Тайна услышанная по радио
Шрифт:
– Сейчас, уже несу, Федюня!
– выглянула на голос Люба, которую главный официально называл Любовью Михайловной.
– Ничего себе, разве у вас на работе тоже пиво пьют?
– удивился вслух Андрей.
Люба смущенно улыбнулась в ответ:
– А вы все ещё здесь, поклонники? Он так, просто горло промывает. А вы попробуйте двенадцать часов подряд говорить без умолку в прямом эфире. Язык отвалится. А Федюня наш сегодня вообще капризничает - у него выходной должен быть, билет на концерт пропал. Приходится покупать ему пиво за счет радиостанции, куда деваться? Списываю потом,
Андрей сразу же заметно приободрился.
– А можно мы ему сами пиво в студию отнесем?
– попросил он.
– И заглянем туда, хоть одним глазком. Я завтра в школе всем расскажу, что был в студии "Радио для глухих" - мне все завидовать будут...Вся школа, и весь двор, дом, район...Ну, пожалуйста.
– Ладно, только быстро, и смотрите сами не выпейте, - засмеялась девушка, протянула две бутылки пива, и снова скрылась в жужжащих недрах редакционной комнаты.
– Нужно следующий раз поговорить с ней подробнее, и узнать, как обстоят финансовые дела на радиостанции, - задумчиво проговорил Андрей, посмотрев ей вслед.
– Зачем тебе?
– Так просто - для общего развития.
Но Серега вовсе не разделял интересов товарищей.
Прижимая к груди две бутылки пива, уже тихо стучался в дверь студии.
– Эй, открывай - пиво приехало, - прокричал он в дверную щель, откуда доносились звуки ритмичной музыки.
Дверь со скрипом отворилась и худенький, юркий парень впустил мальчишек в маленькую комнатку, сплошь заставленной аппаратурой, внутри которой было жарко, как в бане.
Федюня снова опустился в кресло - он был в одной майке, из под лямок которой выпирали ребра и кости. Казалось, что они тоже постоянно находились в движении, и жили своей отдельной жизнью - двигались, как на шарнирах.
А также пальцы, брови, острый, птичий нос.
На рабочем столе Федюни уже стояли несколько пустых бутылки из-под пива, и горка шелухи от сушеной воблы.
Наверное, соленая рыба тоже каким-то загадочным образом способствовала творческому процессу.
– Слушай, я понял - это радио не для глухих, и даже не для слепых, а для немножечко бухих, - успел тихонько уточнить в дверях Серега.
– Сейчас, сейчас, погодите, - засуетился Федюня, и принялся быстро щелкать какими-то ручками на стоящих перед ним многочисленных музыкальных ящиках.
– Вы кто такие, пацаны? Наши новые шнурки на побегушках?
Андрей поморщился, но нашел в себе силы с достоинством промолчать, хотя ему очень захотелось ответить радиоведущему что-нибудь в таком же духе.
Федюня тем временем уже закончил плясать на месте, и почти вплотную приник к микрофону. А потом сделал какие-то обалдевшие, дурные глаза, и заговорил очень быстро, и не останавливаясь, все время почему-то глядя в одну и ту же точку на стене:
– Итак, дорогие мои, да-да вы не ослышались, я назвал вас всех дорогими, потому что сегодня за окном светит такое замечательное солнышко, что я всех вас люблю, и вы все мне кажетесь в этот день особенно дорогими, прямо-таки сделанными из чистого из золота...
Серега недоуменно пожал плечами: с какой стати этот чудик вдруг принялся болтать про солнышко за окном? Никакого солнца на улице
Но ведь в студии не было окна, чтобы наблюдать за изменениями в природе.
– ...И поэтому от яркого солнца все вокруг поневоле сделалось оранжевым - оранжевое небо, оранжевое море, то есть в нашем с вами случае, оранжевая река, разумеется, оранжевый верблюд...В общем, я так чувствую, что вы и так уже поняли, какую я вам хочу сейчас подарить песенку - сделать такой оранжевый, солнечный подарочек...Послушайте, даже если вы глухие...Ух!
Это самое "ух!" Федюня сказал, когда в прямой эфир уже пошла древняя песенка с компактдиска про оранжевое небо, а ведущий откинулся на спинку кресла, и устало закатил глаза.
Честно говоря, Серега и не представлял, что это такая нелегкая работа - говорить в микрофон веселым, радостным голосом слова, способные поднимать настроение.
Бедный Федюня буквально обивался потом. Как будто много часов подряд потрудился на шахте, или в каменоломнях.
– Чего уставились? Пиво давайте, - не глядя на мальчишек сказал Федюня.
– А сами брысь отсюда! Чего - всего две бутылки? Ну, Люба.
Он ловко открыл бутылку, и сделал несколько больших, жадных глотков.
Отпил сразу же половину и блаженно прикрыл глаза.
– А нам Люба разрешила тут все посмотреть. Мы...ну, молодые таланты. А главное, я вот что хотел у вас спросить...
– начал Андрей.
Но Федюня тут же открыл глаза, и уставился на мальчишек с явным неудовольствием.
– Как? Снова юные таланты? И снова с конкурса молодых исполнителей? Он что, обалдел, что ли? Мог бы хоть денек пропустить. Черт бы вас всех побрал! И ты тоже дарование?
Серега кивнул. А что - в каком-то смысле его вполне можно было назвать юным дарованием. Правда, пока не понятно, в какой конкретно области. Но, как говорится, "война план покажет".
Федюня от злости сделал такой большой глоток, что даже поперхнулся.
– Ну, Антоша, погоди!
– пробормотал он, не спуская теперь глаз с аппаратуры.
– Вот манеру новую взял гнать всех подряд в студию. Интересные гости, ах, интересные гости! Весь город у него - интересные люди, хоть бы все разом провалились! И так запаришься песенки гонять - а ему ещё интересных гостей в прямом эфире каждый день подавай, возись тут с каждым. Хоть бы сначала кондиционер сделал. А вы хоть как, готовы?
– А чего? Готовы.
Но Андрею вовсе не хотелось напрасно тратить время на пустую болтовню.
– Извините, не знаю, как он, а я - совсем даже не юное дарование. Я зашел к вам по делу, узнать почему сегодня в студии не работает Ирина Кондрашина, которая в двенадцать тридцать вела программу по заявкам. Это очень важно. Она мне очень нужна...
Но радиоведущий не дал Андрею договорить.
– А ну дуй отсюда!
– приказал он грозно, сделав сразу же сердитое лицо.
– Замучили вы меня все сегодня со своей Ириной! Все как будто сговорились... А я тут при чем? Всегда крайний, да? Лысый? И так работаю, вон, за нее, отдуваюсь...А на самом деле я сегодня должен дома бамбук курить.