Тайна воцарения Романовых
Шрифт:
Ну а что касается часто цитируемого “Домостроя”, то времена его создания очень отличались от XVII в. Да и был он отнюдь не юридическим и не церковным актом, а всего лишь пособием по ведению домашнего хозяйства. Во многих разделах весьма толковым, но выражал только “личное мнение автора”. И когда он рекомендовал готовить “журавля под зваром с шафраном”, это вовсе не значило, что все россияне были обязаны стряпать такое блюдо. А другие русские произведения, напротив, пропагандировали “совет да любовь”. И если человек хотел сохранить эти “совет да любовь”, имело ли для него смысл руки распускать? Если же увлекался “силовыми методами”, могла вмешаться община. И известны челобитные воеводам, вроде жалобы на посадского Короба, который “пьет и бражничает безобразно, в зернь и в карты играет, жену свою бьет и мучит не по закону…” Мог и приходской священник агрессивного муженька вразумить. Наконец, и русские бабы за себя постоять умели. И порой наоборот,
До нас дошла созданная в XVII в. великолепная поэтическая “Притча о старом муже и молодой девице”. Вельможа сватается к красавице, соблазняя ее богатыми нарядами, множеством “рабов и рабынь”, пирами и увеселениями, коими он станет ее потешать. Она ему отказывает из-за возраста, поскольку “неугоден будеши младости моей и всему моему животу не утеха будеши”. Старик говорит, что со своим богатством может сосватать ее и у родителей. Девица подтверждает, что это возможно, но перечисляет целый арсенал средств, которыми она начнет его изводить — от угощения сухими корками и недоваренными мослами до побоев “по берещеной роже, неколотой потылице, жаравной шее, лещевым скорыням, щучьим зубам”. Обещая ему “от распаления” обзавестись любовником, которому достанутся все блага: “Младу отроку молодцу, хорошему моему советнику, калачи крупичетые, да сахар на блюде, да вино в купце, в золотом венце, и яз перед миленким стою с трепетом и з боязнию, чтобы меня миленкой любил, и жаловал, и дрочил почасту”. Старик все же делает по-своему, и молодая приводит угрозы в исполнение. В результате он “три годы бегал и удавился, а красная девица вышла замуж за молотца хорошево”. Художественное произведение? Но написанное не на пустом месте, раз пользовалось популярностью. К примеру, дворянин Скорятин дважды обращался с челобитными к самому царю, жалуясь на жену Пелагею — что била его, кусала, угрожала топором. Однако власть не сочла для себя возможным вмешиваться в их семейные отношения.
Разумеется, я упоминаю об этом не в качестве каких-то позитивных примеров. А чтобы показать — люди XVII в. вовсе не были безликими и абстрактными схемами, какими мы нередко привыкли их представлять. Они были обычными живыми людьми, со своими достоинствами и недостатками, принципами и слабостями, повседневными делами и проблемами. Так же, как мы с вами. Хотя во многом они отличались от нас — были проще, честнее, искреннее. Были более чувствительными к понятиям “правды” и справедливости. Возможно, вы сочтете, что я идеализировал тогдашних русских в противовес европейцам. Что ж, предоставлю слово известному немецкому поэту Паулю Флемингу, совершившему в 1636-39 гг большое путешествие через Новгород, Москву и Астрахань. Он писал о России:
“Так значит, здесь сошла ты в наше поколеньеСвятая простота, святое украшеньеУшедшее от нас? Так значит, вот страна,Что честью, правдою и до сих пор полна?”23. КОРОЛЕВЫ И МУШКЕТЕРЫ
Европейские войны в XVII в. протекали довольно своеобразно. Главным было достать денег, чтобы купить наемников. Вожаки-кондотьеры набирали в свои армии такой сброд, что дисциплину поддерживали только суровейшими наказаниями, избиение палками до полусмерти считалось мягким. Но грабеж и мародерство дозволялись невозбранно, это был “законный” заработок солдат и стимул к службе. И самым популярным видом действий были осады. Жалование идет, а после взятия город отдается на разграбление. Хотя решался исход кампаний в полевых сражениях. Построение к битве занимало несколько часов. Если одна из сторон хотела уклониться, она имела возможность отступить. Пехота строилась квадратными колоннами-“баталиями” в 3 ряда. Когда первые столкнутся, следующие выбирают место, где поднажать. Опыт Морица Оранского уже внедрился всюду, половину солдат вооружали мушкетам или фитильными аркебузами, половину — пиками. На флангах сосредотачивали конницу — она составляла 30–40 % войск. Потери в битве 10 % считались нормальными. Но куда больше погибало от ран и болезней — никаких госпиталей в помине не существовало. Если явный успех в сражении не определился, расходились. И каждый объявлял победителем себя.
Боевые действия были сезонными. Воевали только летом, а осенью удалялись на зимние квартиры. Желательно во вражеской стране, поскольку солдаты насильничали, воровали, пьянствовали. На отдыхе армия сразу уменьшалась — многие смывались. Это считалось в порядке вещей, за счет дезертиров обогащались командиры, получая на них жалование. А весной вербовали новых, и армии выдвигались к фронту. Формы они не имели и выглядели скопищами оборванцев. За ними тянулись обозы с маркитантами, шлюхами, скупщиками награбленного, они же являлись и снабженцами. А командиры часто были с ними в доле.
Голландия, хотя срок окончания ее перемирия с испанцами был заведомо известен, к войне оказалась совершенно не готова — правители-олигархи воспринимали укрепление обороноспособности, как усиление своих политических противников, Оранских. А в Испании в 1621 г. умер Филипп III, и на престол взошел Филипп IV, при котором выдвинулся умный и энергичный премьер Оливарес. Решивший покончить с Нидерландами ударом с двух сторон. Одна армия формировалась во Фландрии, другая, Спинолы, уже находилась в Германии и наступала вдоль Рейна, вторгшись в Пфальц. Однако это вызвало протест Максимилиана Баварского — император пообещал Пфальц ему. И удар сорвался. В результате в наступление перешли части Оранского, осадили Антверпен. Но правящая верхушка Нидерландов все еще тупо надеялась договориться с Мадридом, а присоединения к своей стране конкурента-Антверпена не желала. Всячески мешала его взятию и даже за хорошую плату снабжала осажденных испанцев оружием и продовольствием. А германские протестантские князья создали армию во главе с Мансфельдом. Он занял Эльзас, двинулся к голландцам, но у Евангелической унии не было денег, и их войско распалось само собой.
Во Франции опять полыхнула гражданская война. Гугеноты возмутились, что король восстановил права католиков в Беарне, собрали в Ла-Рошели свою ассамблею и постановили не подчиняться Людовику, ввести собственные налоги и формировать вооруженные силы. Возникли “Соединенные провинции юга” по образцу нидерландских. Протестанты первыми открыли боевые действия, захватили г. Прива, разбили несколько королевских отрядов. Людовик назначил главнокомандующим Люиня. Начал он успешно, перед армией короля капитулировал ряд городов. Но Люинь сдуру подступил к мощной крепости Монтобан. Вел осаду неумело, ввязался в переговоры, и под осенними дождями его полки растаяли от болезней и дезертирства, из 20 тыс. осталось 4. А защитники, протянув время, сделали вылазку и взорвали у осаждавших пороховые запасы. В ноябре остатки армии отступили. Желая хоть как-то реабилитироваться, Люинь напал на г. Монер на Гароне. Он сдался без боя, тем не менее его сожгли, а жителей вырезали до единого, не щадя ни женщин, ни младенцев. А через 2 дня после этой “победы” скоропостижно скончался Люинь.
Его смерть воспринял с облегчением даже король. Стало возможно его сближение с матерью. Но Ришелье, хоть и сделали кардиналом, еще не доверяли, премьером стал Конде. В 1622 г. гугеноты перешли в наступление, их армия во главе с Субизом опустошила Бретань и Пуату. Выступил сам король. Его полки разбили Субиза и подошли к Ла-Рошели. Штурмовать протестантскую столицу не стали, построили рядом крепость Форт-Луи и двинулись к другому гугенотскому центру, Монпелье. На выручку ему повел войска герцог де Роан. Однако ему нанесли ряд поражений, а потом перекупили, отстегнув 600 тыс. и губернаторства в Ниме, Юзесе и Кастре. После чего был подписан мир. Гугенотам сохранили все их права, дарованные Нантским эдиктом, но из 200 крепостей оставили лишь 2 — Ла-Рошель и Монтобан.
Ну а правительство Конде оказалось тоже никудышним. Премьером стал Вьевилль. Который повел политику сокращения расходов и нажил себе этим массу врагов. А Мария Медичи интриговала в пользу Ришелье, и в апреле 1624 г. Людовик, еще неохотно, ввел его в госсовет. Тем не менее кардинал быстро овладел его доверием. И не только здравыми мыслями, но и умением их преподносить. Делал так, будто Людовик сам принимал нужные решения, а Ришелье иногда даже прикидывался сторонником противоположного мнения, давая королю “переубедить” себя. И льстил: “Ваше величество по отношению к правильности суждений первый во всем нашем государстенном совете”. Прежние ссоры были забыты, и образовался дружный “триумвират” — Людовик, его мать и Ришелье. Причем обе венценосных особы считали кардинала “своим” человеком. Свалить Вьевилля оказалось просто. В Париже со времен Кончини не утихала “война памфлетов”. Кардинал знал, что король любит читать эти гадости, и по его заказу анонимные авторы обрушили на премьера массу пасквилей. В августе 1624 г. Вьевилль был снят и арестован якобы за злоупотребления. Правительство возглавил Ришелье.
А германский император Фердинанд II для подавления очагов восстаний в своих владениях обратился к Альбрехту Валленштайну. Это был огерманившийся чех, скупивший много земель, конфискованных у мятежников, и профессиональный кондотьер. Наемникам он платил дорого, но и обучал их качественно. А затраты покрывал контрибуциями с побежденных и имел долю в добыче. По договоренности с Фридрихом он сформировал 30-тысячную армию и вместе с баварцами разгромил венгров и повстанцев Чехии и Австрии. Казалось, дело протестантов шло к концу. Но изменила позицию Англия. Яков I сперва настраивался на союз с испанцами, предложив скрепить его браком сына Карла с инфантой. Рассчитывая при этом поправить финансы приданым и мирным путем вернуть Пфальц непутевому зятю Фридриху.