — Он посмотрел на орошаемое дождевыми струйками оконное стекло. — В такой дождь… неудивительно. — Тут он взглянул на меня. — Не откажешься от порции крема?
Я великодушно изъявила свое согласие, хотелось подробнее расспросить о шляпе, чтобы выяснить, отчего весь этот шум. Тем временем легкий шум издавала пока лишь кофеварка — «экспресс». Усевшись сам и усадив меня напротив, добрый дядюшка заказал две порции шоколадного крема и вздохнул.
Я воспользовалась наступившей тишиной.
— Вы уверены, что вам подменили шляпу?
— Как дважды два — четыре.
«Чрезмерная самоуверенность», — отметила я про себя.
— Интересно! — произнесла я вслух.
— Что интересно? — удивился лысый.
— Вообще… Например, как вы узнаете свою шляпу, если они были так похожи?
— Вижу, подход у тебя вполне профессиональный. Но опознать шляпу очень просто. Поскольку она была мне чуть — чуть великовата, я под кожаный отворот подложил газетную прокладку.
— А вы не помните, какая была газета?
— Хо — хо… Ты копаешь все глубже. Трудно сейчас ответить. Во всяком случае, какая — то варшавская газета — «Экспресс» или «Жиче Варшавы». Другие я не читаю.
— И больше никаких примет?
— Никаких.
— Тогда зачем вам нужна именно эта шляпа? Та, другая, сидит на вас как влитая, и в нее не нужно подкладывать газету.
— Браво! Вижу, ты не только внимательна, но и практична. Мне это нравится. Должен сказать, однако, что не могу так легко расстаться с той шляпой. Открою тебе один секрет. Я заплатил за нее сто двадцать шесть злотых…
— Разве это так много? — перебила я.
— Пока немного, сейчас она стоит ровно столько, сколько я за нее заплатил. Но завтра, в воскресенье… — тут он загадочно улыбнулся, — …она может подняться в цене до ста тысяч или выше.
— Сто тысяч, а может, и больше… — восхищенно прошептала я, забыв даже о необходимости проявлять безразличие. — Но почему?
— Сожалею, но пока не могу объяснить.
Приложив палец к губам, добрый дядюшка жестом призвал меня к молчанию.
— Вы, наверно, волшебник?
— Нет, моя дорогая. — Он развел руками. — Если хочешь знать, я всего — навсего виолончелист. И к тому же не солист, а рядовой музыкант из симфонического оркестра, в котором играю на виолончели. Ты когда — нибудь слышала о ней?
— Конечно. Это такая большая — большая скрипка.
— Ну, не совсем.
— Знаю. Ее не прижимают подбородком, а ставят на пол между ногами.
— Скажите пожалуйста! Вижу, ты хорошо разбираешься в музыкальных инструментах.
Знаю даже, что самый знаменитый в мире виолончелист — это испанец Пабло Касальс.
— Еще раз браво! — дядюшка от восторга был, казалось, на седьмом небе.
— Меня лишь удивляет, почему вы так спокойно говорите о ста тысячах? — задала я каверзный вопрос.
Виолончелист снял очки и, вынув из кармана кусочек замши, начал медленно протирать стекла.
— Моя милая, если бы ты всю жизнь играла на виолончели, то тоже не слишком бы нервничала. Этот инструмент умиротворяющее действует на нервную систему.
«Ну и философ, — подумала я, — о ста тысячах говорит так, словно речь идет всего — навсего о том, чтобы заплатить за две порции крема. Ну, дорогуша, неужто ты и впрямь скромный виолончелист симфонического оркестра?» Во мне зародилось подозрение. Виолончелист же как ни в чем не бывало занялся своей порцией крема. А я тем временем думала о ста тысячах, вернее, о том, что бы я купила себе на эти деньги. Скорее всего, настоящие американские джинсы и кольт из чистого золота. Пацаны с Саской Кемпы иссохли бы от зависти.
— Почему ты не ешь? — спросил виолончелист.
— Исчез аппетит.
— Не принимай эту пропажу близко к сердцу.
— Но ведь дело совершенно необычное.
— Зря я тебе рассказал…
— Я бы и так узнала.
— Браво! — Виолончелист снова снял очки и, подышав на стекла, начал их протирать. а я, воспользовавшись паузой, снова обратилась к нему:
— Вы абсолютно уверены, что этот тип случайно подменил вашу шляпу?
— Абсолютно. Никто не знает, что ее ценность может внезапно возрасти.