Тайна утопленной рамы
Шрифт:
— Я знаю! — заявил Ванька. — Они убили этого твоего Толяна, и его тело спрятали под щуками. Чтобы точно никто не нашёл! Кому будет охота лезть под вонючую рыбу? Ведь и мы не полезли! Надёжная маскировка, верно вам говорю!
— Слушай, ты уже достал со своими «убили» и «шлёпнули»! — взвился я.
— А ты пойди, копни заново — убедишься! — горячо возразил Ванька.
— Нет, никого они не шлёпали… — спокойно проговорил Гришка, глядя на костёр. — И это всё равно не объясняет, почему им надо было отбирать именно щук. Да ещё потрошить их перед тем, как выкинуть.
— Я
— Какое-нибудь бриллиантовое колечко, которое упустили в воду, когда выкидывали раму? И успели заметить, как щука это колечко схавала? — хмыкнул Ванька. — Это ж сбрендить надо, чтобы надеяться, будто можно переловить всех окрестных щук и вернуть пропажу!
— Судя по тому, что мы о них знаем, они вполне могли ополоуметь от жадности и кинуться резать всех щук… — заметил я.
— Если бы! — вздохнул Гришка. — Говорю вам, они не ополоумели, во всех их действиях был чёткий смысл. Но какой?
Мы растерянно молчали. Никто ничего не понимал.
Глава ВОСЬМАЯ. ОТЧЁТ «ПИРАТСКОГО КАПЕЛЛАНА»
Домой мы вернулись около трёх часов дня — с рамой (Гришка сказал, что в данных обстоятельствах ничто не мешает нам взять её себе, а душник мы спрятали в кустах — вдруг ещё пригодится как улика?), малосольной форелью, пакетом копчёной рыбы (Гришка и Петя честно отделили нам ровно треть), пакетом грибов и Ванькиным сомиком, которым он безумно гордился. Впрочем, на ужин для всех этого сомика вполне хватало.
Нас тут же усадили обедать, а мы рассказывали наперебой, как было здорово, хвастаясь своими успехами (особенно Ванька).
— Я этого сома знаешь как тянул!.. И раму я нашёл!.. То есть, не совсем я, но без меня бы её не нашли.
О странностях, связанных с этой рамой, мы решили пока не рассказывать. И о загубленных щуках тоже. Гришка хотел навести справки, отыскать Толяна и попробовать самостоятельно разобраться в этом деле.
— Мне надо самому уяснить, что происходит, — сказал он. — Когда в голове хоть чуть прояснится, я подъеду и мы доложим о браконьерстве вашему отцу. Сегодня вечером или завтра утром — надеюсь, не позже…
Вот и мы молчали в тряпочку. Мелкие проговорки, конечно, были, но на них никто не обращал внимания.
— Красивая рама, — одобрительно сказал отец. — Надо подумать, как её использовать. По резьбе, она вполне могла бы и церковь отца Василия украсить…
Вот, даже отец подметил «церковное звучание», так сказать, этой рамы.
При упоминании об отце Василии я вспомнил и об отце Валентине. За последними событиями из головы совсем вылетело, что он обещал оставить мне письмо на пристани. А ведь это может быть очень важно!
— Кстати, насчёт… — я запнулся. — Я хотел спросить об отце Валентине. Что это за человек?
— Очень хороший человек, — отец удивлённо вскинул брови. — А что?
— Нет, я понимаю, что хороший. Я имею в виду, он такой…
— Балагур и выдумщик? — подсказал отец.
— Приблизительно так. Я понял, что вы вместе с ним занимались какими-то ценными рыбами…
— Занимались.
— И чем всё кончилось? — это дядя Серёжа заинтересовался. Вопросы разведения — не только пушных зверей, но и всяких прочих животных — его очень занимали.
— А ничем, — усмехнулся отец. — Эксперимент шёл ни шатко ни валко, рыба приживалась плохо, хотя кое-каких успехов нам добиться удалось. Но главный вопрос оставался открытым: не нарушит ли шотландочка природное равновесие, если выпустить её на свободу в наши озера. А потом все само собой заглохло. Лет семь-восемь назад… ну да, во время первого кризиса, в девяносто первом — девяносто втором годах — финансирование эксперимента прекратилось. Можно было, конечно, поднапрячься, продолжить эксперимент своими силами, но смысла в этом виделось мало. И мы с отцом Валентином — тогда уже отцом Валентином — порешили иначе. В жизни не устраивали такого пиршества из форели! А малосольную форель я тогда всем друзьям отгружал… да и вам, по-моему.
— А ведь верно! — вспомнила тётя Катя. — Такая была форель особого розового оттенка, точно?
— Совершенно верно, — кивнул отец. — После этого мы чин чином составили акт, что форель погибла, не вынеся наших условий. И мы, в общем-то, не врали. В той ситуации спасти форель можно было только в собственных животах. Все лучше, чем чистить садок от дохлой рыбы.
Мы с Ванькой и Фантиком переглянулись — видно, нам пришла на ум одна и та же идея.
— Выходит, отец Валентин всегда был таким… несерьёзным? — спросил Ванька.
— Скажешь тоже, несерьёзным! — усмехнулся отец. — В деле он всегда бывал суров и спрашивать умел. Как и сейчас. Через шутку, через подначку — но мог и осадить. Я несколько лет назад видел, как он делами своей церкви правит — совсем другой человек. Да вот… — отец задумался. — Помнится, он вчера упомянул, что ведёт на теплоходе диспуты с представителями другой конфессии. Как по-вашему, почему из всех священников, плывущих вместе с ним, вести эти диспуты разрешено именно ему?
— Разрешено?.. — с лёгким недоумением переспросил я.
— Ну да, — отец опять хмыкнул. — Ведь у них дисциплина почище армейской. Без благословения вышестоящего в каких-то делах ни-ни! Вот и подумайте, почему отец Валентин получил «добро» отстаивать православие в «балагурных» спорах, а всем остальным вмешиваться нельзя? Все не так просто, как кажется…
— Совсем как с тобой! — брякнул Ванька.
Все взрослые покатились от хохота.
— Ну да! — Ванька сразу стал защищаться. — Я ж хочу сказать, ты, папа, тоже бываешь вот таким весельчаком, но на тебя где сядешь там и слезешь…