Тайна воскресная. Преподобный Серафим и Дивеево

Вот уже более полувека (с апреля 1946 года) Саров, где подвизался преподобный Серафим, один из величайших русских святых, молитвенников и чудотворцев, – засекреченный

город. Вдумаемся: Саров за-сек-ре-чен. Запечатан (как запечатывались Серафимовы храмы в Дивееве во времена великой смуты начала 60-х годов XIX века). После многих попыток скрыть, зашифровать его имя (Кремлевск, Москва-300, Горький-150, Арзамас-75) переименован в Арзамас-16. Помещен вне географического пространства – на карте его не найдешь. Как некий город-ноль, он вообще выведен за пределы досягаемости, доступен лишь для избранных, получивших особое разрешение, специальный пропуск как на стратегически важный объект – просто так в него не попадешь. Остановят и не пропустят, а то и задержат до выяснения личности. Почему же, спрашивается, такая секретность? Да потому что в Сарове, среди глухих сосновых лесов, разместили ядерный центр, где создавалась бомба. Не будем говорить, какая именно, по чьим технологиям, кто создавал и какова дальнейшая судьба создававших. Но изумимся этому вопиющему несовпадению, обнаженному, кричащему противоречию: в монастыре, обители преподобного, – бомбу! Причем невиданной разрушительной силы (недаром ее называли Царь-бомбой). Как же связать одно с другим, если только не ссылкой на очередной пример абсурда, бреда, полнейшей бессмыслицы: мол, в истории несчастного рода человеческого и не такое бывало? Нет, подобные ссылки – не наш метод. Кажущаяся бессмыслица, бред, абсурд что-то за собой скрывают. Что-то сквозь них просвечивает, зыбится, маячит. Или будем рассуждать так: если Промыслом это допущено, должен быть во всем этом некий смысл и должны быть знаки, на него указывающие.

Постараемся же их отыскать, эти знаки.

Говорят, что бомба была создана во спасение. Если бы не она, то и Сарова, и Дивеева, и России, и всего Советского Союза, победившего в войне и этим вдвойне опасного для своих же мнимых союзников, может быть, и не было бы вовсе. И нас тоже в большинстве своем – не было бы. А чудом выжившие хирели, коснели, вырождались бы генетически. Таким образом, чудовищную бомбу создавали ради выживания, самозащиты, то есть в конечном итоге с благородной целью. Допустим, мы приняли такой ход мысли и согласились со всем этим, но неизбежно возникает вопрос: почему в Сарове? Хорошо, бомба была нужна, не спорим, но Провидение могло выбрать другое место для ее создания. Мало их, что ли, подходящих мест по России! Вон какие просторы! Та же бескрайняя Сибирь или тундра с ее болотными топями, замшелыми кочками, карликовыми березками и затянутыми льдом оленьими следами. Ан нет, указано именно на это, относящееся к обители преподобного, духовно очищенное, намоленное.

Почему? Вопрос остается без ответа, повисает в воздухе.

Что ж, от опробованного хода мысли придется отказаться – испытаем другой. При изучении истории Сарова, чтении хроник и документов выясняется, что бомба под Саров была заложена… еще сотни лет назад, можно сказать, изначально. И бомба невиданной силы. И хранилась она не где-нибудь, а в тайнике под алтарем пещерного храма. И сам-то храм – древнейший, изначальный, ископанный до наземных соборов, не возведенный, а уведенный под землю, утаенный в глубине и тем самым уподобленный киевским пещерам, – особое, святое место. И алтарь – святая святых, где творится бескровная жертва, свершаются таинства, а под ним – бомба.

Собственно, об этом нам и предстоит рассказать со всеми подробностями, поэтому сейчас торопиться не будем. Но чтобы попусту не томить читателя, предварительно заметим, что самым разрушительным для православного монастыря, монашеской общины, где все держится верой, способно стать лишь крайнее кощунство и богохульство, отречение от самого святого – от Христа, и такие отреченные письма были написаны – одно углем, а другое кровью.

Написаны и спрятаны под алтарем.

По этому поводу тайная канцелярия (а все происходило при Анне Иоанновне) завела дело. Но расследовавший его Феофан Прокопович придал ему сугубо политическую окраску, заподозрив монастырь в противодействии петровским церковным реформам, сношении с инакомыслящими и прочих подобных грехах. Хотя, как сейчас выясняется, гораздо страшнее было другое, не политическое – какие-то там обнаруженные крамольные книжонки, а духовное – углем и кровью начертанные письма. Пусть на это вынудили всесильные обстоятельства, страх за свою жизнь, неуравновешенность натуры: суть не меняется. Святыня осквернена и поругана, а потому и монастырь –

если и не проклят вовсе, то осужден, отмечен печатью некоей обреченности.

Вот об этом-то мы и поведем речь; постараемся набросать портреты всех привлеченных по делу, и прежде всего послушника Георгия, жалкого и неприкаянного автора писем, его исповедника честолюбивого, властного казначея Иосии и несчастного иеромонаха Иоанна, основателя монастыря, арестованного, закованного в железа, заключенного в крепость и там скончавшегося.

Таким образом, один из знаков Провидения, надеемся, хотя бы отчасти разгадан и прочитан. Бомба! Засекреченный же Саров, как мы убедимся, так же символически, знаково отзовется в Великой дивеевской тайне, о которой нам еще предстоит рассказать.

Саров и Дивеево промыслительно, прообразовательно связаны: Дивеево зарождается, возникает во многом благодаря Сарову. Но, по предсказанию преподобного Серафима, Сарову суждено умалиться, а Дивееву неслыханно взрасти с приближением конца времен. Недаром Дивеево величал он шубой, а Саров – рукавом, хотя поначалу именно Саров поражал своим великолепием, убранством и пышностью соборов, в Дивееве же, собственно, ничего и не было, так, одна нищета и убогость, община матушки Александры с тесными кельями и сироты Мельничной обители, пестуемые Серафимом.

Но Дивеево избрала в Свой четвертый удел Богоматерь – и в этом его особое историософское значение. Он подобен библейскому Иакову, отобравшему первородство у своего старшего брата Исава. В Дивееве откроются святые мощи – четыре столпа, как называл их Серафим, и воссияет дивная тайна. Собственно, Дивеево и есть Диво по толкованию Серафима.

Сарову же, повторяем, уготовлена судьба Исава, и это тоже признак настоящего и знак будущего. Недаром Саров, словно нежеланного пасынка, постоянно переводили из одной епархии в другую – из Владимирской в Нижегородскую, из Нижегородской в Тамбовскую. Когда же настало время пострига послушника Прохора Машнина, будущего Серафима, для него в Сарове даже не оказалось вакансии, и игумену пришлось испрашивать ему место в Николаевском монастыре города Гороховца, по которому он долгое время и числился. Серафим Саровский – и город Гороховец. Факт знаменательный, если поставить его рядом с иными, не менее значимыми и красноречивыми фактами.

В Сарове не нашлось достойного преемника, на которого Серафим мог бы возложить после своей смерти заботы о Дивееве. «Вот, матушка, – обращаясь к старице Ксении, перечислял он, – отец Иларион и старец, да за вас взяться не может; так же вот и батюшка Исаия за вас не возьмется; а мог бы за вас взяться и быть всем отцем после меня о. Савватий, но не хочет. И так скажу тебе, матушка: помни, что после меня у вас отца не будет». И сестре Параскеве Ивановне признавался он с не меньшей горечью: «Человека-то, матушка, днем с огнем не найдешь. Оставляю вас Господу и Пречистой Его Матери».

Да, Саров запечатан.

Способны ли мы до конца осознать, что такое Серафим для России? «И когда на другой день понесли вокруг церкви гробницу святого Серафима, и полетели над толпой к этой гробнице перебрасываемые холсты и представились мне руки, сеявшие и дергавшие лен по всей России, и прявшие и ткавшие его по темным избам по всей России, и глаза, не знавшие иной надежды сквозь слезы бабьей доли, – то поняла я, что такое Серафим для всей России». Так пишет Маргарита Сабашникова в своей книге о преподобном: вот ей приоткрылось… и она поняла… И все-таки вопрос остается, – во всяком случае, для нас. Да, мы чтим преподобного Серафима, мы совершаем к нему благочестивые паломничества, прикладываемся к мощам, вновь обретенным в 1991 году, просим о помощи и заступничестве, но – осознаем ли? Именно мы, живущие в XXI столетии, ведь нас отделяет от него почти два века? И отделяет, и отдаляет, и в этом мы уступаем тем, кто был ближе, внимал народной молве о подвигах старца, возможно ездил к нему за советом, терпеливо дожидаясь у кельи его выхода, просил об исцелении или даже пользовался доверительным расположением, как верный служка Мотовилов.

Так, может, они, ближние, по-настоящему осознавали?

Нет, они благоговели, дивились, изумлялись, страшились совершаемых им чудес и заворожено внимали предсказаниям, но осознание все же дано нам, дальним, свидетелям того, как сбылось. Сбылось многое из предсказанного преподобным, воплотилось, приобрело рельефные очертания – Крымская война, октябрьский переворот, гонения на церковь, ГУЛАГ, страдания и мучения миллионов узников. Да и о чудесах-то в полной мере узнали уже после смерти Серафима, поскольку при жизни он о многом заповедовал не разглашать, молчать до поры до времени.