Тайна XV
Шрифт:
— Увы!..
— Я понимаю ваше страдание, друг мой! Вы любите меня, я это теперь знаю… Но сердце мое не свободно, вы это тоже знаете.
Она замолчала, покраснела, потом, освободив свои руки, прошептала:
— Коинос, если бы я не любила Лео, вы были бы достойны…
Он улыбнулся страдальческой, полной гордости улыбкой…
— Ксаверия, не пытайтесь меня утешать бесполезными словами…
— Я думаю то, что говорю…
— Благодарю вас за это… Но если бы вы не думали, вы могли бы сказать это так, что горе мое уменьшилось бы
— Коинос!
— Оставьте! Дайте мне сказать! — прорыдал Коинос трагическим голосом, полным страсти. — Ваша душа была бы мне недоступна, вы бы прокляли меня!.. Но я обладал бы вашим телом, которое… Ксаверия, вы были бы моею, как этот мрамор, который я разбиваю…
Он встал. Резким движением схватил белую статуэтку и бросил ее с силой об стену, так что, не смотря на обои, она разбилась вдребезги…
Но он тут же упал на колени перед Ксаверией, и, спрятав лицо в руках бесстрастной девушки, он отчаянно рыдал и умолял ее:
— Прости меня! Прости меня!
Во время этой пылкой сцены, Ивонна не тронулась с места, не произнесла ни слова. Она дрожала всем телом.
Вдруг сдавленный крик вырвался из ее уст… Она встала, нагнулась над распростертым человеком, над поверженным колоссом. Своими дрожащими ручками, горящими в лихорадке, она прикоснулась к его челу, подняла его голову…
Перед Ксаверией, улыбавшейся загадочной улыбкой, глаза Коиноса и Ивонны встретились и проникли глубоко в бездну…
И странным голосом, таким глубоким, какого у нее еще никто не слышал, Ивонна просто сказала:
— Поди ко мне, Коинос…
Он встал… Обеими руками она повисла на шее у него, вся прижалась к нему и с какой-то безумной настойчивостью сказала:
— Унеси меня!
Он схватил ее, поднял, как ребенка, прижал к своей широкой груди…
Глубоко задумавшись, не улыбаясь более, Ксаверия осталась одна…
V
Сэнт-Клер, Коинос, Оксус
Была глубокая ночь, когда на террасе дома Коиноса из отверстия лестницы появился человек.
Он сделал несколько шагов по гладкому цементу террасы; потом с глубоким вздохом он мягко опустился и лег на спину, положив голову на скрещенные руки… Он смотрел вверх, теряясь взором в небе, где две луны, освещающие Марс, находились в эту минуту на противоположных краях горизонта…
Часто вздыхал этот человек, часто губы его шептали что-то неясное…
Это был Коинос… Он пришел мечтать здесь, в то время как Ксаверия одна в своей комнате была погружена в думы, а Ивонна спала,
Коинос, уста которого горели еще от безумных поцелуев Ивонны, отчаянно старался заглушить в себе мысль о недоступной Ксаверии… Страсть заставляет иногда человеческую судьбу описывать страшные зигзаги!
Коинос мечтал.
И вот внезапно черная точка, как птица на быстром лету, привлекла его взоры, терявшиеся в бесконечности звездной ночи.
— Альфа, — сказал он себе.
Он быстро встал.
Птица была не более как в ста метрах высоты, огромная, с повисшими крыльями.
— Что такое с ним? — подумал Коинос.
И в самом деле, механическая птица, казалось, обезумела. Она кружилась на одном месте, то удалялась, то снова приближалась. По-видимому, авиатор, введенный чем-нибудь в заблуждение, искал пункта для аттерисажа.
— Он должно быть заснул, — сказал себе Коинос, — и теперь не узнает ничего… Может быть Альфа боится, что тут кто-нибудь другой из XV-ти… На такой высоте он не может различить мое лицо…
И сдержанным, но ясным голосом Коинос закричал:
— Го-гоп!.. Альфа!.. Го-гоп!
— Го-гоп! — отвечал с высоты сдавленный голос.
Через минуту авион тихо спустился на террасу.
Человек соскочил с сиденья, шагнул вперед, остановился и тихо сказал:
— Коинос!
— Никталоп! — воскликнул предводитель.
И на минуту он остолбенел от изумления.
Но потом присутствие духа сразу вернулось к нему.
— А Альфа?
— В плену у моих спутников.
— Вы самый восхитительный противник.
Вдруг одним и тем же непроизвольным движением, они протянули друг другу руки, и каждый почувствовал, что рука другого дрожала.
И в голосе Сэнт-Клера чувствовалось волнение, когда он сказал:
— Благодарю вас, Коинос!
— Нет, не благодарите меня, — пробормотал начальник XV-ти. — Не произносите ее имени… Она там… Пойдемте!..
Он побежал и исчез в черном отверстии лестницы. Никталоп последовал за ним.
Вдруг открылась дверь и Сэнт-Клер не видел больше плеч и затылка… Блеск электричества в великолепной комнате поразил его взор; глухой голос проговорил:
— Вот она!.. Войдите! Будьте счастливы!
И Сэнт-Клер, сильнее взволнованный, чем когда бы то ни было за всю свою полную приключений жизнь, Сэнт-Клер очутился перед молодой девушкой, которая при виде его, испустив громкий крик, упала полумертвая на глубокий диван, на котором сидела…
И оба любовника — потому что это слово подходило к ним, конечно — оба любовника, забыв все, забыв далекую землю, окружающую их среду, прошедшие и будущие опасности, убаюкивали себя в объятиях друг друга безумными словами и поцелуями… И ни тот, ни другая не сознавали, какое безумие было в этот момент думать только о любви. Каждый из них предавался той сладости, которую никогда не знали ни Никталоп, ни Ксаверия…