Тайна стонущей пещеры (с илл.)
Шрифт:
Сиротка деловито сосала соску, смотрела на ребят крупными, удивительно красивыми глазами и, как бы прислушиваясь к разговору, шевелила большими стоячими ушами. Иногда косуля переставала сосать, грациозно, как балерина, переступала ножками, поворачивала голову, осматривая ребят. Мелкая атласная шерстка на ее длинной шее отливала золотом.
Откуда-то из-под ног у ребят вывернулся Тузик. Ребята испугались, что он укусит косулю или напугает ее лаем. Но Сиротка доверчиво потянулась к собачонке мордочкой, принюхиваясь, потом вновь принялась за молоко. Тузик, шевеля
Ребята дотрагивались до ушей Сиротки, гладили вздрагивающую спинку. Сиротка не убегала.
Пока ребята были заняты косуленком, Шумейкин незаметно прошел вдоль ограды к саду и, оглядевшись, перелез через невысокий забор. Черешня низко опустила пышные ветви, отяжеленные крупными, сочными, еще не совсем выспевшими плодами. Олег встал на камень и стал поспешно обрывать черешни. Пряча ягоды за пазуху и в карманы, он прислушивался и поминутно косился в ту сторону, откуда доносился гомон ребят.
— Ну как живете, тетя Глаша? — спросила учительница лесничиху, которая, оставив ребят с Сироткой, вернулась к дому.
— Скучно. Как дочка уехала в город, пусто стало в доме. На той неделе были лесорубы из «Большевика», заходили охотники — вот и все. Егор Егорыч день-деньской на ногах, делом своим занят в лесу, так что, сами посудите, не с кем словом перекинуться.
Она минуту помолчала.
— Я уже и привыкла здесь за семнадцать лет, а вот как дочка уехала, тяжело стало. Приемник у нас, все новости слышу, и музыка есть, а по людям скучаю, особенно вот по таким, — кивнула она головой на ребят, все еще толпившихся возле Сиротки.
Через два часа отряд снова двинулся в путь.
Тетя Глаша далеко проводила ребят. Одному поправляла мешок, другому советовала, как надо ходить в горах, и все говорила, говорила. Потом простилась и пошла к сторожке, то и дело оглядываясь на шумную компанию.
Лес становился все гуще. Тропа исчезла, и отряд пошел без дороги. Теперь по обеим сторонам поднимались высоченные буковые деревья. Их кроны были так густы, что внизу было полутемно и прохладно. Лишь кое-где сквозь зеленую толщу пробивались, словно пучки света от карманных фонариков, тонкие солнечные лучи. Вверху слабо шумели листья, а на земле было совсем тихо.
Идти становилось все труднее. Под ногами пружинил толстый слой лежалой листвы, от нее тянуло сыростью и прелью. То и дело попадались целые залежи сушняка; их приходилось обходить стороной. Иногда сучья под неосторожной ногой ломались с громким, похожим на выстрел, треском.
Ребятам казалось, что здесь никогда не ходили люди. Вековой дикий лес пугал своей тишиной. Но впереди спокойно и уверенно шла Вера Алексеевна, обходя буреломы, выбирая более легкий путь.
Местами между деревьев вздымались серые известняки, изрезанные глубокими, косыми трещинами. Кое-где камни громоздились огромными кучами. Голые, покрытые лишь редкими клочьями черного мха, они напоминали окаменевших животных.
Подъем становился все круче. Теперь остановки приходилось делать через каждые пятьсот-шестьсот метров.
На одном из привалов ребята попросили Веру Алексеевну рассказать о том, как попали в лес камни.
— Это, ребята, сложный геологический процесс, — сказала Вера Алексеевна, и лицо ее сразу оживилось, как всегда, когда ей случалось рассказывать о природе. Глаза заблестели, на смуглых щеках появился румянец.
Из рассказа учительницы ребята узнали, что Крым когда-то был морским дном, а Крымские горы за миллионы лет выросли под водой из раковин моллюсков и оседавшей извести.
— А в этих горах нет никаких полезных ископаемых? — спросила Оля Пахомова.
— Почему же? Тут есть мрамор, исландский шпат, много хорошего строительного материала: инкерманский камень, ракушечник, глина, пески… Известняк, например, применяется для плавки чугуна.
— А руды нет?
— Железная руда добывается на Керченском полуострове, а здесь, в горах, таких руд вы не найдете.
Оля вздохнула и посмотрела на Ваню и Галю разочарованно, как бы говоря: «А мы мечтали…»
Сбитнев перехватил ее взгляд и улыбнулся, но и самому Вите стало вдруг грустно.
…Вскоре лес стал редеть. Отряд вышел на тропу. Она огибала дикие нагромождения сероватых камней, кустарник, росший отдельными гнездами. Тут и там ребята видели глубокие овраги с крутыми берегами, заросшими ползучими растениями и редкими дубами.
Отряд спустился вниз и продолжал свой путь по дну одного из таких оврагов. Вымытое дождями каменное дно было твердое, и идти здесь было легко. Через несколько минут овраг кончился. Вышли на небольшую зеленую поляну и сразу свернули в узкую щель, прорезавшую массив горы.
Помогая друг другу спускаться с камня на камень, добрались до ручья на дне щели и пошли вдоль него. Слева и справа в нескольких метрах друг от друга уходили высоко вверх неровные стены расщелины. Чем выше, тем просвет между ними становился уже. И где-то там, высоко-высоко, голубела полоска неба.
Отряд остановился.
Ребята, запрокинув головы, с восхищением осматривали нависшие над ними громады скал. Кое-кого даже пугала эта страшная глубина.
«А что если стены сомкнутся?» — мелькнуло не у одного в голове. Казалось, это ловушка и хотелось бежать отсюда скорее, пока она не захлопнулась. Ребята даже переговаривались шепотом.
Сбитнев, вскарабкавшись на большой камень, возбужденно осматривал стены расщелины и, наконец, увидел вверху темное отверстие пещеры.
— Эх, вот бы забраться туда! — прошептал он.
Оля Пахомова, словно разделяя чувства Сбитнева, вдруг задорно крикнула:
— Э-э-э-гей!
Узкий каменный коридор тотчас же откликнулся звонким многократным эхом. Тузик тявкнул на этот чужой голос, и эхо повторило его лай.
Тузик загавкал громко и яростно.
— Тю, дурной, на себя лаешь, — прикрикнул Коркин на собачонку. Ребята рассмеялись. Сразу пропали робость и оцепенение. Каждый нашел себе дело. Коркин раскрыл фотоаппарат, группа ребят вместе с учительницей осматривала известняковые стены гигантской расщелины.