Тайна Тихого океана
Шрифт:
Не мог же он объяснять, что самому крутому из «чертовой дюжины» обитателей сверхсекретного объекта, бойцу мощностью десять мегатонн, который по заданию Родины за последние три года пару раз спас мир от порабощения [5] , – что ему начхать и на генерала, и на построение. И что дрыхнет в данный момент старший прапорщик Хутчиш у себя в апартаментах номер тринадцать.
– Ладно, Зыкин, – наконец позволил себе подобие улыбки генерал. – Встать в строй.
– Есть! – исполнил команду дневальный.
5
О
Из вертолета выпрыгнули пять фигур в ярко-белых даже на фоне снега куртках с отороченными мехом, надвинутыми на лица капюшонами, и засуетились вокруг ящиков, успевших, благодаря снегу, из черных превратиться в серые: растянули и подключили какие-то провода, расчехлили какие-то футляры, слаженно и, главное, абсолютно молча, расставили какие-то блестящие стойки… Зам по тылу махнул рукой пилоту, и оглушительный грохот пропеллера перерос в надсадный вой. Вертолет отлепился от тверди, в облаке снега поднялся в воздух, качнул на прощание балочными подвесками с ракетами и взял курс обратно на Москву.
Стих вдали рев двигателей, унялась снежная круговерть; над Муринскими болотами вновь воцарились тишина и зимнее умиротворение. Вертикально падали крупнокалиберные снежинки, касались черных зеркал воды в тринадцати прорубях и таяли, не рождая кругов.
Генерал снял папаху, двумя хлопками ладони отряхнул ее от снега и вновь водрузил на голову. Пошел вдоль строя. В тиши после рева двигателя снег очень громко скрипел под его парадными ботинками.
Весьма не понравилось Евахнову, что старшина Кучин небрит. И уже готово было сорваться с языка Евахнова «Два наряда вне очереди», но вспомнил товарищ генерал о цели визита и решил на этот раз парня простить.
– Товарищи бойцы! – Он остановился и закачался с пятки на носок перед строем. Хрусть-хрусть, хрусть-хрусть. – От имени командования Вооруженных сил России поздравляю вас с Днем Рождества!
– Ура!!! – коротко рявкнула дюжина глоток – так, словно рявкала сотня, а то и тысяча бойцов.
– Однако не стоит забывать, товарищи воины, что международная обстановка… Доровских, я к кому обращаюсь?.. Продолжает оставаться крайне напряженной…
Генерал запнулся, шагнул к мичману Мильяну, крайнему слева, и похлопал того по груди. Вроде как поощрительный жест. Но на самом деле генералу просто показалось, что под шинелью у мичмана припрятана бутылка. Действительно – просто показалось.
– Не стоит забывать, что наше государство и с суши, и с моря окружают государства, которые не могут простить нам…
Тут генерал заметил, что рядовой Шикин его совершенно не слушает, что пялится рядовой куда-то за спину генерала и что лицо рядового вытягивается, вытягивается, вытягивается… Бац – и челюсть отвисла.
– Ладно, – снисходительно махнул рукой Евахнов. – Отставить лекцию о международном положении. Согласно приказа («Приказу», – дружно, но мысленно поправили мегатонники командира) верховного командования сегодняшний день объявляется праздничным. И в ознаменование праздника на территории вверенного мне объекта У-18-Б решено провести торжественный вечер. Вольно! Разойдись! Веселитесь, бес с вами.
И генерал повернулся лицом к пятерым фигурам, среди которых суетился и мешал полковник Авакумский.
А там, а там…
Одна из фигур, закончив подключать аппаратуру, устало откинула с лица капюшон, встряхнула головой – и по плечам рассыпалась грива иссиня-черных волос. Фигура оказалась девушкой. Девушкой? Девушкой! Одна, две, три, четыре, пять, расчет окончен – все девушки! И какие! Не красивые, нет – сногсшибательно красивые. Без всяких сомнений, хотя глаза у всех подруг были завязаны траурными ленточками – из соображений секретности. Пятеро высоких, стройных, большеротых, большезубых, наверное, большеглазых, смуглых жгучих брюнеток снизошли на территорию сверхсекретного военного объекта. Эдакие необъезженные кобылицы. В шеренге мегатонников кто-то гулко сглотнул.
– Отделение, разойдись! – Дневальный продублировал приказ вместо опешившего командира отделения сержанта Кудлатого, и только тогда столбняк отпустил тела бойцов. Бойцы нерешительно сломали строй, не отрывая взглядов от нежданных гостей.
Полковник Авакумский продолжал что-то строго втирать гостьям, но гостьи его не слушали. Наконец полковник раздраженно покачал головой и, оскальзываясь на льду, подбежал к Евахнову.
– Товарищ генерал, разрешите доложить! – Щеки его пылали багрянцем – то ли от морозца, то ли от служебного рвения. Опускающиеся на них снежинки испарялись, не коснувшись. – Участники праздничного концерта к выступлению готовы! Разрешите начинать?
– Начинайте. И, товарищ Авакумский, про посылки не забудьте.
– Есть не забыть про посылки! – Этот выдох принес гибель еще одному дивизиону снежинок.
Четко повернувшись через левое плечо и едва не упав на льду, полковник бегом вернулся к гостьям. Три девушки наощупь, с томной грацией надели на плечи расчехленные гитары, как невесты надевают подвенечный наряд, выстроились полукругом перед микрофонами. Четвертая встала за клавиши фоно в позе Ярославны, собирающейся оплакать князя. Пятая села за ударники, держа палочки, как кокотка сигарету. Приготовились. А какие широкие глаза были у одичавших на болоте воинов! Пропасти бездонные, а не глаза.
Стылый воздух вдруг прорезал кошачий визг зашкалившего микрофона, что-то противно затрещало, потом раздался стократно усиленный черными динамиками голос зам по тылу Авакумского – гулкий, как из цистерны:
– Начинаем праздничный концерт, посвященный Дню Рождества! Выступает вокально-инструментальная группа «Арабес…», тьфу, «Амазонки», город Рио-де-Жанейро, Бразилия. – Полковник громко зашуршал бумажкой-подсказкой. – «Шизгара», слова Робби ван… ван… ван Ле-у-вена, музыка народная. Песня исполняется на английском языке!
С лап охраяняемой «пасхальными» истуканами елки сошла миниатюрная лавина. Любопытная белка высунула мордочку из дупла возле сокрытого от генерала компьютера, повела носом и шмыгнула обратно.
А юркий полковник уже торопился обратно – с двумя фанерными ящиками под мышками.
– Чего встали, бойцы? Не тушуйтесь. Праздник сегодня. Можно расслабиться. – Отец-командир Евахнов огляделся. М-да. Ни камбуза, ни солдатской столовой. Как-то неуютно посреди поля Рождество справлять. Взор его наткнулся на ледяных исполинов.