Тайна старого фонтана
Шрифт:
— Темные волосы, вот и все, — успокаивает ее Адалина.
— Но и рост, и фигура, все, абсолютно все.
— Ничего подобного, — спорит горничная, не желая потакать ее слабости.
Вивьен замечает это и принимает за доказательство своей правоты.
— Как ты можешь это отрицать?
— Легко. Вблизи она совсем другая.
— Я будто увидела ее снова.
«Ее» прозвучало так, будто Вивьен выплюнула яд. Минули годы — годы! — но яд оставался внутри. От любого упоминания о ней появлялось ужасное, но такое знакомое
— В таком случае вам стоит встретиться с девушкой, — говорит Адалина, — я это организую.
— Я не смогу позволить ей жить здесь, если ты ошибаешься. — Вивьен дрожит, но голос ее тверд.
Возьми себя в руки, — думает она, понимая, что сходство невозможно, что это игра ее воображения, но химеры видятся ей везде: в окнах, в воде, в тенях и отражениях, и она не собирается пускать их в свой дом. Хватит с нее пугающего ночного шума, скрипучих половиц, хлопающих дверей, завывания ветра, похожего на женский крик…
— Вам нужно поесть. — Адалина ставит поднос и достает таблетки.
Неожиданно Вивьен хватает ее за руку, застигнув горничную врасплох.
— Это же не она, правда? — спрашивает она странным чужим голосом.
— Конечно нет, синьора.
— Этого не может быть.
— Вы абсолютно правы.
— Она не стала бы возвращаться по мою душу, да?
Адалине становится не по себе.
— Нет, — ее голос резок.
— Она бы не посмела.
— Нет, не посмела бы.
Вивьен разжимает руку, а Адалина наливает воду в стакан, как будто ничего не произошло. Иногда горничная задерживается, чтобы помочь с ужином. Но не сегодня. Сегодня она поспешила уйти.
Глава седьмая
Вивьен, Лос-Анджелес, 1976 год
В последующие годы Вивьен Локхарт не раз вспомнит ту ночь, с которой начался ее путь. Через четыре года после побега из дома, скитаний без гроша в кармане судьба наконец ей улыбнулась и дала шанс на счастливое будущее.
В обитой бархатом гримерке салона «Лалик» Вивьен поправила макияж и откинулась в кресле, чтобы оценить свое отражение.
Эффектно подведенные огромные голубые глаза, полные малиновые губы, блестящие светлые волосы, убранные под великолепный алый тюрбан, украшенный рубинами. Каждый раз, глядя на себя, она поражалась: не могла понять, девушку она видит в зеркале или женщину. Блеск камней над головой и вырез ее роскошного халата, наподобие того, что Фарра Фосетт надевала как-то на бродвейскую премьеру, делали ее загадочной и властной. В «Лалик» она не была Вивьен. Она была Клеопатрой.
— Ты готова, милая? — произнесла одна из девушек, вплывая в гримерку и распространяя вокруг аромат «Шанель». — У нас сегодня новенький, он неотразим.
Вивьен встала; от мысли, что новый клиент достанется ей, горло сжал страх. Не имеет значения, хорош ли он собой, она все равно будет в его полной власти.
— Да, — ответила она, глядя, как девушка взяла свою сумку и присоединилась к остальным, хихикающим у дверей.
Вивьен представляла себе женскую дружбу так: катание на роликах, карамельный
Вивьен перевела дух и раздвинула кулисы. Ее обдало жаром тел, запахом алкоголя, зажженных толстых сигар… и денег. Все взгляды устремились к ней, когда она, гибкая как пантера, прошла по комнате.
«Лалик» не был какой-то там дискотекой. Другие заведения города пытались создать некую атмосферу легкости, здешнюю же можно было назвать сладкой, тяжелой, обжигающей горло, как коньяк, который подавали в тяжелых хрустальных бокалах в баре. Роскошный, эротичный, утопающий в дыму, закрытый для посторонних, салон воплощал собой декаданс. Посетители занимали обитые кожей кабины, кто-то в одиночку, кто-то компанией. Вивьен вдыхала запах долларовых купюр, приносимых сюда, и каждый вечер мечтала, что деньги станут для нее кораблем, который унесет ее за океан в жизнь, к которой она стремилась. А пока что мужчины уводили ее за кулисы, но ее сердце и душа были так же недоступны им, как и ее отцу. Выбора не было. Назад она никогда не вернулась бы.
— Эй, детка…
— Хорошо выглядишь, сладкая…
— Не хочешь присесть со мной на минутку?
В душном зале раздавались комплименты. Собрав волю в кулак и улыбаясь, Вивьен разливала коньяк, шампанское и абсент, чертила ровные полоски кокаина на прозрачном стекле и всю ночь развлекала компанию японских бизнесменов. Она быстро определила главного, который будет платить по счету, и принялась расхваливать его костюм, галстук и дорогой парфюм. Напиваясь, они давали волю рукам. Вивьен вспомнила, как впервые клиент коснулся ее ноги: он сжимал горячими сухими пальцами сначала колено, потом бедро, поднимаясь все выше. Она похолодела, но здесь это было в порядке вещей, и это и была ее жизнь.
— Здесь есть место, где мы можем уединиться? — спросил главный, его глаза были красными и влажными. Вивьен знала: до отключки ему оставалось минут двадцать.
Когда она, наивная и полная надежд, впервые пришла в «Лалик», ей предложили работу хостес — встречать гостей, разливать напитки, стоять у бара, покуривать невозможно длинную сигарету с серебряным фильтром под песни Дэвида Боуи — во всяком случае, так описывал все Мики, владелец заведения. Сначала ей даже нравилось быть Клеопатрой, вдыхать парфюмы, наряжаться, складывать чаевые в роскошную атласную сумочку в конце вечера — это помогало забыть детство в Клермонте.
Но постепенно ее рабочие обязанности менялись. Случайное прикосновение, излишне горячий взгляд, и вот ей уже недостаточно смеяться их шуткам и позволить сжимать свою руку. «Ты должна делать то, что он тебя требуется», — говорил Мики, и это было больше похоже на должностную инструкцию, чем на дружеский совет. Каждый раз, когда клиент уводил ее, она старалась забыть о страхе и делала то, что должна. Об остальном она не думала.
— Конечно, — сказала Вивьен, — быть может, хотите еще немного выпить?