Тайна высокого дома
Шрифт:
— Вы хотите услыхать ответ от нее лично?.. — сказал Гладких. — Извольте. Ваше желание будет исполнено.
Он торопливо вышел из комнаты и закричал:
— Таня, Таня!
Затем он снова вернулся в кабинет. Молодая девушка не замедлила явиться. Она застала Семена Порфирьевича и Гладких, стоящих друг против друга, а Петра Иннокентьевича, полулежащим в кресле.
— Папа, папа, что с тобой? — подбежала она к последнему.
— Ничего, дитя мое! — улыбаясь, сказал старик. Он привлек ее к себе и поцеловал в лоб.
— Ты вся дрожишь?
— Я очень испугалась. Я подумала, что ты заболел… Зачем меня звал крестный?
— Спроси его.
Молодая девушка вопросительно посмотрела на Гладких.
— Таня, — сказал тот с расстановкой. — Дело идет о твоем замужестве. Семен Порфирьевич просит твоей руки для своего сына. Согласна ты или нет?
— Но я не хочу совсем замуж!.. Ни за что!.. — воскликнула она, бросаясь к Гладких со слезами на глазах.
— Вот вам ответ! — обратился последний к Семену Порфирьевичу.
Затем он довел Таню до двери.
— Иди в свою комнату, моя голубка… Нам не о чем больше тебя расспрашивать.
Таня удалилась. Следом за ней ушел из кабинета и Гладких. Семен Порфирьевич проводил его злобным взглядом.
— Погоди-ж ты! — сквозь зубы, чуть слышно, проворчал он.
XXVII
ЗАГОВОР
Четверть часа спустя Семен Порфирьевич встретил сына, ходившего взад и вперед по саду.
— Я вижу по твоему лицу, что наше дело провалилось! — сказал он отцу.
— Я чуть не лопнул от злости, и если мне когда-нибудь доведется встретиться с этим проклятым Гладких где-нибудь в укромном месте, я рассчитаюсь с ним по-свойски! — отвечал отец.
— Я ненавижу его также от глубины души…
— Пока этот человек будет здесь, мы с тобой не достигнем ничего. Петр совершенно в его власти, а у этого Гладких относительно Татьяны есть какой-то план, неизвестный даже Петру… Он чего-то и кого-то ждет… Верно одно, что он решил нас лишить наследства.
— Это несомненно.
— И все для этой девчонки… Она для него — все. Петр, впрочем, меня успокоил, он сказал, что никогда не сделает духовного завещания… На «дочь убийцы» нам тоже нечего рассчитывать — она тебя не любит…
— Но я люблю ее.
— Теперь тебе ее надо забыть… но когда мы сделаемся владельцами высокого дома и обладателями состояния Петра, мы решим, что с ней делать… Если ты захочешь, то сделаешь ее своей любовницей… Понял?..
— Как не понять… но когда еще это будет… — дрожащим голосом сказал сын.
— Подождешь… кусочек аппетитный… — рассмеялся отец гадким смехом.
Они вышли, разговаривая, из сада и пошли по направлению к тайге. Передняя часть ее была пустынна; работы производились далеко от дому.
Они вошли в чащу.
— Тут мы можем говорить без помехи, — сказал Семен Порфирьевич.
Сын вопросительно поглядел на него.
— Гладких стоит на нашей дороге, — продолжал отец, — значит, он должен быть устранен…
Сын вздрогнул.
— Я уже давно об этом думал, но как это сделать?
Старик пожал плечами.
— Когда хочешь избавиться от врага, то всякое средство хорошо; надо только выждать случая…
— А если такого случая не представится?
— Надо его подготовить…
— Это нелегко…
— Так говорят только лентяи и пошляки! — рассердился Семен Порфирьевич. — Гладких наш враг, он мешает нашим планам, он должен исчезнуть. Тогда мы будем хозяйничать в высоком доме, Танюша будет так или иначе твоя, в наших руках будет весь капитал. Все это в нашей власти! Неужели мы этим не воспользуемся? Это было бы более чем глупо. Повторяю, единственная преграда этому — Гладких. Он должен умереть!..
— Но как?.. Он живуч и силен… — проворчал сын.
— Мало ли есть способов, мало ли случается несчастий с людьми? Отчего же и с ним не может чего-нибудь случиться?..
— Надо будет обдумать это! — мрачно сказал Семен Семенович.
— Я уеду в К. У меня там есть спешное дело, но по первому твоему зову я буду здесь.
Они вышли на поляну. Вдруг, в десяти шагах от них, выбежала из лесу женщина с искаженным, видимо, безумием лицом, вся в лохмотьях, худая, как скелет, бледная, как смерть. Подняв к небу свои костлявые руки, она крикнула диким голосом:
— Как много еще злых людей на свете!
Затем она снова убежала в лес.
Отец и сын вздрогнули и остановились.
— Кто это? — спросил отец.
— Я слышал от рабочих, что в тайге поселилась какая-то сумасшедшая нищая, но никогда сам не видел ее. Вероятно, это она…
— А-а-а! — заметил, оправившись от смущения, Семен Порфирьевич.
Поляна, по которой они шли, образовалась из первого места, занятого прииском; здесь когда-то, лет двадцать тому назад, стояла казарма рабочих, теперь отнесенная далеко в глубь тайги.
— Смотри!.. — вдруг остановился Семен Порфирьевич.
Оба они стояли около старого, давно заброшенного колодца, вырытого в то еще время, когда здесь производилась промывка золота.
— Что такое? Колодец? — с недоумением спросил сын.
— Совершенно верно. Старый глубокий колодец, который теперь заброшен, но в котором есть достаточно воды, чтобы человек, упавший в него сверху, захлебнулся и был бы захоронен там навеки.
— Иннокентий Антипович не раз говорил, что его надо засыпать, так как, неровен час, может случиться несчастье. Почему же этому несчастью не случиться с ним самим… Он часто проходит здесь… Раз я даже видел его сидящим у самого колодца на возвратном пути с приисков… Если его найдут в один прекрасный день на дне колодца… виной будет только его неосторожность… Не так ли?