Тайна утопленной рамы

Биргер Алексей Борисович

— Постойте… — я лихорадочно соображал. Ведь совсем недавно что-то мелькнуло про ртуть, всплывала она как-то… Ну, конечно!

Кажется, я начал понимать, что произошло.

Глава ДЕСЯТАЯ. ЗАГАДОК СТАНОВИТСЯ МЕНЬШЕ

Я вытащил письмо отца Валентина, пробежал его глазами.

— Ну, точно! — воскликнул я. — Вот оно! Слушайте!.. — и я зачитал. — «Например, вы, наверно, знаете о свойстве киновари темнеть от времени. Это происходит из-за ртути, которая составляет основу этой первоначально безумно красивой, багряно алой краски.» Видите? Ртуть в основе! Интересно, сколько её?

— По-твоему,

это имеет какое-то отношение к делу? — недоверчиво спросил Степанов.

— По-моему, имеет, — я повернулся к Ваньке. — Ты нашёл красный камешек на том месте, где они потрошили щук…

— Ну да… — Ванька вытащил его из кармана. — Я про него и забыл. Вот, так и лежит.

— По-твоему, это киноварь? — спросила Фантик.

— Сейчас узнаем. На чём его можно подогреть?

— Давай сюда! — Степанов забрал камешек у Ваньки, положил в пепельницу, скомкал листок бумаги, пристроил рядом с камешком и поджёг листок зажигалкой. — Ну? И что должно произойти?

— Сейчас увидите, — сказал я. — Вот, смотрите, уже получается!

Камешек на глазах менял цвет, из ярко-красного становясь черным.

— Киноварь, факт… — кивнул Степанов. — Выходит, эти чудики имели дело с киноварью? — Он снял трубку телефона, стоявшего на столе администратора, и набрал номер. — Степанов говорит… — буркнул он. — Дай-ка мне главного инженера или главного технолога… Ага, Бурдаков?.. Слушай, сколько ртути в киновари… Отчётливо повторяю — в киновари, краситель такой… Ах, вот как? То есть, лучше её не кушать и над ней не дышать, приблизительно так выходит? Ясно. Пока.

Он положил трубку и, вспомнив о своей потухшей сигаре, опять её раскурил.

— Он не помнит до десятых долей процента, — сообщил Степанов, — Но, приблизительно, киноварь состоит из восьмидесяти шести с половиной процентов ртути и тринадцати с половиной процентов серы. Как видите, ртути в ней вполне хватает, чтобы отравиться, если нарушить технологию работы с этой краской. Будем считать, мы доказали, что эта Юшкина и её муж отравились по собственной неосторожности, при работе с киноварью. И дальше что?

— Дальше много чего! — ответил я. — Одной из ярких примет той иконы, которую нам нужно найти, являются фигурки бесов, нарисованные киноварью. Чуете? Всюду киноварь! Эта краска была очень важна в иконописи, а все дело вертится вокруг икон! Словом, нам надо порасспрашивать этих художников… И куда они запропастились?

— Гм… — Степанов задумался. — По-твоему, эти Юшкины могли заниматься подделкой икон?

— Чем-то подобным они занимались, факт! — уверенно заявил я.

— Точно! — воскликнул Ванька. — Поэтому эта баба и не хотела Гришку в дом пускать… Чтобы он не увидел, что они там химичат!..

— И к тому времени они уже надышались ртутных паров — возможно, подогревая и остужая эту киноварь… — пробормотала Фантик.

Степанов, внимательно выслушав все наши реплики и восклицания, опять снял трубку с телефона.

— Алексей Николаевич? — спросил он. — Да, не удивляйтесь, это Степанов… — мы поняли, что он говорит с начальником нашего отделения милиции, того отделения, которое отвечало за порядок на окраинах города, на острове и в ближних сёлах. Мы между собой называли его просто «участковым». Славный мужик, сам всюду ездит и во все вникает. Степанова он недолюбливал, и, по-моему, с удовольствием посадил бы его, если б нашёл зацепки, но Степанов умел не оставлять улик. Естественно, звонок Степанова должен был его удивить. Гришке, кстати, Алексей Николаевич симпатизировал, искренне веря в его исправление, особенно

после той зимней истории, о которой я рассказывал в первой книге, и то, что милиция не трясла Гришку почём зря после любой кражи на сто километров в округе, было заслугой Алексея Николаевича. Он Гришку и перед городским милицейским начальством отстаивал. — Вы не осматривали дом потерпевших? Ну, этих, Юшкиных, отравившихся ртутью? Ах, вот как?.. Дело в том, что сидят у меня наши юные сыщики… Да, они самые… Да, и их подруга с ними. Они приволокли кучу доказательств, что Юшкины отравились, когда работали с киноварью — краской на основе ртути. Это краска, широко используемая в иконописи — и для подделки икон! В дом к себе они никого не пускали, поэтому вывод напрашивается… И Гришку не пустили, вот в чём дело! Не заходил он! С ним разговаривали перед дверью, плотно эту дверь закрыв — и у них уже были все признаки отравления!.. Не за что. Да, жду, — положив трубку, он повернулся к нам. — Эта деревня — уже не на его территории. Милиция дом осматривала постольку поскольку, после того, как в больнице установили отравление ртутью и сняли показания с Юшкиных…

— Те показания, в которых они обвинили Гришку? — спросила Фантик.

— Разумеется, какие же ещё? Алексей Николаевич связался с тамошней милицией, но они заходили лишь на кухню и забрали немытые тарелки и кастрюлю с остатками супа — для экспертизы, нет ли там следов ртути. Разумеется, все следы своей… хм… деятельности, — Степанов фыркнул, — они должны были прятать подальше, где-нибудь в глухой неприметной комнатке с дополнительным замком… В общем, Алексей Николаевич сейчас опять свяжется с тамошними ментами и попросит тщательно осмотреть весь дом и пристройки — на предмет поисков подпольной мастерской.

— Уверен, они найдут всё, что надо! — заявил Ванька.

— Остатки супа… — пробормотал я. — Суп был рыбный?

— Не уточнял, — усмехнулся Степанов. — Да это и не имеет большого значения.

Тут в дверь постучали.

— Да? — крикнул Степанов.

В дверь заглянул раззолоченный швейцар.

— Тут эти художники вернулись, которые ребят приглашали…

— Пригласи их сюда, — распорядился Степанов.

— Есть! — швейцар исчез, а через несколько секунд появился опять, широко распахнув дверь перед «скупщиками икон». Первым вошёл Желтолицый, он же Однорукий — которого, как мы теперь знали, зовут Генрихом Петровичем — за ним Артур и Кирилл, двое вполне нормальных молодых людей.

— Здравствуйте, — сказал Генрих Петрович. — Мы… Что-то произошло?

— Произошло, — ухмыльнулся Степанов. — Вот эти ребята, мои друзья, можно сказать, не знали, что я теперь — владелец гостиницы. Они вас искали, но тут всплыло столько всего интересного, что я тоже решил поучаствовать в поисках… Вон.

Он кивнул на почернелый кусочек киновари в пепельнице, и все трое художников посмотрели туда.

— Киноварь!.. — вырвалось у одного из молодых людей — у Артура, как мы выяснили впоследствии, но тогда мы ещё не знали, кто из них есть кто.

— Да, киноварь, — спокойно согласился Генрих Петрович. — Она имеет отношение к нашим поискам? Или вам нужна какая-то консультация?

— Нам нужно разобраться, что происходит, — сказал Степанов. — Эти ребятки уже немало нарыли. Но…

— Можно мне задать вопрос? — вмешался я.

— Да, пожалуйста, — улыбнулся Генрих Петрович. — Только давайте по порядку. Мы ведь ещё не познакомились…

Мы представились друг другу, и я наконец задал свой вопрос:

— Скажите, в иконописи для чего-нибудь были нужны рыбы?