Тайна сокровищ Заколдованного ущелья
Шрифт:
– А ну давай отсюда, вон! Но брат взревел:
– Пошли сейчас же, собачья дочь! – и опять ухватил женщину за руку, поволок за собой. Она, не переставая вопить: «Убирайся, уходи прочь», так треснула брата по уху, что он споткнулся и стал заваливаться назад, а тут еще староста поддал ему пинка, приговаривая:
– Катись, голодранец, ты еще и ругаешься, а? Пошел, пошел, убирайся!
Брат поднялся с усыпавшей землю палой листвы, оглянулся в поисках отлетевшей в сторону черной шапчонки, зажал ее в руке и под градом пинков бросился к выходу, продолжая что-то бормотать. Выскочив на улицу, он хотел плюнуть, но во рту у него пересохло.
– Даже
он позвал женщину:
– Подойди поближе!
Женщина поднялась по ступенькам эйвана и с опущенной головой приблизилась к креслу. Не глядя на нее, мужчина процедил сквозь зубы:
– Для моей новой жизни ты не подходишь. Хочешь остаться – оставайся, будешь у меня в услужении. На большее теперь не рассчитывай.
36
Крестьянин выскочил из глинобитной пристройки на эйван, стряхнул с рук грязь и сажу и протянул:
– Мне не сказали, что для нее вода нужна… Минуту спустя вслед за ним из двери показался учитель, вытер руки платком и заметил:
– Конечно, для ванны нужна вода! А водонагреватель нуждается в горючем. Холодильник работает либо на керосине, либо на электричестве. Для газовой плиты необходим газ.
Человек сплюнул косточки от мушмулы [14] и с набитым мякотью ртом пробормотал:
– А я считал, что все они – как это? – автоматические. Эти, которые продавали, меня и не предупредили.
14
Мушмула – сладкий плод, по форме напоминающий грушу.
Со всей почтительностью и мягкостью человека великодушного учитель разъяснил:
– Господину следовало все продумать заранее.
Они не спеша прохаживались – крестьянин, жующий мушмулу, сплевывающий косточки и весьма довольный собой, и учитель, всем своим видом демонстрирующий готовность распутать любое сложное дело. Учитель снова начал:
– Конечно, это все не так уж трудно. Раз вещи доставили, то и все необходимое к ним тоже доставить можно – и горючее, и воду, и электричество с газом провести. Когда есть деньги, все это можно купить. Человек вспомнил о своем могуществе, хмыкнул:
– А, деньги? Это есть. Ты давай бери мушмулу, угощайся.
Он достал из кармана пригоршню мушмулы, предложил учителю.
– Мерси, – деликатно отказался тот.
– Да ты поешь – вкусная!
Но учитель торопился высказать обуревавшие его мысли – быть может, настал его час? Ведь он так давно лелеял этот план.
– Но такое оборудование совсем не подходит к этому дому, – рубанул он сплеча. Крестьянин повернул назад, уселся в свое золоченое кресло под люстрой. Большая труба теперь стояла в углу у него за спиной. Прямо перед ним оказался учитель, продолжавший свою речь: – Когда приобретают новое оборудование, все вокруг, вся обстановка тоже меняется, переходит в иное качество, не может не измениться. Возьмем, к примеру, баню. От брызг душа, от сильной струи, наполняющей ванну, глинобитные стены совсем отсыреют, вспучатся. Надо прокладывать водопровод, канализацию, подводить воду – много воды.
Крестьянин возбужденно прервал его, позабыв про косточки от мушмулы, которые лезли ему в глотку:
– Кафелем надо облицевать? – Он так загорелся, словно настал
– И кафель понадобится.
– От пола до потолка, да? – весь сиял крестьянин. Учитель, не раздумывая, только бы закрепить сказанное, согласился:
– Да, от пола до потолка.
– Очень хорошо, пускай. Я когда в Тегеране был, по телевизору про это говорили.
Он расслабился, довольный, но через минуту опять нахмурился:
– По правде сказать, телевизор тоже не работает…
– Дайте срок, не пожалейте денег – все заработает! – уверенно объявил учитель.
Крестьянин снова сплюнул косточки от мушмулы, подобрался, сел поплотнее в кресло.
– За деньгами дело не станет.
37
Утренние лучи осеннего солнца озаряли стволы тополей и чинар, но в небе над горами висели темные тучи, готовые вот-вот опуститься на деревню. Тучи эти означали приближение дождя, но пока еще он не разразился. Время от времени раздавался раскатистый гул, заполнявший собой всю долину, – то ли гром, то ли камень ударился о скалистые отроги ущелья. В саду копали ямы, и лезвия лопат звенели и скрежетали, натыкаясь на булыжники.
Копали двое – шурин и его приятель Сейид. Для Сейида это была привычная крестьянская работа, шурин же со злобой глубоко втыкал лопату, яростно выкидывал землю из ямы, силясь удержать рвущиеся с языка слова. Но терпение его уже иссякло, и он внезапно сказал:
– Жульничество это! Клянусь Аллахом, кровью Хосейна клянусь, святыми предками – это жульничество. Надо этому конец положить.
– Уж ты, брат, скажешь! – возразил Сейид. – Ничего же не случилось, что ты брюзжишь-то все время?
– Ну давай, скажи еще разок, что ничего не случилось! Да что хуже этого может случиться? – И шурин вонзил лопату глубоко в грунт.
Сейид язвительно проговорил:
– Сестра твоя вернулась в дом мужа – чем плохо? Муж сестры разбогател – в этом что плохого?
– А я не желаю, чтобы богател, – отвечал шурин, выкидывая очередную лопату глины.
– Это тебя зависть гложет, – заключил Сейид. Шурин подцепил лопатой новую порцию земли.
– Чему завидовать? Да он все, что у него есть, по ветру пустит. – Тут он высыпал содержимое лопаты и продолжал: – Ишь, мерзавец, этим своим золотым креслом, – он яростным пинком вогнал лопату в глину, – да хрустальной люстрой… – Напрягаясь, вывернул большой ком и опять заговорил: – Этими дьявольскими железными ящиками всем голову задурил. Околдовал всех… – Он опорожнил еще одну лопату и перешел подальше – закладывать яму там. – Всех, от невинной девушки до старосты, – лопата опять вонзилась в глину, – до моллы этого. – Он крякнул и с силой надавил на лопату. – А теперь и на гору нашу покусился – расчищает холм, рушит его, чтобы там дом построить.
Он хотел рукой показать, какой именно холм, но тут взгляд его упал на дальнюю тропку, которая вилась по пригорку вдоль глинобитной стены, по тропинке шел учитель.
– Вот и Зейнальпур туда же, – проворчал шурин. – Тоже, бывало, распинался: то да ce, а нынче готов на все наплевать и забыть. Тьфу, что за времена!
Он плюнул и так пнул ногой лопату, словно хотел избавиться от нее. Преисполненный негодования, он еще потоптался с лопатой вокруг ямы, но в конце концов заявил:
– Тебе, может, нравится ямы копать да деревья сажать, а они, – тут его язвительный голос сорвался на яростный крик, – они корни выдерут, стволы распилят!…