Тайна Скарлетт О’Хара
Шрифт:
Он твердо решил вернуться на родину в Чарльстон. Но не мог Рэтт Баттлер покинуть эти края, не попрощавшись со своим другом Кристианом Мортимером. Тот медленно угасал в госпитале святого Антония в Сан-Франциско.
Кристиан ничуть не удивился, когда проснувшись утром, увидел возле своей постели Рэтта Баттлера. Тот с тревогой вглядывался в осунувшееся лицо друга.
— Я рад, что ты жив, Рэтт, — бескровными губами прошептал Кристиан. — Еще бы несколько дней и ты вряд ли застал бы меня в живых. Наверное, ты решил вернуться на родину?
Рэтт
— Если тебе тяжело, то не говори.
— Посмотри, — улыбнулся Кристиан Мортимер, — не стоит ли за спинкой моей кровати удача?
— Это легко проверить, — сказал Рэтт Баттлер, доставая из кармана колоду карт.
Он сдал каждому по пять. И Кристиан прозрачными почти воскового цвета пальцами перевернул свой веер.
— Покер, — негромко сказал он. — Это последняя удача в моей жизни.
— Ты еще поправишься, Кристиан… — голос Рэтт сорвался.
— Не нужно меня обманывать, Рэтт. Я знаю, мне осталось жить считанные часы. Лучше дай закурить.
Рэтт Баттлер понял, что возражать бесполезно. Сигара затлела, и ароматный дым наполнил комнату больного, уничтожив запах лекарств. На лице Кристиана появилась улыбка.
— Рэтт, достань мою сумку. А теперь вытащи из нее бумаги.
В руках Рэтта Баттлера оказались акции серебряных рудников.
— Здесь бумаг на триста тысяч долларов. Мне некому их оставить, кроме как тебе.
— Что ты, Кристиан. Я не могу принять их.
— Это моя последняя воля, — рука Кристиана Мортимер легла на колено Рэтту Баттлеру, — и, пожалуйста, не спорь. Ведь я выиграл у тебя, и ты должен исполнить мою просьбу.
— Кристиан… — вздохнул Рэтт Баттлер.
— А теперь у меня к тебе всего лишь одна просьба. Оставь меня одного, я не хочу, чтобы ты видел, как я умираю.
Рэтт Баттлер хотел сказать, что Кристиан еще будет долго жить, но, взглянув в его глаза, понял: остались в самом деле считанные часы, а может, и минуты.
— Уходи, — сказал Кристиан Мортимер и прикрыл глаза.
— Прощай, — Рэтт вышел из комнаты.
В саду, окружавшем госпиталь, Рэтт запрокинул голову в синее глубокое небо. По нему плыли облака, гонимые ветром на восток.
«Быть может, они прольются дождем над Чарльстоном», — подумалось Рэтту Баттлеру.
Он опустился на скамейку в тени старого огромного дерева и задумался.
Из здания госпиталя вышел монах и направился к Рэтту Баттлеру.
— Ваш друг умер.
Рэтт Баттлер кивнул.
— Я знал это.
— Перед смертью он просил передать вам вот это, — и монах протянул ему дорожную сумку Кристиана Мортимера.
Рэтт раскрыл ее, там лежали два револьвера и пачка акций серебряных рудников.
Тоска одиночества охватила Рэтта Баттлера, когда он выходил за ограду монастырского кладбища. В ушах стоял грохот камней, падающих на гроб Кристиана Мортимера.
Ему некуда было спешить, некуда было идти. Рэтт почувствовал себя лишним на этой земле. Он дал ей все, что
Дикий Запад переставал быть диким. Тут постепенно воцарялись закон и порядок. Нужно было измениться самому или же покидать этот край. Рэтт Баттлер, вскочив на коня, задумался.
— Только на восток, — прошептал он самому себе. — Только там, возможно меня ждут.
Перед ним лежала бесконечная пыльная лента дороги. И куда она вела, Рэтт Баттлер не знал…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПАНСИОН ГОРОДКА ФЕЙЕМВИЛЬ
ГЛАВА 1
Скарлетт с трудом сдерживалась, чтобы не задремать под мерный стук конских копыт и редкие негромкие окрики кучера, доносившиеся через окно дилижанса. Другие пассажиры были заняты негромкими разговорами, некоторые клевали носом. Рядом со Скарлетт сидела ее мать — Эллен О’Хара, державшаяся, как и дочь, прямо и подчеркнуто невозмутимо, хотя у нее тоже слипались глаза.
Дилижанс покачивался, следуя по дороге, вымытой недавно начавшимися, но уже продолжительными, по-настоящему осенними дождями. Довольно сильный ветер относил пыль, не давая ей тревожить пассажиров.
Нет, дождь сейчас не шел, хотя небо было в облаках. «И слава Богу, — думала Скарлетт, — что нет дождя, иначе как бы я выглядела в этот день? Мне пришлось бы выдумывать что-то совершенно немыслимое, какую-то накидку, которая испортила бы мне весь праздничный наряд, и, соответственно, все праздничное настроение…»
Скарлетт О’Хара следовала с матерью на открытие очередного учебного года в пансион городка Фейетвилль. Это был второй учебный год юной Скарлетт. Она вспоминала, как год назад вот так же тряслась в дилижансе по этой дороге, только рядом с ней сидел отец, который волновался не меньше, чем сама девочка.
Скарлетт вспомнила, что мать, провожавшая ее с отцом до остановки дилижанса год назад, поминутно вытирала слезы краешком кружевного платка и едва слышно всхлипывала: Эллен О’Хара было жаль расставаться с дочерью до самой весны. Все-таки, что ни говори, когда ребенок впервые надолго покидает родительский дом, это не доставляет родителям приятных минут.
Скарлетт вспомнила, как волновалась год назад и улыбнулась: тогда ей было всего четырнадцать лет, сущая девчонка…
Она также вспомнила, как в прошлом году дилижанс задержался в пути, и они приехали в Фейетвилль позже назначенного времени. Когда они с отцом вышли из повозки и остались стоять посреди городской площади, Скарлетт впервые остро ощутила, насколько это далеко от дома и насколько жить в чужом городе тяжело и непривычно.
В родительском имении, в Таре, Скарлетт чувствовала себя к четырнадцати годам как рыба в воде; здесь же, в Фейетвилле, для нее открывался новый, неведомый и загадочный мир; его до этого времени девушка знала только по рассказам других людей.