Тайна старого кафе
Шрифт:
Решив действовать, Даша вошла в гостеприимно распахнутые ворота, но что делать дальше — не знала.
Посетители — в основном женщины — кланялись и крестились, а потом торопились к величественному зданию, чтобы поклониться еще раз, теперь уже висящей над дверями иконой. Даша неумело повторила их действия и робко вошла внутрь.
В воздухе пахло разогретым воском и чем-то сладким. Огоньки свечей мерцали на золоченых окладах, а со стен взирали строгие лики и огромными глазами.
Почему-то Даше показалось, что они плачут. И женщина
Людей было немного. Они отрешенно стояли в сторонке и что-то шептали, истово крестясь. Кто-то бил земные поклоны, кто-то расставлял свечи на специальных подставки, напоминающие блюдо на высокой ножке.
Возле ступеньки у дальней стены священник разговаривал с пожилым мужчиной. Даша узнала его по черной рясе и осторожно, чтобы никому не помешать, стала пробираться поближе.
От страха ноги едва двигались, но за спиной вырастали крылья. Казалось, в этом месте не может произойти ничего страшного. Хотелось заплакать и рассказать печальным ликам даже самое сокровенное. И попросить, чтобы мама поправилась, чтобы нашлась тетя, чтобы все было как прежде.
Они услышат, должны услышать! И помочь. Бабушка ведь не просто так говорила о всемогуществе Бога!
До священника оставалось несколько шагов. У Даши словно крылья за спиной выросли, но когда она уже хотела извиниться, чтобы обратить на себя внимание, кто-то жестко схватил ее за руку, разворачивая в сторону:
— Ишь, вырядилась! Ты в дом к Богу пришла, а не на танцульки!
Перед девушкой стояла благообразная старушка в длинной юбке и белом платочке. С таких пишут портреты добрых бабушек, балующих внучат. Только вот у этой глаза были очень злые. Как два буравчика. Совсем непохожие на те, что взирали с церковных стен.
— Простите, — пробормотала Даша. — Я…
— Тьфу, креста на тебе нет! — сухой палец больно ткнул в ворот платья, прямо в крохотный кулончик. — Побрякушек понавешала, космы распустила, и явилась. Срамота!
Очарование храма рассеялось. Теперь здесь казалось темно и душно.
Вывернув руку из цепкого захвата, девушка кинулась к дверям, не заметив, что нахмурившийся священник уже направляется в их сторону.
— Что вы ей сказали? — строго поинтересовался у старушки.
— Да правду, батюшка, правду. Вырядилась непотребно, и явилась в Божью хоромину, народ смущать.
Взгляд священника сделался печальным, совсем как на иконах.
— Что же вы натворили? — спросил тихо и грустно. — Девушка же не просто так пришла, а когда человек приходит к Господу за помощью, без разницы, что на нем надето, монашеские ризы, или наряд блудницы, ибо не по одеянию судит Верховный Судия. Он зрит в сердце. А вы, — тяжелый вздох отразился от стен, заставив прислушиваться остальных прихожан, — вы лишили ребенка помощи. И, что еще страшнее, отвратили от Храма. Кто знает, сумеет ли теперь несчастная душа найти путь к Богу, или сгинет в вечной мраке. Если это случиться…
— Так что же теперь делать? — заискивающе спросила старуха.
— Молиться. Я налагаю на вас пожизненный урок: дважды в день молить Господа и Богородицу, чтобы они помогли этой девушке, чтобы не позволили оступиться. И я сам буду просить о том же, ибо допустил такое.
Прихожане молчали, пораженные словами настоятеля, а он, широко перекрестившись, пошел готовиться к вечерней службе, коря себя за невнимательность.
Всего этого Даша не знала. Она плакала, спрятавшись в парковой беседке. Выщербленные колонны и провалившаяся крыша как нельзя лучше отвечали ее настроению.
Не думая, она позвонила Ане:
— Можешь договориться о встрече с этим дедушкой?
— Даш, — смущенно прозвучало в ответ, — там такие расценки!
— Без разницы. Деньги я достану. Главное — попасть на прием.
Договорив, Даша огляделась.
В эту часть парка не решались заходить не только подростки, но и пьянчужки. Да что там, сюда не заглядывали даже собаковладельцы, выискивающие укромные уголки, чтобы спустить побегать питомцев. Вроде бы ничего страшного тут не происходило: не собирались наркоманы, не бродили одичавшие собаки, бомжей тоже не было.
Была заросшая тропинка и почти развалившаяся беседка, окруженная кустами белой сирени, жасмина и желтого шиповника. Они цвели с ранней весны до поздней осени, но даже самые отчаянные парни не решались сорвать для любимой девушки хоть веточку. Примета была железная: обязательно расстанутся.
Почему так, никто не знал, но беседку на всякий случай обходили стороной.
Она давно должна была развалиться, еще лет тридцать назад. Но колонны, хоть и покрывались каждый год новыми трещинами, не желали падать. Из свода вываливались кирпичи, ходили слухи, что один упал кому-то на голову, но подтверждений этому не было.
И все-таки это место пустовало не из-за опасной крыши.
Приходящим сюда казалось, что спину буравит тяжелый, злой взгляд.
Иногда в кустах мелькала чья-то тень, но ветки оставались неподвижными, а лепестки цветов и не думали опадать. Казалось, даже ветер не рискует сунуться в это место.
Но Даше здесь было уютно. Шиповник сладко пах медом, умиротворяюще гудели пчелы. Захотелось лечь прямо тут, на облезшую каменную лавочку, и заснуть, забыв обо всех бедах.
Но нельзя!
Даша заставила себя встать на ноги. Красота этого места очаровывала, она словно сошла со старинных, раскрашенных вручную гравюр. Но девушке было все равно: она торопилась: дома ждал папа. Он и так волнуется, а ели задержаться, с ума сойдет.
По мере того как беседка отдалялась и аромат цветов слабел, сонливость проходила. К подъезду Даша подошла, полной сил. Только слегка ломило висок. Подумав, что это от переутомления, девушка решила лечь спать пораньше.
Не получилось: папа сидел на кухне и курил.