Тайна золотого обоза
Шрифт:
В ответ на это его собеседница сердито рассмеялась, утвердительно качая головой.
– Было дело!.. Только я на него быстро управу нашла. Взяла вон ту сковороду и спросила: «Тебя, Аркаша, как? В лоб или по лбу?» Он сразу на попятный. Больше и не заикался. Пожрать он любил вкусно, а так, как я готовлю, у прежних кухарок не получалось. Так что со мной он считался. А с остальными… Даже и не разговаривал!
На вопрос Гурова, кто же, по ее мнению, мог бы иметь настроение расквитаться с Мартыняхиным, она, не задумываясь, ответила:
– Шурочкин Вольдемар, например… Ну-у, сын Аркашкин от первой жены. Характером весь в папу – отпетый бабник, жадный до денег и очень мстительный. Я
В общем русле разговора, отойдя от темы кончины Мартыняхина, Мария «выдала характеристики» и на его соседей.
– …А что удивляться Аркашке? Он тут один, что ль, такой? У-у-у!.. Да тут, почитай, все с болячкой на полголовы. А то и на всю голову. Вот дом справа от нас. Там живет крупный заводчик, какой-то Радбиров. Так у него те же выкрутасы, что и у нашего. Для него в жизни главное то же самое – деньги, бабы и еще выпивка. Аркашка хоть и пил, но меру знал. А этот хлещет напропалую. У Радбирова семь горничных. На каждый день недели отдельная. Ну, понятно, для чего они ему. У него семья, жена и трое пацанов. А ему это все до фонаря. Напьется, разгонит семью и прислугу, и давай по всем комнатам с горничной кувыркаться… Содом и Гоморра! Хотя бывает и похуже…
– Да куда уж хуже! – Лев сокрушенно отмахнулся.
– Быва-а-а-ет, Лев Иванович! Ой, бывает! – чуть склонившись в его сторону, приглушенным голосом заговорила повариха. – Дома через два от нас на соседней улице живет какой-то Басмач. Только я думаю, это не фамилия, а кличка уголовная. Мне говорили, что он Главарь кладбищенской мафии по всей этой округе. Живет один, без семьи. Прислуга – одни мужики. Говорят, уж очень всяких таких пухлявеньких он привечает. И очень ему нравится смотреть на видео с похоронами, когда хоронят молодых красивых девчонок, – аж млеет от удовольствия. Но еще больше он любит видео, где извращенцы развлекаются с телами умерших… Господи, прости! – Она размашисто перекрестилась.
Слушая ее, Гуров не мог внутренне не содрогнуться – и в самом деле, это выходило за грань не то что патологии души, а за грань того, где человеческой душе уже вообще нет места.
– Знаете, Лев Иванович, здесь само по себе место очень черное. Я не знаю, что тут могло быть раньше, но селиться тут нормальному человеку никак нельзя.
По ее словам, в доме Мартыняхиных она работает уже около двенадцати лет. И все эти годы, еженедельно, у себя дома она идет в местную церковь, где просит всех святых оградить ее от здешней дьявольщины. Только этим, по мнению Марии, она и спасается. Давно бы уже ушла в другое место, да учатся дети, денег на это требуется много.
– …Мне бы еще пару лет продержаться. И – все! Сразу же уйду. Тонька, хозяйка, вон тоже подумывает о том, чтобы отсюда свалить. Она и детей-то тут старается держать поменьше. А знаете, что мне думается? Это все не случайно. Наверное САМ, – женщина указала взглядом куда-то вверх, – так решил, чтобы здесь, в черном месте, собрались все самые черные люди. Вы заметили? Здесь красиво, здесь порядок. А ощущение такое, будто ты не в поселке, где живут люди, а на кладбище!..
Припомнила Мария и один необычный случай, происшедший с Мартыняхиным. Было это около месяца назад. Она готовила обед, как вдруг к ней вбежала горничная Соня и сообщила, что с Аркадием творится что-то очень странное. Они поспешили наверх, и в гостиной повариха увидела хозяина дома, который, сидя в кресле и вперив в экран телевизора остекленевший взгляд, водил перед собой руками, издавая нескончаемое, бессмысленное: «Хи-хи-хи-хи-хи…» По телевизору в это время шла какая-то телепрограмма про моделирование ландшафтного дизайна.
Не страдая комплексом начальствопочитания и избытком сантиментов, Мария простецки хлопнула Мартыняхина по плечу и спросила, как бы между прочим:
– Аркаша, ты чего? Юмор по телику уже закончился!
Словно очнувшись от какого-то наваждения, тот некоторое время молча, с недоумением взирал на обеих женщин. Но потом, как видно, вспомнив, что с ним только что было, строго-настрого приказал об этом не рассказывать ни одной живой душе. Особенно Антонине. Мысленно проанализировав рассказанное, Гуров пришел к выводу, что это могло быть следствием действия какого-то препарата седативного или даже наркотического действия.
– Кстати, а каковы были взаимоотношения между Мартыняхиным и Соней? – поинтересовался он как бы между прочим. – Антонина сказала, что всех горничных, замеченных в интимных отношениях с ее мужем, она немедленно выгоняет. Соня, получается, не поддалась на его приставания?
В ответ его собеседница саркастически рассмеялась.
– Ну, вы шутник, Лев Иванович! Тоже мне скажете – «не поддалась»… Да она сама при первом удобном случае тащила его в спальню. О-о-о! Это такая штучка!.. Нет, нет, Сонечка не из скромняшек, она из зло… бучих. Вы же с ней уже собеседовали? Ну и что, не обратили внимания, как она вас глазами раздевала? Это тот самый «тихий омут», где чертей больше, чем у нее волос на… Гм-гм! Голове. Вот и Тонька купилась на ее потупленные глазки и невинное личико. Ага! Невинное! Сонечка мне как-то даже похвасталась, что здесь по дому специально ходит без трусов и в мини-юбке. Ну, чтобы почаще перед хозяином «светиться». Я давно уже догадывалась, что эта нимфоманка планы строит наполеоновские. По моему разумению, она собиралась выпихнуть отсюда Тоньку и выскочить за Аркашку.
– Считаете, шансы у нее были? – Лев вопросительно прищурился.
– Еще какие! – Мария покачала головой. – Уж не знаю, где ее этому обучали, но когда Тоньки дома не было, она Аркашку ублажала так, что по всему дому разносились ее охи и его кряхтение. Она у нас здесь с начала весны. А где-то с середины лета между Тонькой и Аркашкой то и дело возникали стычки. Ну, мое-то дело сторона, поэтому на Соньку я стучать не стала, однако Тоньку предупредила: смотри, твой на тебя начал поглядывать что-то уж слишком косо. Как бы не указал на порог! Ну, она баба неглупая, тон сразу сбавила. Вроде в доме стало спокойнее… А тут – видишь, чего стряслось? Лег спать и не проснулся. О как бывает! Знаете, Лев Иванович, мне почему-то думается, что никто его не убивал. Сам он по жизни такой надорвался. Вот и все!
…В это же самое время Станислав Крячко проводил «задушевные беседы» с охранником, дворником-садовником и хозяйским шофером. Совсем недавно заносчивый и гоношистый охранник, назвавшийся Эдиком, в момент растеряв весь свой гонор, заговорил услужливо и даже с нотками подобострастия. Он признался, что и в самом деле отбывал срок за угон автомобиля. Но с тех пор ничего подобного с ним больше не повторялось.
По словам Эдика, охранником у Мартыняхина он работает уже пятый год. Дежурит сутки – через двое. Есть еще два охранника, но они сейчас на выходных. За все время работы в этом доме ему только раз пришлось применить силу – когда обкурившийся гашишем сын какого-то крупного столичного чинуши, проживающего на соседней улице, перелез к ним во двор через ограждение. Эдик его скрутил и передал прибежавшему родителю. Чей именно это был сын, Эдик уточнять не стал, сославшись на то, что напрочь забыл.