Тайна Урулгана
Шрифт:
– Ничего, – сказал Колоколов, когда они подошли к костру. – У нас еще все будет, правда?
– Мне приятно, что вы отнеслись к этому как джентльмен, – сказала Вероника. – Иной мужчина на вашем месте постарался бы меня возненавидеть.
– Все-таки разница в воспитании, – ответил на это Колоколов. – Русская баба комаров бы перетерпела.
– Я тоже надеюсь, что мы с вами останемся друзьями, – ответила Вероника.
В проходе между каютами Колоколов знаком велел Веронике ждать, заглянул к себе, взял со столика у койки тунгусскую смесь от комаров. Вонючую, но полезную.
– Вы так добры, – прошептала в ответ Вероника. – Но если вы надеетесь, что я, употребив это средство, вернусь на берег, вы ошибаетесь.
– Спокойной ночи, – сказал Колоколов. Ниночка не спала.
– Моя ночная прогулка чуть не кончилась трагически, – сообщила Вероника, быстро сбрасывая с себя одежду и протягивая пузырек Ниночке. – Моя милая, – попросила она, – будьте любезны, потрите меня этой мазью. Иначе я погибну от зуда.
Ниночка послушно начала растирать тело Вероники.
– Я слишком далеко зашла, не заметила, – сказала Вероника. – Но потом мне показалось, что кто-то за мной следит. И я побежала обратно.
– Вы падали и ушиблись, – сказала Ниночка.
– Почему вы решили?
– Ваша спина вся в царапинах.
– Да, я упала, – быстро согласилась Вероника.
С утра матросы под руководством совершенно трезвого и мрачного шкипера прилаживали новые лопасти к поломанному колесу. Механик пробовал машину – не сдвинулся ли с места от удара котел. Тучи неслись над самой водой, сизые, вот-вот пойдет дождь. Колоколов велел грузить так и не просушенные товары обратно на баржу. У Вероники болела голова и начался насморк. С ней в каюте была Пегги. Вероника держала ноги в тазу с горячей водой.
– Господин Робертсон не верит, что вы гуляли по берегу одна, – сказала Пегги хозяйке.
– Если бы не отец, я бы повернула обратно, – сказала мисс Смит.
Пегги губкой мыла госпоже ноги. От комариных укусов остались красные пятна.
Мистер Робертсон помогал матросам ставить лопасти, у него были умелые руки. На Колоколова поглядывал странно. А вдруг она ему все рассказала? Оробел Колоколов. У него и пистолет может быть. Все же невеста. Колоколов поглядел, где Ахметка. Ахметка был неподалеку. Он стоял у воды, приложив ладонь ребром к глазам, смотрел вдаль.
– Ты чего там увидел? – спросил Колоколов.
У Ахметки глаза, как у коршуна, – за две версты муху видят.
– Лодка плывет снизу, – сказал Ахмет.
Скоро лодку стало видно всем. Небольшой квадратный парус помогал ей идти против течения. Один человек греб, второй сидел на корме.
– Тунгусы? – спросил Колоколов. Ахметка прищурился.
– На корме тунгус сидит, – сказал он. – А гребет казак. Лодка подплывала долго – может, полчаса. Но уж было не до работы.
Она еще не дошла саженей ста до берега, как Колоколов забрался на нос буксира, сложил ладони трубой и крикнул:
– Откуда вы?
– Из Булуна, – ответил казак. – Здравствуй, Ефрем Ионыч.
– Куда?
– В Новопятницк, – ответил казак. – Человека везем.
– Что за человек? Раненый, что ли?
– Нет. Больной.
– Ваш, что ли? Казак?
– Нет. Чужой человек, – сказал казак. – Его тунгусы в устье Лены подобрали. Не наш человек. С океана. Больной шибко. Урядник велел: вези в Новопятницк, а то помрет у нас. Фелшара нету, никто не знает, что за болезнь. Только он все равно не жилец.
Лодка ударилась о борт буксира.
Колоколов смотрел сверху на лицо незнакомца. Было оно одутловатым, обросшим рыжей нечесаной бородой и очень бледным, в синь. Рваный синий воротник обрамлял тонкую шею.
– Отец! – раздался крик. – Отец, что с тобой? Ты живой?
Рядом с Колоколовым была Вероника. Она рвалась к человеку в лодке. Пегги успела подхватить госпожу, а то бы та, верное дело, прыгнула в лодку.
Вероника билась, тянула руки.
– Поднимай его, – приказал Колоколов.
Рыдающая Вероника была еще милей его сердцу, чем вчера.
– Ты не плачь, – сказал он как мог ласково, положив ей руку на плечо, но Вероника этого не заметила. – Это же такое счастье – не искамши, нашла. Видно, бог тебя отличает. А если бы мы крушения не потерпели, то наверняка бы ночью с лодкой разминулись.
Капитан Смит пришел в себя. Но ненадолго. Видно, сознание его было затуманенным, он даже не удивился, что видит дочь, может, решил, что это ему мерещится, потому что стал вдруг спрашивать, как дела дома, как себя чувствует его покойная жена. Женщины хлопотали над ним, согрели воды, вымыли его, может, впервые за много недель. Пегги притащила шкатулку с лекарствами, а Колоколов расспрашивал казака.
Капитан Смит вышел к устью Лены с западной стороны дельты. Там и остановился. В палатке. А кроме него в палатке были еще двое. Последние из тех, кто дошел до суши. Однако цинга и истощение вскоре лишили капитана его спутников. И, оставшись в одиночестве, Смит побрел вперед, вдоль берега, но дошел лишь до первого ручья, свалился в него и потерял сознание.
Тунгусы, что ехали на ярмарку в Булун, по счастью, увидели его и довезли живым. Правда, в сознание он почти не приходил. В Булуне ясно стало, что незнакомец скоро помрет, а урядник этого не хотел. Одно дело – свой. Но незнакомец бредил по-иностранному, и с ним были бумаги, написанные на непонятном языке.
Чтобы не оставлять на своей душе греха, урядник приказал погрузить полумертвого иностранца в лодку и везти к Новопят-ницку.
Вероника за встречей с отцом, столь невероятной и неожиданной, забыла о Колоколове. Она провела более часа у изголовья капитана Смита, а когда вышла на палубу, ее было трудно узнать: глаза ввалились, волосы спутаны – можно подумать, что она не англичанка, а простая русская баба.
На палубе Колоколов разговаривал с казаком, который привез Смита, выяснял, как дела в Булуне. Увидев Веронику, он сразу оставил казака и поспешил к девушке с искренним выражением сочувствия.