Тайна воцарения Романовых
Шрифт:
Но и земское ополчение, едва Сапега ушел и гарнизон уменьшился, перешло к активным действиям. Атаковали редут Борковского, построенный у Тверских ворот, 200 поляков перебили. А 5 июля последовал общий штурм. Перед рассветом ополченцы по лестницам забрались на стену Китай-города у Яузских ворот. Их выбили контратакой, но на других участках были взяты Никитские, Арбатские и Чертольские ворота Белогородской стены. В Никитской башне отбивались 300 немцев. Когда кончился порох, они пробовали сдаться, но разъяренные сожжением Москвы ополченцы в плен не брали. В башне у Трехсвятских ворот тоже защищалось 300 чел. В нижнем ярусе у них лежали порох и гранаты, русские пустили туда зажженную стрелу. Башню охватило пламя, а тех, кто
Псков и Новгород терпели удары со всех сторон. Едва ушел Ходкевич, в их края ворвалась банда Лисовского, грабя все подряд. Из Ивангорода совершал вылазки Лжедмитрий III. И новгородцы начали переговоры о помощи со шведами, а тут и посольство от Ляпунова подоспело, прося Делагарди выступить под Москву. Карл IX и его полководец ситуацией воспользовались. За гипотетическую помощь от послов потребовали уступить Ладогу, Орешек, Ивангород, Ям, Копорье и Гдов. Бутурлин соглашался на все — но это оттолкнуло от него новгородцев. Они стали косо смотреть на посланца Ляпунова, обещающего их земли иностранцам. Наконец, зашла речь и об избрании на царство шведского принца. Делагарди вроде бы заинтересовался, встал у стен Новгорода, вел переговоры, даже убавил запросы до Ладоги и Орешка, давал пиры русским… Но действовать он решил наверняка. И отвлекая партнеров дипломатическими маневрами, подтягивал свои полки и ждал из Выборга Горна с артиллерией и боеприпасами.
Наконец, Бутурлин понял, что шведы его дурачат, потребовал отвести наращивыемые силы от города. Делагарди высокомерно отказал. Посол плюнул на инструкции Ляпунова, стал организовывать новгородцев к отпору, однако ему уже не верили, подозревали в измене. 8 июля шведы стали в открытую окружать Новгород и вести осадные работы, а через день пошли на штурм. Демонстративную атаку Делагарди повел с юго-востока, отвлек туда горожан, а в это время его наемники подобрались с противоположной стороны, подорвали ворота петардой, полезли на вал по лестницам. И все же приступ удалось отбить, новгородцы совершили вылазку, потрепав осаждающих, и… стали праздновать победу. Единого руководства не было. Бутурлина не слушались, воевода Одоевский колебался, не возобновить ли переговоры, а горожане пьянствовали, отпуская со стен насмешки врагу.
Делагарди выждал 7 дней, не предпринимая ничего. Осажденные расслабились. А в ночь на 17 июля предатель Иванко Шваль подвел шведов к Чудинцевым воротам, где от колес образовалась колея. Охрана спала. Шваль прополз по колее под ворота и открыл их. В город ринулся отряд, взорвал соседние, Прусские ворота, и хлынула вся армия, громя и убивая. Жители спросонья выскакивали из домов, метались в панике. Сопротивление носило только очаговый характер — атаман Шаров, протопоп Аммос, дьяк Голенищев, стрелецкий голова Гаютин собирали горстки смельчаков, дрались и погибали. Бутурлин с отрядом вырвался из окружения через волховский мост и покинул город.
Пока шведы грабили и насильничали, масса новгородцев сбежалась в неприступный кремль, затворив за собой ворота и подняв мосты. Но… вдруг выяснилось, что к осаде крепость не готова. Потому что в ней нет ни крупинки пороха и ни грамма продовольствия. И военный совет во главе с Одоевским и митрополитом Исидором выслал делегатов с предложением сдаться на условиях признания шведского принца. Делагарди с радостью ухватился. О пустых погребах кремля он не знал и взять запросто могучую твердыню, ощетинившуюся пушками, не рассчитывал. В кремль вошел шведский полк. И был подписан договор о том, что шведский принц избран в цари “Новгородским государством”. А царем над “Владимирским и Московским государством” он будет, ежели оно пожелает присоединиться к данному соглашению. Новгород фактически откололся от России.
Беда не приходит одна. В это же время углубился раздрай в подмосковном ополчении. Правда, было созвано Земское совешание от 20 городов, приняло своего рода “конституцию”, учредило приказы для решения хозяйственных вопросов, утвердило и обращение к шведскому принцу. Но многие остались недовольны Ляпуновым — мол, с поляками обожглись, теперь еше одного иноземца зовут. Вся администрация осталась на бумаге, нормального снабжения руководители организовать не могли. Если от городов что-то присылали своим отрядам, то казаки были вынуждены “самоснабжаться”, что приводило к грабежам. Усугублялось это тем, что за время Смуты к казакам пристал и числил себя казаками уже невесть кто. Да и пребывание в Тушинском лагере многих развратило. Кончилось тем, что Матвей Плещеев поймал 28 мародеров и “посадил в воду”. Казаки возмутились. Чем и воспользовался Гонсевский, подкинув через некоего Заварзина составленное от имени Ляпунова письмо об истреблении всех казаков, как зачинщиков смут. Его зачитали на кругу, народ забушевал и вызвал Прокопия. Он явился объясняться, отрицал свое авторство, но его и слушать не стали. Накинулись и убили вместе с заступившимся за него Ржевским.
Руководителем ополчения стал Заруцкий, подмявший под себя Трубецкого. Атаман совсем занесся, через послушное ему “правительство” наделял сам себя обширными вотчинами, а присылаемое снабжение перераспределял теперь в пользу казаков, стараясь завоевать у них популярность для реализации дальнейших планов. Пользуясь приходом нижегородского отряда, Заруцкий предпринял штурм Новодевичьего монастыря, где стоял гарнизон противника в 600 чел. Бой длился сутки, нижегородцы и казаки предприняли 8 атак, и остатки защитников сдались — их Заруцкий уберег от истребления для обмена на своих пленных.
Но поблизости рейдировал Сапега. В этот раз его бесчинства превзошли все прежние. “Усмиряя” страхом русский народ, сапежинцы не щадили никого. Зверствовали над каждым, кто попадется. Резали уши и носы, рубили руки и ноги, выжигали глаза, резали ремни из спин, детей жарили, заталкивая в печи. Мужчин и женщин сажали на колья, на горячие угли, баб вешали за груди, ради развлечения забивали в половые органы пороховые заряды и взрывали. Поголовной резне подвергли Александровскую слободу. Толпа женщин и детей заперлась в колокольне, ее обложили бревнами и подпалили, выкурив всех огнем и дымом на смерть и издевательства. Одна девушка, видя такое, взобралась на колокольню и, перекрестившись в виду у всех, бросилась вниз. Слободу сожгли. Сотни людей, раздетых донага и изувеченных, приходили и приползали потом в Троице-Сергиев монастырь.
Сапега подступил к Переяславлю-Залесскому, но был отбит высланным против него из-под Москвы атаманом Просовецким. Две недели продолжались стычки, на штурм поляки не решились. Их шайки опустошили окрестности Ростова, Суздаля, собрали обоз продовольствия и выступили обратно. Земское ополчение было ослаблено потерями в боях, часть ушла с Просовецким, а после убийства Ляпунова стали разъезжаться дворяне. Сапега ударил извне, гарнизон изнутри, и осаду прорвали, овладев Водяными, Чертольскими и Никитскими воротами. Обоз вошел в Москву. Но этот успех был последним в жизни Сапеги — он заболел и через 2 недели скончался. Его головорезов возглавил Будила.
После прорыва сапежинцев полной блокады Кремля и Китай-города больше не было. У Заруцкого не хватало для этого сил. Теперь казаки осаждали Москву только с восточной и южной стороны. Но попробовали другой способ овладеть столицей — 15 сентября установили батарею мортир и стали обстреливать Китай-город калеными ядрами. Одно попало в сарай с сеном, ветер разнес горящие клочья, и заполыхало. Поляки и оставшиеся жители, побросав пожитки, бежали в Кремль. Казаки полезли на стену, но и сами не могли продвинуться из-за моря пламени. А когда оно стало угасать, ударили кремлевские орудия — в руки оккупантов попала вся первоклассная московская артиллерия. Ополченцам пришлось отступить.