Тайна улицы Дезир
Шрифт:
– Ваш муж сказал мне, что сын работает с вами.
– К сожалению, моего сына учеба не вдохновляет. Одно время он работал с Родольфом в «Звездной панораме», а сейчас помогает мне в книжном магазине. На самом деле Патрик проводит много времени за своим компьютером. Квартира находится над «Огурцом в маске». Это практично. Может быть, даже слишком.
Рене Кантор пристально посмотрела на Лолу, ожидая реакции. А та флегматично размышляла: как любопытно смотреть на людей определенного возраста, все еще ждущих одобрения со стороны
18
Квартира была выдержана в богемном стиле: слишком много ковров, растения в горшках, букеты из засушенных цветов, обилие разномастной мебели, в прошлом, должно быть, попутешествовавшей по лавкам старьевщиков, и даже легкий запах пачулей. Лола не нюхала ничего подобного уже по меньшей мере тридцать лет. Среди оригинальных рисунков, украшавших стены, была одна из работ Ринко Ямады-Дюшан. Она остановилась, чтобы рассмотреть ее. Лицеистка в форме позировала в фотостудии. Это был исток «Отаку», что-то вроде вечного начала. У врат Ада.
– А вот и та, что собирается продать свой образ дьяволу.
– Ей-богу, можно подумать, что вы досконально изучили вопрос! Может быть, и правда то, что о вас говорят.
– А что обо мне говорят?
– Что вы не такой полицейский, как другие.
– Правильно. Я больше не полицейский.
– Вы ведь друг Максима, да?
– Верно.
– И вы занимаетесь всем этим ради него?
– Тоже верно.
– Вами движут дружеские чувства. Мной тоже. В общем, наши намерения чисты, но мы находимся по разные стороны баррикад.
– Разумеется.
– Не обижайтесь, если я вела себя суховато. Это не в моем стиле. Однако то, что вы мне рассказали, потрясло меня до глубины души.
– Я не хотела расстроить вас. Простите.
– Послушайте… Прежде чем идти к Патрику и вспоминать о смерти этой бедной девушки, мне нужно чего-нибудь покурить.
Лола прошла вслед за ней в кухню. Этажерку украшал набор голубых баночек для сыпучих продуктов; но в них были только мука и сахар. Рене Кантор ловко свернула сигарету совершенной конической формы и предложила ее Лоле.
– Без меня, спасибо.
– Да?
– Но я бы не отказалась от бутылочки красного вина.
– Давай перейдем на «ты», если не возражаешь. Кот-дю-рон или мадиран?
– Начнем с мадирана.
Лола потягивала вино, предоставив Рене Кантор ее галлюцинациям.
– Ты заметила? В «Отаку» лицеистки маленькие.
– Да нет.
– Ринко предчувствовала, что должно было случиться, правда, Лола?
– Как это?
– Это Максим и Хадиджа через много лет. То есть сейчас. Она такая юная. А ему уже сорок лет.
– Но Хадиджа уже не лицеистка.
– Совсем недавно она еще ходила в лицей, совсем как Патрик. Совсем как Ванесса и Хлоя.
– Они ходили
– Да, в лицей «Бомарше» на улице Лафайет. Ты знаешь, Лола… мне бы очень хотелось обладать даром путешествовать во времени. Вперед, назад, вперед, назад. Так мы с Ринко когда-нибудь встретились бы. Но у меня нет никакого дара.
– Нет, нет…
– Ринко была великой женщиной.
Лола не мешала Рене Кантор кайфовать. Она налила себе еще мадирана и встала, чтобы пошарить в шкафах в поисках закуски. Ей попались оливки, и она выложила их в чашку. Женщины клевали их, как птички, а потом продавщица книг снова заговорила о своем единственном сыне Патрике.
– Может быть, полное отсутствие у него амбиций - моя вина. Мы с Родольфом не особенно следили за его успеваемостью в школе. Но со всеми этими «может быть» и «если бы» в конце концов отправляешься в далекое-далекое-далекое-далекое путешествие.
– Такое далекое?
– Сейчас Патрик проводит жизнь перед своим компьютером. Он уже даже не разрешает мне наводить порядок в его комнате. Это его вотчина. Время от времени он делает вид, что хочет стать вебмастером или я уж не знаю, кем еще. Его поколение ведет виртуальную жизнь. Может быть, наше поколение было склонно к крайностям, но мы по крайней мере жили, правда, Лола?
– Понятия не имею, я старше тебя.
– В семидесятые годы все было по-другому. Все хотели предаваться радостям, наслаждаться жизнью, идти навстречу другим и себе. Я права, Лола?
– У меня остались лишь смутные воспоминания о психоделической эре.
– Сейчас нам рассказывают о запрете порнографии на телевидении, о запрете курения, о СПИДе здесь, религиозном экстремизме там, об эскалации насилия, об индивидуализме, о нетерпимости и о смерти политики. Нынешнее время пропитано нервозностью, но жить все равно скучно.
Лола терпеливо слушала, как она предавалась ностальгии по сигаретам с наркотиками и по трехмерному оргазму. Мадиран был неплохой, но у Лолы оставалось мало времени.
– Так мы пойдем к Патрику?
– Ах да! Извини меня, Лола. Мне нужно было выговориться. Знаешь, Родольф - просто фанатик своего дела. Когда он не в кинотеатре, то принимает участие в конференциях, коллоквиумах, семинарах по мастерам ужасов. Однако жить с увлекающимся человеком вовсе не так увлекательно. Понимаешь, что я хочу сказать?
– Да, мой бывший муж - тоже увлекающийся человек. Однако предмет его увлечений неоригинален: женщины.
– Но это вполне понятно. Как можно всю жизнь спать с одним и тем же человеком? Я, конечно, не имею в виду конкретно тебя.
– Ты можешь иметь в виду, кого хочешь, я не обидчива.
– Но, Лола, что можно думать о мужчине, которого интересуют только ужасы? Ужасов вполне достаточно и вокруг нас. И потенциал развития этих ужасов огромен - будущее предстает в черном цвете. Зачем же еще что-то добавлять к уже существующему?